Маленькая документальная повесть о большой науке (часть 1).

[Фёдор Менде]

Поймал себя на мысли, что при чтении всё вижу почти реально и переживаю как  происходящие сейчас события.

Если так, значит чувствуете, что пишу правду.

[Фёдор Менде]

Я сейчас задумался о сверхзадаче такого гаджета у человека. Понимая, что мысленное представление является видением параллельного мира, прихожу к мысли, что желание при этом изменить или завершить что-то к лучшему, каким-то образом влияет на параллельные реальности. А может и на нашу тоже. /Чисто логические как бы математические рассуждения и ничего более./

Естественно, мы живём в двух параллельных мирах. Один воображаемый, второй - реальный. Они тесно связаны и воображаемый мир нам диктует наши поступки в реальном мире.

[Фёдор Менде]

19. Что же дальше?

Экзамены за седьмой класс Фёдор сдал на отлично и получил похвальную грамоту. Все предметы, за исключением русского языка, он действительно знал на отлично, за исключением русского языка. И он понимал, что это сделано в какой-то мере в знак признания того, что всего за один год он из посредственного ученика превратился почти в отличника.
Впереди было лето, речка, рыбалка, радиолюбительство, авиамоделизм, но мечта, которая теперь не покидала его, был мотор к лодке. Такой мотор был всего у одного рыбака на всю Двуречную. Он цеплялся к одному из бортов, и хоть лодка двигалась не очень быстро, но все-таки это было не весло.
По физике в седьмом классе проходили принцип работы четырехтактного двигателя внутреннего сгорания, и Фёдор решил сделать двигатель сам. Но для двигателя, в первую очередь, нужен цилиндр. Вскоре он нашел втулку от старого колеса сеялки и решил, что из нее можно сделать цилиндр, втулка была массивная и длинная. Нужно было ее распилить  на две части. Фёдор наладил ножовку, закрепил втулку в тиски и начал пилить. Подошел отец.
- Ты что это пилишь?
Фёдор подробно рассказал отцу о своем проекте. Тот внимательно выслушал, и как-то хитровато улыбнувшись, сказал:
- Ну что ж, попробуй.
Конечно, из этой затеи ничего не вышло, хотя сил на ее осуществление было потрачено немало. И когда Фёдор уже стал взрослым, он часто думал, почему отец ему прямо не сказал, что его затея просто абсурдна при том уровне технических возможностей и знаний, которые были у него. Ведь для отца это было, конечно, очевидным. Но уже позже, когда он сам стал и крупным специалистом и руководителем, он начал хорошо понимать, что на чужих ошибках мало кто учится, а вот на своих –  все.
      У родителей по-прежнему не было работы, заработанные за время зимней командировки деньги, заканчивались. Нужно было что-то предпринимать. Начиналась хрущевская оттепель, это чувствовалось во всем. Можно было свободно рассказывать анекдоты, и за это уже никого не сажали. Девиз «Догоним и перегоним Америку по производству мяса и молока на душу населения!» хоть и воспринимали с некоторым юмором, но люди были приучены верить пропаганде и многие это воспринимали всерьез. Повсеместно строились целые животноводческие комплексы, поля засеивались кукурузой на силос. «Ну, хоть не перегоним, так хоть догоним, и то хорошо». Сельские жители могли получать паспорта, и этим практически заканчивалось советское крепостное право.
Однажды отец пришел домой и с восторгом показал Фёдору небольшую книжонку, на ней было написано «Кибернетика», автором ее был Норберт Винер.
- Что это за слово? - с удивлением спросил Фёдор.
- Это наука об управлении, и у нее громадное будущее, - ответил отец, - раньше эта наука была у нас практически запрещена и считалась лженаукой, впрочем, как и генетика. Надеюсь, тебе приходилось видеть в журналах карикатуры с изображением дерущихся роботов или «думающих» машин.
- Приходилось, особенно много их в «Огоньке», почти в каждом номере.
- Так вот за этими самыми роботами и думающими машинами и есть будущее  техники.
- А что машина действительно может думать как человек? -  удивился Фёдор.
- Ну не совсем как человек, но думать может.
- Да я никогда не поверю, что машина может думать, - опять засомневался Фёдор.
- Хорошо, если ты так возражаешь, тогда скажи мне, что означает слово «думать»?
Фёдор задумался.
- Думать это означает думать, - наконец изрек он.
- Ничего не скажешь, очень талантливый ответ. Прежде всего, если мы говорим о чем-то, то мы должны дать определение этому чему-то. Поэтому давай попытаемся определить, что мы понимаем под словом «думать», но для этого сначала давай несколько упростим задачу. Когда ты производишь сложение или вычитание, то ты определенно думаешь. Согласен?
- Да, вроде так, - согласился Фёдор.
- С другой стороны, если бы в твоей памяти ничего не было, например, если бы ты не знал, что такое цифры или числа так и думать было бы не о чем.
- Да, вроде так.
- Но знать и понимать, что такое числа еще недостаточно, чтобы произвести сложение или умножение, нужно еще знать правила, по которым производятся  данные операции. Согласен?
- Да
- Так вот, под простейшим понятием «думать» давай определим умение решать задачи, например, сложения и умножения, но как мы выяснили для этого нужна память и правила обращения с числами. Ты видел, как мы пользуемся арифмометром, да и сам умеешь на нем считать. Если хочешь, это и есть очень примитивная механическая думающая машина, потому что в память арифмометра мы вводим числа, а в самом арифмометре заложены правила их сложения, вычитания, умножения или деления, достаточно только правильно покрутить ручку.
Фёдор знал, что отец зря говорить не будет, но никак не мог понять, как это этот самый арифмометр думает.

[Фёдор Менде]

20. Переезд.

Но вскоре мысли о думающих машинах, которые еще несколько дней вертелись у него в голове, заслонили куда более прозаические дела. Он знал, что многие жители села, живущие недалеко от плавней, вяжут из мелкого камыша маты, которые в неограниченном количестве принимали в заготовительной конторе. Фёдор понимал, что это реальная возможность материально помочь семье и решил заняться этим делом. Каждое утро он уходил в плавни и косил там мелкий камыш. После того как камыш подсыхал, он приносил его домой, и когда он окончательно высыхал, вязал из него маты.
Однажды, придя домой, Фёдор увидел, что мать и отец что-то обсуждают.
- Фёдор, - сказала ему мать, - похоже, что у отца появилась возможность найти работу по специальности.
- И где же?
- При машинотракторных станциях по всей стране вводится должность землеустроителя. Представляешь, сколько землеустроителей нужно, чтобы заполнить эти вакансии.
- Но ведь райком партии постарается, чтобы отца в нашу МТС не взяли.
- Конечно, постарается, но ведь на нашей МТС свет клином не сошелся.
- А областное управление землеустройства?
- К этой должности оно никакого отношения не имеет.
- Так что же тогда думать, нужно искать подходящую МТС.
- Да, конечно, и желательно поближе к городу, ведь там Ирина, да и твое окончание школы не за горами.
Вскоре отец нашел работу. Это был небольшой районный центр недалеко от города, и назывался он Липцы. Те самые Липцы, через которые он проходил, когда шел за семьей в Золочев. В первом же письме, которое прислал отец, была интересная новость. Оказалось, что председатель районного исполнительного комитета в Чипцах тот самый Павел Петрович Токарь, который занимал ту же должность в Двуречной и который очень хорошо относился к отцу. Сына его Александра Фёдор хорошо знал, хотя он и был немного старше, в Двуречной они вместе занимались авиамоделизмом.
- Вот тебе и на, так значит, у меня в Липцах уже и 
друг есть!
- Выходит так.
Отец смог забрать семью из Двуречной только к концу учебного года, когда Фёдор заканчивал уже восьмой класс. Несколько недель они с матерью укладывали в ящики вещи и готовили к перевозке ульи. Наконец, все было готово и в канун первомайских праздников Фёдор вдруг увидел, как к дому подъезжают две грузовые машины, это был отец. Радости его не было предела, он очень любил отца и сильно за ним скучал. Радовались все и встрече и тому, что жизнь начала благосклоннее к ним относится.
Фёдор радовался и тому, что вскоре все они поедут на автомашинах так далеко, что будет жить на новом месте почти рядом с городом. Настроение было радостное и приподнятое. Но когда уже заканчивалась погрузка, погода испортилась, надвинулись тучи, и начал моросить дождь. Водители долго совещались - ехать или не ехать, но всем хотелось на майские праздники быть дома, и они, в конце концов, решили ехать. Машины тронулись и Фёдор вдруг почувствовал, что он покидает что-то такое родное, такое близкое и у него защемило на душе. Не будет старых школьных друзей. Машины поднимались вгору, вот уже и окраины Двуречной.
-  Остановите, пожалуйста, машину, - попросил 
он водителя.
С отцом они вышли из кабины, внизу как на ладони лежал Двуречная.
- Прощай, Родина!
Дождь усиливался, но водители, как ни в чем не бывало, уверенно вели машины.
- У нас водители закаленные ведь от Липец до города дорога грунтовая и ездить туда им приходиться  в любую погоду, так что это для них семечки.
Но дождь все усиливался и усиливался. Машины начали буксовать. Фёдор видел как машина, едущая перед ними ерзает по скользкой дороге, как заносит ее вправо и влево, как из-под колес летят комья грязи, но почему-то ему все это очень нравилось.
- Какая же это дорога без приключений? - думал он.
Но вдруг у впереди идущей машины что-то затрещало, и она остановилась. Водители вышли из кабин, дождь уже стих, но дорога была грязная и разбитая.
- Что случилось? - поинтересовался Фёдор.
- Водители говорят, что полетела планетарная шестерня в заднем мосту.
- А что это значит?
- Это значит, что машина дальше идти не может и нужен ремонт.
- А запасная шестерня есть.
- В том то и дело, что нет, но если бы даже и была, то ее установка на место в полевых условиях невозможна.
- Что же делать?
- Сейчас посовещаемся и решим.
Совещание было недолгим. Водители поставили машину на донкрат, разобрали задний мост и сняли неисправный узел.
Мать с  водителем неисправной машины остались в поле ночевать, а Фёдор с отцом на исправной поехали дальше. К вечеру они уже подъезжали к месту назначения. В Липцах Фёдора поразило многое: ширина центральной улицы, обустроеность села. Ни одного дома под соломенной крышей, в то время, как в Двуречной их было большинство. А главное клуб! Громадное здание с колонами в фойе, просторный зрительный зал с пронумерованными местами просто поразили его. Ни в какое сравнение этот клуб с Двуречанским не шел. Школа тоже была очень красивой, и Фёдору предстояло в ней учиться.

[Фёдор Менде]

21. Новая школа.

 Но придя на первое занятие, Фёдор почувствовал себя как-то неуютно, не было вокруг знакомых лиц соучеников и учителей, все было чужое.
Экзамены были на носу, до их начала оставалось две недели. Но даже за эти две недели Фёдор почувствовал, что подготовка учеников в новой школе, по крайней мере, по физике, математике и химии хуже, чем у его сверстников в Двуречанской школе..
Все эти впечатления не заставили себя долго ждать, все экзамены Фёдор сдал на отлично, а по русскому сочинению получил двойку. Пришлось все лето ходить на дополнительные занятия по русскому языку. Но он тогда еще не понимал, что строгий учитель это большое благо, потому что в жизни нужны не приятные воспоминания, а знания. Учительницу русского языка он, естественно, невзлюбил.
Совсем рядом с Лпцами было небольшое село Варошиловка, там было русскоязычное население и русскоязычная школа. Получив на переэкзаменовке тройку, Фёдор дома заявил, что больше в Липецкую школу не пойдет, а будет переходить в Варошиловскую школу. Родители отговаривать его не стали, и он отнес свои документы туда. Но каково же было его удивление, когда придя в девятый класс, он узнал, что русский язык в его классе преподает ни кто иной, как дочь той самой строгой учительницы Губа Мария Алексеевна, от которой он ушел. Более того, она была еще и классным руководителем, и оказалось, что она еще строже своей матери. Но отступать было некуда. Языки всегда давались Фёдору плохо, скорее всего потому, что он их не любил. Но с какой благодарностью, будучи уже взрослым человеком, он всегда вспоминал свою классную руководительницу, прежде всего за то, что она сделала из него грамотного человека, научила его не только грамотности, но и любить русский язык.
Навыки и знания в области радиолюбительства скоро пригодились. Учителем физики был Александр Иванович Самков, и Фёдор с ним быстро подружился, по этому предмету он был первым учеником в классе. Вскоре они вместе организовали радиокружок, а еще через некоторое время решили своими силами сделать школьный радиоузел.
 Но однажды Александр Иванович буквально поразил его воображение, да и не только его. В школе, естественно, как и во всех других школах была перекладина и на переменах мальчишки, в том числе и Фёдор, конечно, упражнялись на ней. Но все школьники на перекладине умели делать только простейшие упражнения. И вот однажды, на большой перемене, когда около перекладины стояли мальчишки, подошел Александр Иванович. По всему было видно, что спорт для него не в новинку, он был коренаст, плотно сложен и бицепсы на его руках так и играли.
- Чем занимаетесь? - спросил он.
- Да вот тренируемся, - ответил кто-то.
- А можно мне попробовать? - весело спросил учитель физики.
Он подпрыгнул, схватился за перекладину и одним махом оказался на ней. Сделав мощную отмашку назад, он вытянул руки и начал крутить солнце. Изумленные мальчишки,  не шевелясь, стояли у перекладины. Сделав десяток оборотов, Александр Иванович ловко спрыгнул на землю.
- Ну что, ребята, если хотите, буду вас учить не только физике.
Захотели, конечно, все. Крутить большие обороты или, как их называли солнце, вещь не простая, и, чтобы научиться это делать, нужно много тренироваться. Чтобы хорошо работать на перекладине нужно не только желание и упорство, конечно, очень желательно иметь еще и определенные физические данные. Именно все это оказалось и у Фёдора и у Анатолия Мудрова, его одноклассника. Часто до крови натертые, а иногда и сорванные, очень плохо зарастающие мозоли на руках, постоянная боль в мышцах, ничто не могло остановить.  Если другие мало помалу начали выпадать из обоймы, то Анатолий и Фёдор тренировались сколько хватало сил. Однажды Александр Иванович, посмотрев на то, как они на перекладине делают упражнения, сказал:
- Скоро, ребята, будете крутить большие обороты, главное первый раз перевалить через перекладину, хоть даже на согнутых руках. Все зависит от того, насколько сильный мах назад может сделать спортсмен.
Вот этот мах Анатолий делал лучше Фёдора. На одной из перемен Анатолий начал упражнения первым. Он долго примерялся, и вдруг  сделал такую отмашку назад, что почти стал на перекладине на вытянутых руках. Именно такую отмашку делал всегда Александр Иванович, когда начинал крутить большие обороты.
- Ну, давай! - закричал Александр Иванович.
Тело Анатолия как пушинка понеслось вниз. На вытянутых руках он достиг верхнего положения и буквально в этом положении почти остановился. Еще мгновение и тело Анатолия опять понеслось вниз, но второй оборот он сделать не решился. Еще несколько недель понадобилось Фёдору, чтобы догнать Анатолия, но к концу девятого класса они уже оба отлично крутили солнце. Примерно к этому же сроку был готов и школьный радиоузел.
- Внимание, внимание говорит школьный радиоузел Варошиловской средней школы! - начал первую передачу Фёдор.

[Фёдор Менде]

22. Мисевра

Дома своего у семьи не было, и они жили на квартире. Первую квартиру они снимали у некоего Алексея Петровича Мисевры. Сам он был осужден в свое время по политической статье якобы за то, что агитировал не покупать облигации. После отбывания срока ему было запрещено жить в Харькове, и поэтому он жил в Липцах. В городе у него был собственный дом и там жила его законная жена, которую он довольно часто навещал. В Липцах у него тоже был собственный дом, в котором он жил вместе с незаконной женой, которую звали Кузьминична. Кузьминична работала продавцом в ларьке, и когда она приходила с работы, Алексей Петрович ее сразу же спрашивал:
- А кто тебя сегодня провожал с работы?
- Алешенька, да никто меня не провожал.
- А я точно знаю, что провожал.
- Я тебе клянусь, никто меня не провожал.
Эти разговоры по поводу провожатых длились иногда часами, и так каждый день.
У Алексея Петровича была тихо помешанная двоюродная сестра, которая иногда приезжала к нему погостить. То, что она тихо помешанная знали все. В момент приступа ей начинало казаться, что с потолка льется кровь Христа. Тогда Алексей Петрович начинал ей читать проповедь. Начинал он вполне благопристойно рассказывать, а в бога он и сам верил. Он начинал объяснять сестре, что Иисус  все видит и все знает, что он добрый, что никакая кровь с потолка не течет. После такой проповеди сестра начинала заходиться еще сильнее. Тогда Алексей Петрович начинал прибегать к более внушительным формам убеждения.
- Ах, ты, старая курва, ты что не понимаешь, что Христос все видит, все знает, всем помогает.
- Кровь, кровь течет, - еще сильнее плакала сестра.
-Распро… твою мать, да тебе что повылазило, что ли, старая сука, ты что не понимаешь, и т.д. и т.п.
Тут Алексей Петрович совсем выходил из себя, и семиэтажные выражения разносились на всю улицу. До этого Фёдор ничего подобного не слыхал, и ему становилось  непосебе.
Но кроме недостатков у Алексея Петровича были и хорошие качества. Он был прекрасным специалистом-механиком, у него была прекрасная мастерская. Такого обилия разнообразных инструментов Фёдор никогда не видел. В мастерской был даже свой горн, в котором можно было калить и нагревать различные заготовки.
Алексей Петрович нигде не работал, а зарабатывал тем, что покупал старые швейные машины, ремонтировал их, а затем продавал. Ремонтировал он также музыкальные инструменты  и вообще все, что ему приносили на ремонт. Сам он был общительным человеком и охотно делился с Фёдором своими навыками в слесарном деле. Но Алексей Петрович был не только прекрасным специалистом, но и в какой-то мере новатором, не лишенным, как все новаторы, некоторых чудачеств.
Он держал кролей, а за травой для них нужно было ездить достаточно далеко. Он соорудил тачку на велосипедных колесах, цеплял их к своему велосипеду, на тачку сажал свою Кузьминичну, которая весила килограммов за сто, и они ехали за травой. Но еще более впечатляющее зрелище открывалось, когда они возвращались обратно. На копне травы сидела Кузьминична, а Алексей Петрович,  обливаясь потом, крутил педали. Конечно, в селе такие его действия вызывали различные пересуды, но на это он никакого внимания не обращал.
Ульи, которые родители Фёдора привезли из Двуречной, стояли рядом с домом, и Алексей Петрович все время присматривался к пчеловодному делу. Фёдор тоже умел ухаживать за пчелами и рассказывал ему, как это делается. По всему было видно, что Алексей Петрович присматривается к пчелам не зря. Однажды он прибежал домой запыхавшись, и закричал:
- Фёдор, в лесопосадке около леса сел рой, поехали его поймаем.
- А далеко это?
- Да километров пять, но это на горе. Я там вокруг уже все кусты вырубил. Поехали.
Фёдор отказать Алексею Петровичу не мог и согласился.
- Но нам нужно взять с собой роевницу.
- Бери и поехали. Садись с ней на багажник.
Фёдор сел на багажник велосипеда. Без всяких передышек, не вставая с велосипеда, Алексей Петрович выехал на гору, и через пол часа они были уже на месте. На несколько метров вокруг того места, где сидел рой, кустарник был вырублен, но  роя уже не было.
- Не нужно было рубить кусты, рой испугался и улетел.
Хоть рой тогда они и не поймали, но с тех пор Алексей Петрович стал заядлым пчеловодом и завел себе пасеку.
Фёдор никогда не видел и не слышал, как работают часы с боем. Но однажды он услышал очень мелодичные звуки боя часов.
- Что это? - спросил он у Алексея Петровича.
- Красил крышу одной женщине, так она со мной за это часами расплатилась.
С тех пор слышно было, как каждый час часы мелодично  отбивали время.
Мог ли подумать тогда Фёдор, что долгие годы эти самые часы висели над кроватью его будущей любимой Галины, его друга и соратника, его будущей жены. Похоже, что с мелодичного боя этих часов и началась их дружба, и этот мелодичный бой и был их собственной жизнью, хотя, конечно, мелодичность эта иногда и нарушалась жизненными неурядицами, которых в их жизни было предостаточно.

[Фёдор Менде]

23. Светильник.

Вскоре родители поменяли место жительства. Они сняли квартиру недалеко от речки, а такая, хоть и маленькая, все-таки в Липцах была. Отец решил строить собственный дом и, конечно, выбрал себе участок недалеко от реки.
Одной из определяющих черт характера Федора Петровича была чрезвычайная аккуратность. Все он делал очень аккуратно и тщательно. Но такой подход приводил к тому, что начатое дело он делал чрезвычайно долго, и поэтому был человеком очень непрактичным. Если добавить к этому, что он был безукоризненно честным человеком, то можно представить, чем стало строительство дома для их семьи.
Купленный кирпич и пиломатериалы лежали нереализованными годами и их разворовывали. Отец работал землеустроителем в МТС, а мать преподавала в вечерней школе математику. Но денег, конечно, всегда не хватало. Жили плохо, одевали Фёдора хуже всех в классе. Ходил он в школу в бурках и его мечтой былди солдатские сапоги. Отец всегда и всецело был занят работой, и на домашние дела у него времени не хватало. Как-то в разговоре с отцом, Фёдор сказал ему:
- Ты, знаешь, люди говорят, что мы не умеем жить.
Отец строго посмотрел на Фёдора и спросил:
- Ты что предлагаешь мне воровать?
После этого Фёдор больше никогда на эту тему  с отцом не разговаривал, но себе пообещал, что, когда вырастит, то в его поле зрения, в первую очередь, будет семья и его близкие, а все остальное будет только средством для того, чтобы его близкие ни в чем не нуждались. И еще Фёдор твердо решил, что мужик должен быть мужиком и что не чуждо мужику выпить и рюмку водки, и побуянить и подраться.
На улице, где жила семья , жил еще один совсем уж обездоленный парень такого же возраста как он. Звали его Иван-Дрантё, ходил он всегда оборванный. Отца у него не было, мать пила. И этот самый Дрантё очень привязался к нему. Все его как-то сторонились, но родители Фёдора, да и он сам относились к нему очень доброжелательно, и Иван это чувствовал.
С электроснабжением в те времена было очень плохо. Электроэнергию включали только вечером, и то напряжение было такое, что лампочка еле горела. Случалось, что электричество и вечером не включали. Видя, как ярко горит у сварщиков пламя ацетиленовой горелки, Фёдор задался целью сделать ацетиленовый светильник, тем более что в МТС всегда можно было достать карбид. Он попросил об этом отца, и тот принес ему  карбид. Запах, конечно, у карбида не из приятных. Он достал консервную банку, проколол в ее дне отверстие, налил в тарелку воду, бросил туда карбид и накрыл банкой. Светильник был готов. Фёдор понимал, что теперь и запаха не будет, и выходящий из отверстия в дне банки ацетилен будет гореть ярким пламенем. Он зажег спичку и поднес к отверстию. То, что произошло дальше, превзошло все его ожидания. Раздался громкий взрыв, банка взлетела вверх, вкровь разбив пальцы, вода с карбидом разбрызгалась по всей комнате.
- Ну и дурак же я, ведь в банке то гремучая смесь образовалась, вот и рвануло.
Когда на следующий день к нему пришел Иван, Фёдор предложил:
- Иван, около нашего дома завтра бабы на базар будут идти, давай их напугаем.
На том и порешили. Но была одна проблема, которую нужно было решить. Как незаметно взорвать банку было неясно, не было бикфордова шнура, да и если бы и был, то горит он так, что сразу его можно заметить. Начали экспериментировать. Попробовали суровую нитку намочить бензином, но пламя по ней двигалось слишком быстро. В конце концов, оказалось, что наиболее подходящей смесью является бензин, керосин и воск. Смешивая их в разных пропорциях, можно было добиться разной скорости горения нити. Большого труда не составило подсчитать необходимую длину нити и время ее поджога с учетом средней скорости ходьбы баб. Чтобы взрыв был посильнее, нашли большую жестяную банку из-под халвы.
Посреди дороги, напротив дома, где жил Фёдор, была громадная лужа. Найдя длинную хворостину, они подвесили к ней нитку и на рогульках положили над лужей. Затем бросили в лужу карбид и начали ждать. Вскоре в начале улицы появилось несколько женщин. Фёдор быстро поставил банку на то место, где из воды выходили пузырьки ацетилена, а Иван поджег нить. Сами они спрятались за забор и начали в щель смотреть на дорогу.

[Фёдор Менде]

 Нить горела слабым, еле заметным пламенем, которое медленно ползло по ней. Бабы приближались, и едва они миновали лужу, раздался страшный взрыв, как будто на улице взорвалась бомба. Грязью из лужи облило баб, и они от страха поприседали. Одна из них уронила бидон с молоком. Еще больше они испугались, когда банка с большой высоты опять шлепнулась в лужу. Бабы похватали свои корзинки и побежали в сторону базара. Фёдор и Иван тоже насмерть перепугались и по-пластунски поползли через двор в огород. Просидели они там минут двадцать, и тут Фёдор понял, что банка из-под халвы и хворостина, лежащие в луже, являются вещественными доказательствами. Подойдя к калитке, он выглянул на улицу. Там никого не было. Он быстро забрал банку и хворостину и вытащил рогульки.
- Ну, Иван, если узнают, что это наша работа, мы пропали, так что держи язык за зубами.
То, что это была их работа, так никто и не узнал, но на улице все начали говорить, что в луже взорвалась граната, и что баб чуть не поубивало.
После этого случая Фёдор зарубил себе на носу, что всяким шуткам должен быть предел, а то и за решетку можно угодить.

[Фёдор Менде]

24. Сноав переправа!

Речушка в Чипцах была небольшая и лодок там ни у кого не было, потому что плавать на лодке было практически некуда. Но вот в половодье река сильно разливалась, по ней шел лед, как по большой реке, и жители иногда  со страхом смотрели, как Фёдор вместе с Иваном плавают по ней на лодке среди плывущих  льдин.
Сразу после половодья в сеть очень хорошо ловилась щука, и вместе с Иваном они постоянно ездили рыбачить. Вообще-то это занятие было небезопасное. Воды было еще достаточно много, и на самой реке было быстрое течение, рыболовы были обычно одеты в фуфайки и в резиновые сапоги. При этом боевую сеть нужно было расставить вдоль прибрежных кустов или камышей, а затем выбрать ее и так несколько раз. Но у Фёдора был большой опыт, и они никогда не переворачивались. Для него все-таки эта река по сравнению с Осколом была большой лужей.
Но однажды, все-таки, ему пришлось продемонстрировать всем Липцам, что он не даром вырос на большой реке. Случилось так, что мост, соединяющий центральную часть Липец с тем местом, где была расположена МТС, на зиму разобрали и начали строить новый мост.
Зима выдалась очень теплая и в феврале месяце после сильного дождя река совершенно неожиданно разлилась. Утром еще как-то можно было перебраться с одного берега на другой, а уже к обеду началось настоящее половодье. Отец на обед пришел домой.
-  Ты знаешь, сын, одна из наших сотрудниц с трудом сегодня попала на работу, а на той стороне у нее остались дети, домой попасть некак - река разлилась. Может как-то поможем?
-  Нет вопросов, что ты не знаешь, что наша лодка все умеет.
-  Тогда я после обеда возьму машину в МТС, отвезем лодку к мосту, и ты ее перевезешь. Согласен?
- Конечно!
Пришла машина, лодку погрузили, Фёдор  сел в кабину. Но когда приехали к мосту оказалось, что с обеих сторон моста стоит уйма народу. В такую ситуацию, как сослуживица отца, попали многие. Лодку спустили на воду. Все с недоумением смотрели на происходящее.
-  Не боитесь? - спросил он у женщины.
По лицу было видно, что она боялась. Течение было сильное, по реке плыли отдельные льдины.
-  Не бойтесь, все будет в порядке, главное сидите спокойно и не шатайте лодку.
Фёдор посадил женщину на корму, сам сел на нос.
- Будем плыть задом на перед, - пояснил он, - так как вы тяжелее меня.
Он столкнул лодку с берега, сел в нее и взял весло.
На обоих берегах воцарилось молчание, слышно было только, как под мостом  шумит вода. Места для особого маневра не было. Сразу справа было здание комунхоза, а на другой стороне  в воде, правее моста, росло много деревьев, так что плыть нужно было совсем невдалеке от моста, на бурном течении. Фёдор прекрасно знал, что нужно в этом случае делать. Но, как только он вырулил на быстрое течение, на противоположной стороне моста из толпы выскочил мужик и неистовым голосом закричал:
- Куди ж ти їдеш, сукин  син, ти ж її втопиш!
Начали кричать и другие. Но Фёдор, не обращая внимания на крики, спокойно дела свое дело. На попутчице не было лица. Не прошло и пяти минут, как он был уже на другой стороне. Женщину и его окружили.
- І мене, і мене, - упрашивали Фёдора.
Несколько часов подряд лодка курсировала взад - вперед.
Хлопець, а чого ти грошей за переправу не береш? - спросил один из пассажиров.
Фёдор посмотрел на него и коротко ответил:
- Не приучен!
Мозоли на руках начали лопаться.
- Не могу больше! - наконец сказал он.
- Та ми самі, чи й не хитрість, - съязвил кто-то из желающих переправиться.
- Держите! - сказал Фёдор и подал весло.
Два мужика бодро сели в лодку. Сразу было видно, что далеко они не уплывут, но доказывать им это было бесполезно. Фёдор только сказал:
- Я бы на вашем месте не плыл.
- Та бачили ми таких! - опять съязвил один из них.
Не доплыв до середины реки лодка перевернулась и оба мужика, бросив ее, вплавь с трудом добрались до противоположного берега. Лодка же поплыла по течению. Только на следующий день ее с трудом удалось выловить далеко внизу по течению.

[Фёдор Менде]

25. Грузчики.
       
         Все радиолюбители – фанатики. Радиодетали для них дороже всяких денег, и Фёдор по крупицам собирал детали для своего супергетеродинного приемника. Мать пообещала:
- Закончишь девятый класс с похвальной грамотой – дам 100 рублей на радиодетали.
К концу девятого класса приемник был почти готов, но не хватало радиоламп и динамика. За девятый класс похвальную грамоту Фёдор не получил, опять подвело русское сочинение, по которому он получил четверку. Конечно, за девятый класс он сделал громадный шаг вперед по русскому правописанию, но понимал, что четверку получил заслуженно и на Марию Алексеевну не обижался.
Впереди было целое лето. Хотелось закончить приемник, но денег не было. Однажды, придя с работы, отец сказал:
- У нас в МТС начинается крупное строительство, нужны грузчики на автомашину, не хочешь поработать?
- Хочу, - не очень раздумывая, ответил Фёдор, - а можно и Ивана туда устроить?
- Думаю, что можно.
Через два дня он на грузовике вместе с Иваном уже ехал в город за кирпичом. Ездили они каждый день, и вот тут Фёдор и начал понимать почем она копеечка. Работа была очень тяжелая. На заводе каталей (так называли рабочих, которые на тачках вывозили кирпич из печей) не хватало и горячий кирпич приходилось выгружать прямо из печи. Опыта не было. Тачку с кирпичом из печи нужно было везти по узкой стальной ленте, и если колесо соскакивало, то ее приходилось разгружать, а потом опять загружать. Приходя домой вечером, Фёдор буквально падал, а с рассветом опять нужно было ехать, чтобы во время занять очередь на кирпичном заводе. Но постепенно в работу и он, и Иван начали втягиваться. Шоферы их любили и всегда просили именно их на свой рейс.
Фёдора больше всего удивляло то, что грузчикам платили не только за погрузку, но и за километраж. Значит, чем дальше едешь, тем больше получишь. И особенно они любили ездить за известью. Известковые заводы, где из мела путем отжига в специальных печах делали негашеную известь, были в другом районе, и туда ехать было далеко. Более того, сама погрузка была очень простой. Под печь, очень похожую на доменную, только меньших размеров, подгоняли машину, затем открывали створки, и куски извести падали в кузов. Вот и вся погрузка. Единственным неприятным обстоятельством было то, что на обратном пути кому-то приходилось ехать в кузове, а известь сильно пылила от чего потом очень сильно слезились глаза. Ездили с Иваном в кузове по очереди.
Конечно, пацаны есть пацаны, и им очень хотелось когда-нибудь попробовать хоть немного поводить машину. Когда водителей не было, они садились в кабину, включали первую скорость и нажимали на стартёр, машина медленно начинала двигаться, и это доставляло им море удовольствия. Однажды это заметил водитель.
- Хлопці, цього не робіть, бо аккумулятор посадите.
Фёдор и сам прекрасно понимал, что для аккумулятора эта процедура не подарок, и после замечания водителя они больше этого не делали. Но однажды случилось непредвиденное. После того, как они привезли и разгрузили очередную партию извести, водитель сказал, что отлучится на пол часа и что затем они еще должны куда-то ехать. Фёдор уже прекрасно знал, как заводится машина и как включаются скорости и как пользоваться сцеплением.
Посидев немного в кабине, он предложил Ивану:
- Давай попробуем поездить.
- Давай.
Фёдор сел за руль, отжал сцепление, завел машину и включил первую скорость. Не учел он только одно обстоятельство. Машина стояла таким образом, что ее передние колеса были сильно вывернуты и смотрели прямо на кучу извести. Он нажал на газ и отпустил сцепление. К его недоумению машина как сумасшедшая устремилась прямо на известковую кучу. И в этот же момент Фёдор с ужасом увидел, что с пола кабины клубами повалил белый дым. Он испугался и еще сильнее нажал на газ. Машина уткнулась носом в известковую кучу и заглохла. Чихая и кашляя, они вылезли из кабины. Оказалось, что это был не дым, а известковая пыль, которую вентилятор радиатора разогнал по всему мотору и кабине.
Подошел шофер и ахнул.
- Що ж ви хлопці наробили! - и добродушно добавил:
- Тепер самі машину мить будете.
- Вот спасибо вам, только и сказал Фёдор.
Заканчивалось лето. он окреп и возмужал. На перекладине он мог спокойно делать 20-30 оборотов. Мышцы становились все тверже и крепче.
Он стал вынослив как хороший грузчик. Однажды отец пришел домой и сказал:
- Я разговаривал в отделе кадров, обещали выдать тебе трудовую книжку.
За лето Фёдор прилично заработал. Купил все недостающие для приемника детали, а остальные деньги отдал матери.
В трудовой книжке, которую он получил, красовалась запись:
«Зачислен на строительство МТС грузчиком на машину».

[Фёдор Менде]

26. Друг Виктор.

Начался новый учебный год, решающий 10-й кдасс. Фёдор как прежде ходил в школу, учился он хорошо, дружил с учителем физики, занимался на перекладине, заканчивал сборку и настройку приемника. Когда приемник был закончен и настроен, он натянул во дворе антену. С замиранием сердца  включил тумблер и повернул ручку настройки. И вдруг по всей комнате разнеслась песня «Широка страна моя родная…». Он продолжал крутить ручку настройки.
- Сколько же станций он берет?
Включил коротковолновой диапазон. В динамике раздался рев.
- Глушитель? - подумал он и немного повернул ручку настройки, сквозь шум глушителя Фёдор отчетливо услышал: «Вы слушаете голос Америки из Вашингтона».
Трудно было поверить, но приемник прекрасно работал на всех диапазонах и принимал множество станций. Можно было, хотя и с сильными помехами, слушать и голос Америки и радиостанцию Свобода, Би-би-си.
Как-то раз мать сказала ему:
- А ты знаешь? Недалеко от нас живет мальчик, который тоже учиться в десятом классе, но ходит в Липецкую школу. Говорят он очень хороший мальчишка. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
- С удовольствием, - ответил Фёдор.
В школу он ходил в другое село, и по этой причине в Липцах у него друзей не было.
Парня звали Виктор, он был худощав с добрым улыбающимся лицом.
- Знаешь, Виктор, я ведь радиолюбитель, - похвастался Фёдор, ¾ хочешь, покажу приемник, который я сам сделал.
Он повел Виктора в комнату и включил приемник. В то время даже приемник в селе был в диковину. У Виктора загорелсь глаза.
- А я сумею такой сделать, - спросил он.
- Конечно, я и деталями могу тебе помочь.
В молодости люди сдруживаются очень быстро и эта, родившаяся очень быстро дружба, порой остается на всю жизнь. Так было и на этот раз. Однажды Виктор пришел в гости  и застал его за роботой.
- Что ты делаешь, - спросил он.
- Да вот хочу перекладину соорудить, а то в школу ездить далеко, хочется, чтобы своя была.
- А, ты что спортом занимаешься?
- Да, в основном на перекладине, меня наш учитель физики уже даже солнце крутить научил.
- Да ну! - не поверил Виктор.
- Могу показать.
Они сели на велосипеды и поехали. Уже вечерело, но было еще достаточно светло. Фёдор ехал впереди по уже знакомой дорожке, Виктор ехал сзади. Ездили они, конечно, на велосипедах быстро и лихо. Вот уже за очередным поворотом и школа. И вдруг Фёдор услыхал, что сзади что-то сильно лязгнуло, а через несколько мгновений он услышал звук, как будто бы что–то тяжелое упало на землю. Он оглянулся. Около самого поворота лежал велосипед, а еще в метрах в пяти впереди на дорожке сидел Виктор.
- Что случилось? - в недоумении спросил Фёдор, подъехав к нему.
- Да вот какая-то зараза  около самой дорожки лом забила, а я не заметил и педалью зацепился. Так меня через руль перенесло, а после сальто я прямо тут вот и приземлился.
- Слава богу, хоть еще на мягкое место, - пошутил он, и они поехали дальше.
Дело случая играет в жизни человека очень важную, иногда даже решающую роль, и в этом Фёдор на протяжении всей своей жизни убеждался не один раз. Встреча с Виктором предопределяла, по крайней мере, два момента. Во-первых, для Виктора встреча с ним и знакомство с супергетеродинным приемником предопределила его дальнейшую судьбу, в лице же Виктора Фёдор на всю жизнь приобрел хорошего друга. 

[Фёдор Менде]

27. Медалисты.

В Ворошиловской средней школе никогда ранее не бывало медалистов. Контроль за  выдачей медалей был в то время очень строгим. Облоно запрашивало не только контрольные работы, но и журналы тех классов, ученикам которых выдавались медали. По всему видно было, что школа готовиться к тому, чтобы впервые выпустить из своих стен медалистов. Классный журнал был обернут в белую бумагу, чтобы к концу года он не выглядел потрепанным. Но, конечно, причиной тому был не Фёдор. В одном классе с ним учился сын директора школы, и это, конечно, было основной причиной. Кроме него и Фёдора в классе было еще два отличника.
Наступили выпускные экзамены. Фёдор прекрасно понимал, что по всем предметам, в том числе и по русскому языку, он вполне заслуживал отличных оценок. Но, если по математике контрольная работа подлежит совершенно объективной оценке, то по сочинению всегда можно поставить четверку, если даже сочинение написано на пятерку. И директор школы, по-видимому, решила не рисковать, заявляя первый раз золотые медали для выпускников, и это был вполне правильный шаг. Все четверо получили серебряные медали. Четверку Фёдор получил по сочинению. Куда поступать  было совершенно ясно. Ирина в то время уже четыре года училась на радиофизическом факультете, который был закрытым факультетом, и его в справочниках просто не было. Этот закрытый факультет был образован в свое время из студентов физико-математического факультета, когда лучшим его студентам предложили по желанию избрать новую перспективную специальность. Подготовка на этом факультете была основательная. Наряду с целым рядом фундаментальных курсов, таких как термодинамика, электродинамика, квантовая механика, читался целый ряд спецкурсов по электротехнике,  радиоэлектронике, измерительной технике, физике СВЧ и др. Учеба Ирине нравилась и, зная увлечения брата, она советовала и Фёдору поступить именно на этот факультет.
В то время выпускники, окончившие с золотой медалью, проходили собеседование, а с серебряной медалью нужно было сдавать экзамены по профильным предметам, в данном случае по физике письменно и устно.
- Хочешь поступить в университет? - спросил у Фёдора отец.
- Хочу.
- Ты знаешь, какие сейчас конкурсы?
- Да, говорят, что больше десяти человек на место.
- Как ты понимаешь, подготовка в городских школах значительно основательнее, чем в сельских, поэтому для тебя конкурс будет еще больше.
- Так что, может и не пытаться, пойду работать?
- Нет, плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Хочешь поступить, возьми задачник Знаменского по физике и реши все задачи от корки до корки, тогда поступишь.
Делать было нечего, Фёдор знал, что отец даром советовать не будет, и взялся за задачник.

[Фёдор Менде]

Абитуриентами с серебряной медалью была набита одна из самых больших аудиторий старого корпуса. Все задачи были трудные  Федор их до сих пор помнит.
  1. Электрон с заданной скоростью влетает между двумя пластинами с заданными размерами. Давалась также разность потенциалов между пластинами, следовало узнать, ударится ли электрон о пластины.
Системы СИ тогда еще не было, и задачу следовало решать в системе CGSE, при этом нужно было хорошо знать все размерности и переводные коэффициенты.
2. На закреплённом обруче, в верхней его части лежит шарик. Определить на какой высоте он оторвётся от обруча, если считать, что он соскальзывает без ьрения.
3. В воду с заданным весом и с заданной температурой бросают кусок льда с заданной температурой и с заданным весом. Определить температуру конечного продукта.
Коварство последней задачи заключалось в том, что теплоёмкости воды не хватало, чтобы растопить весь лёд.
 По письменному экзамену Фёдор получил четверку, а три четверти абитуриентов после этого экзамена отсеялись. Допустили к следующему экзамену только тех, кто сдал письменный на 4 и 5.
Устный экзамен у Фёдора принимал очень приятный молодой человек, фамилия его была Благой. Судьба сложилась так, что с этим самим Благим Фёдору пришлось многие годы работать в одном и том же институте, и они были в очень хороших отношениях, но, конечно, тогда этого он ещё не знал.
Последним вопросом в билете был опыт Майкельсона по определению скорости света. Фёдор хорошо знал постановку самого опыта, но точные цифры, которые получены во время эксперимента, не помнил. После того как он ответил на этот вопрос, Благой  спросил:
- Так все же, какое значение скорости света было получено Майкельсоном. И Фёдор не задумываясь, назвал первую, пришедшую ему в голову цифру, близкую к реальной скорости света. Экзаменатор улыбнулся.
- Хвалю за сообразительность, -  сказал он и взял зачетный лист.
- Ставлю вам пятерку!
На крыльях вылетел из аудитории Фёдор, он понимал, что практически уже в университете. Но все-таки нужно еще было ждать решения приемной комиссии.
Фёдор с Ириной сидели около деканата и о чем-то разговаривали, как вдруг Ирина сказала:
- Наш декан!
К ним приближался достаточно молодой человек с круглым добродушным лицом. Он был с палкой и хромал, видимо у него вместо ноги был протез. Ирина встала и обратилась к нему.
- Здравствуйте, Алексей Иванович.
Декан улыбнулся и тоже поздоровался.
- Алексей Иванович, это мой брат, он медалист и сдавал вступительные экзамены на наш факультет.
- А какие оценки получил?
- Письменный - четыре, устный - пять.
- Принят, - спокойно ответил декан и пошел дальше.
Сомнений больше не было, можно было ехать домой, и отдыхать все лето.
Решение приемной комиссии вышло вскоре, но оказалось,  что все зачисленные должны были еще месяц отработать на стройке университета.
Так началась студенческая жизнь.
Ирина перешла уже на пятый курс, и ей дали общежитие, а он поселился у той же Марии Яковлевны, у которой жила Ирина.
 «Студенческие годы и лыжные походы, и шумный молодежный карнавал» и даже нечто большее – все это было в этой студенческой жизни.

[Фёдор Менде]

28. Станция Каланчак.

Сразу же после отработки на стройке и двух недель занятий весь курс поехал на два месяца работать в колхоз. Вот здесь и начали будущие однокурсники узнавать друг друга и друг к другу притираться. Среди поступивших большинство были харьковчане, иногородних и из села было очень мало, но ребят из села было сразу видно, к ним принадлежал и Фёдор. Он сразу почувствовал разницу, и это его первое время сковывало. Конечно, городские были более развиты, более уверены, более остры на слово, и было чему учиться у них и чему подражать. Небольшой процент поступивших составили ребята после армии и еще старше. Эти тоже выделялись среди всех. Они были гораздо серьезнее и казались совсем взрослыми.
К счастью, к месту назначения пришлось ехать не в теплушках, как на первые комсомольские стройки, а в плацкартных вагонах, где у каждого было свое спальное место. Курс состоял в основном из мальчишек, и на курсе было всего несколько девчонок. Все знали, что конечным пунктом является Херсонская область, станция Коланчак. Ехали почти двое суток, причем, когда приехали на конечную станцию, всем почему-то показалось, что солнце всходит не на востоке, а на западе. По-видимому, где-то по пути следования локомотив перецепили, и состав поехал в обратную сторону. Так или иначе, но избавиться от чувства, что солнце всходит не там, где нужно, удалось не сразу.
 Были хрущевские времена, время всяких нововведений в политике и жизни общества. Хрущев был ярым сторонником кукурузы, и хозяйства начали осваивать эту культуру. Но технических средств для ее уборки не было, и для этих целей использовали студентов. Курсу выделили кукурузное поле, и началась уборка. И тут на курсе поняли, что по скорости сбора кочанов Фёдору на курсе нет равных, он успевал иногда выполнить норму до обеда. Единственно, кто хоть как-то с ним тягался, был бывший моряк Ваня Вольвач, оказалось, правда, что до срочной службы на флоте, он работал на заводе токарем. Ваня был очень представительным парнем, и уже вскоре у него появилась местная симпатия, опыт в этом вопросе у Ивана уже был предостаточный.
Фёдор ни красотой, ни представительностью, ни подобным опытом не отличался, впрочем, как и большинство его однокурсников. Вечерами они обычно играли в карты или домино, и здесь Фёдор впервые увидел, как играют в преферанс.  Он не сразу понял вкус в этой игре, но когда научился, понял, что эта игра ничуть не хуже шахмат. Жизнь текла довольно однообразно, кормили хорошо, молока и арбузов было вдоволь. Электричества, и, следовательно, музыки не было. В конце концов, собрали деньги и решили купить обычный патефон. Делегацию из трех человек, в которую вошел и Фёдор, отправили за патефоном в Новую Каховку. Он никогда до этого не видел такой большой реки и, конечно, Днепр его потряс. Удивительно красивый парк над рекой, а дальше море воды и плывущие по этому морю корабли. Грязные маленькие буксиры толкали перед собой громадные баржи, а белые величавые теплоходы везли веселых пассажиров. Днепр, парк в Новой Каховке, буксиры и теплоходы запомнились Фёдору на всю жизнь.
Комплект старых затертых пластинок взяли у тетки одного из студентов, которая жила в Новой Каховке. Это были пластинки еще довоенного времени. Накрутили патефон и поставили одну из них.
На карнавале под сенью ночи
Вы мне шептали, люблю вас очень!
Запел незнакомый голос.
Не обошлось в колхозе и без инцидентов. Один из местных хулиганов начал приставать к однокурснице. Дошло дело до того, что в присутствии одного из студентов, звали его Володя, он ударил ее по лицу. В ответ на это Володя отвел его в сторону и там начал уговаривать больше так не делать.
- Что ты за мужик? - сказал ему как-то Фёдор. - При тебе девченку бьют, а ты его уговариваешь. Нужно было дать ему хорошенько.
- Так их там трое было!
- Хоть десять, все равно нужно было драться. Пускай бы даже избили до полусмерти, так хоть лицо бы не потерял.      
Студенческая жизнь - полная свобода, хочешь ходить на лекции - ходи, хочешь не ходить  - не ходи, хочешь писать конспекты - пиши, хочеш не писать - не пиши. Никто за тобой не присматривает, никто уроки учить не заставляет. Но она-то, эта полная свобода, многих студентов и погубила.
Первую сессию Фёдор сдал на все пятерки, только по математике получил четверку, хотя на лекции практически не ходил. Сказывалась хорошая школная подготовка. За вторую сессию была только одна пятерка, остальные были четверки. Так продолжалось до середины третьего курса, когда в зимнюю сессию он получил первый неуд.
Но оценки оценками, а студенческая жизнь студенческой жизнью, как в той старой студенческой песне: «Студент бывает весел от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год».

[Фёдор Менде]

29. Под фикусом.

          В те годы престиж высшего образования был очень высок, но количество абитуриентов было несоизмеримо больше, чем количество мест в высших учебных заведениях, страна только начинала создавать мощную сеть высшего образования. Многие выпускники, особенно из сельских школ, в связи с большими конкурсами, даже и не пыталась поступать в высшие учебные заведения. Не стал пробовать это и друг Фёдора Виктор. Он, как и многие другие, поступил в ПТУ по специальности слесарь. Но их дружба на этом не закончилась. Они часто встречались, вместе ездили в Липцы, вместе ходили в кино и на танцы, вместе ухаживали за девушками. Фёдору казалось, да, наверное оно так и было, что особым расположением у девушек он не пользуется, к тому же жил он  полностью на свою стипендию и для того, чтобы хорошо одеваться просто не было денег. Он же тогда по наивности думал, что вот начнет он красиво одеваться и девушки его сразу полюбят. Не понимал тогда Фёдор, что девушкам нравится совсем другое.  Когда же приходило время получать стипендию, он шел в магазин и практически все деньги тратил на радиодетали. Радиолюбительство оно чем-то похоже на алкоголизм, когда человек, тратя деньги, не очень-то задумывается над тем, а что же он будет завтра есть. Наверное, к счастью, но Виктор был болен той же болезнью. Это и побудило их искать выход из сложившейся ситуации. То, с чего они начали, это разгрузка вагонов. Многие студенты в то время пользовались этой возможностью дополнительного заработка. Самым непрятным  было разгружать  пульманы с насыпным цементом. Сорок тонн цемента на двоих, когда никакая повязка не спасает от вездесущей пыли, дело не шуточное. Но и платили за эту работу хорошо, за день можно было заработать приличные деньги и на еду и на прочие расходы. Обычно после этого  Фёдор с Виктором брали бутылку водки и шли в столовую. Это мероприятие у них называлось «Под фикусом». Неподалеку  была столовая, та самая, в которую они вместе с отцом ходили, когда приезжали лечить обожженный глаз. В этой столовой в укромном углу стоял большой фикус, а под ним стоял столик на двоих. Это-то место и облюбовали  друзья. Пить в столовых тогда не разрешалось, но обслуживающий персонал относился к этому благосклонно, наверное потому что после пьющих всегда оставались пустые бутылки, которые можно было забрать. В то время во всех столовых в пользовании были граненые стаканы вместимостью по 250 граммов, если налить его до краев. Это и делали утомленные грузчики, причем выпивали стакан сразу за один раз. После хорошей закуски, а отсутствием аппетита ребята не страдали, их начинало тянуть на подвиги. Вот что такое молодость – сорок тонн цемента за спиной, а сил еще хватало, чтобы еще и на танцы в студенческое общежитие пойти.
             Вскоре начали вырисовываться и другие, так сказать, интеллектуальные пути заработка. Как ни странно, но радиолюбительство начало приносить доходы. Ремонт телевизоров оказался гораздо более доходным делом, и, конечно же, не таким утомительным, как разгрузка вагонов. К тому же на поверку оказалось, что и Фёдор и Виктор прекрасно ориентировались в любых марках и модификациях телевизоров, и найти и отремонтировать любой телевизор им не составляло никакого труда. Многие схемы они знали практически на память. Ценили их и за то, что они никогда никого не обманывали, а ремонтировали, как говорится, по совести, и, когда они приезжали в Липцы, то желающих было хоть отбавляй. Но в селе есть такая традиция - любой ремонт заканчивается бутылкой.
              Отец Фёдора был очень трудолюбивым человеком, но сказать, что он был деловым человеком, особенно если это касалось интересов семьи, было нельзя. Денег всегда не хватало, нужно было выплачивать бестолку потраченный кредит. Вобщем, жили плохо. Мать, напротив, была очень деловым и инициативным человеком и этим восполняла недостатки отца. Матери очень хотелось, и это трудно было не заметить, чтобы Фёдор вырос сильным и инициативным человеком, чтобы и он сам и его семья не влачили нищенское существование на грани постоянной нужды. И мать всячески поощряли в нем всякую инициативу. Но вопрос в семье никогда не стоял так, что при этом нужно заниматься деляжеством и идти на сделки с собственной совестью. Наоборот,  и своими делами и словами родители всегда давали понять, как отвратительно быть негодяем, ловкачем и проходимцем, и что не все методы хороши для достижения даже самой высокой цели. Да, ремонт телевизоров и бутылка были в селе неотделимыми понятиями, так было принято, да и сам Фёдор тоже считал, что какой же это мужик, если не может одним залпом стакан водки выпить. Но, с другой стороны, он видел, что это очень удручает родителей, поэтому всегда старался придти после этого домой поздно и лечь незаметно спать, или шел ночевать к Виктору.

[Фёдор Менде]

30. Ещё раз увижу -выгоню!

          Фёдор очень любил спорт. Уже к концу школы он был накачанным и крепким парнем, и иногда, когда приходил на речку купаться, даже замечал, что девушки на него поглядывают. В секцию спортивной гимнастики он поступил сразу же после поступления в университет, тем более что это освобождало от посещения обязательных занятий по физкультуре. Уже на первом же занятии в секции он решил всех удивить. Конечно, никто из новичков солнце на перекладине крутить не умел, и Фёдор решил показать класс. На перекладине он начал одевать страховочные петли.
      -  Еще раз увижу, выгоню! - услыхал он голос за спиной.
Фёдор оглянулся, сзади стоял тренер.
      - Не хватало мне, чтобы ты голову себе свернул. Еще раз увижу - выгоню, - членораздельно повторил тот. По серьезности  лица тренера он понял, что тот не шутит. С тех пор он запомнил, что тренер это тот человек, указания которого нужно неукоснительно выполнять.
          У Фёдора было много литературы по радиолюбительству, и он регулярно посещал магазин технической книги, чтобы посмотреть или купить какую-нибудь новинку. Как всегда книги продавали не только с витрины, но и с лотков, которые располагались в самом магазине. Однажды, проходя мимо одного из них, он обратил внимание на одну из книг. На обложке был изображен борец, который вот- вот собирался бросить на пол своего противника, который в почти перевернутом состоянии находился у него на плечах. На обложке было написано «Борьба самбо». Фёдор начал листать книгу. В предисловии было сказано, что борьба самбо это самооборона без оружия и далее описывались различные приемы этой борьбы. Он, конечно, не мог не купить эту книгу. С тех пор и он, и Виктор увлеклись этим видом спорта. Они методически, шаг за шагом, оттачивали различные приемы, тем более что в книге очень доходчиво и понятно было написано, как их осуществлять  где и при каких обстоятельствах применять. В книге очень настоятельно подчеркивалось, что приемы самбо нужно применять только в случае вынужденной обороны, но ни в коем случае не для нападения.
          Из всех описанных приемов и Виктору, и Фёдору особенно нравился прием мельница, он то и был изображен на обложке книги. Это был действительно очень эффективный прием, когда противник практически мгновенно оказывался безоружным, а тот, кто такого приема не знал, оказывался в совершенно беспомощном положении на плечах у противника да еще практически вверх ногами. Конец такого поединка тоже был неизбежным. Нападающий, падая с большой высоты, оказывался на полу, и защищающийся мог сделать с ним все что угодно. Именно этот прием у друзей был отточен до автоматизма. Со стороны он выглядел тоже очень эффектно. Когда, где-нибудь на пляже, Фёдор и Виктор хотели произвести особое впечатление, они начинали бороться друг с другом, причем каждый уже хорошо знал, когда и какой прием нужно применять, кто его применяет, когда нужно нападать, а когда нужно поддаваться. Непосвященному казалось, что два парня  действительно серьезно дерутся, их накачанные тела буквально летали в воздухе, приемы следовали один за другим, на каждый прием находился контрприем. Да, это производило впечатление  и на их сверстников и на их сверстниц.
        Увлечение борьбой, все эти тренировки и набитые синяки пригодились Фёдору в жизни всего два раза, но тогда-то он и понял, что настоящая драка это не тот спектакль, который можно разыграть очень красиво, а это тот случай, когда на кон поставлена твоя честь, а может быть и жизнь. Но именно эти случаи дали возможность Фёдору хорошо понять, что даже ради только одного такого случая в жизни  не жаль потраченных ни времени, ни сил.

[Фёдор Менде]

31. Первым делом, первым делом парашюты!

         Вскоре появилось еще одно спортивное увлечение. Набирали в секцию парашютистов. Фёдор записался и туда. Начались занятия, но руководителю секции его сразу не взлюбил, толи потому, что за словом в карман Фёдор не лез,  то ли по какой-то другой причине,  их взаимную антипатию было видно даже со стороны. Но, несмотря на все притеснения, Фёдор упорно ходил на занятия: «Хоть раз прыгну, — думал он, — а там видно будет». Дни летели быстро, наконец, инструктор объявил, что на следующей неделе группа поедет на аэродром.
          Выехали рано утром, сутра был небольшой туман, но, пока доехали до аэродрома, он рассеялся, выглянуло солнце. Одели парашюты, сзади основной, спереди запасной. Инструктор провел последний инструктаж, подробно еще раз рассказал, как действовать, если основной парашют не раскроется. Погрузились в самолет. Фёдор до этого никогда не летал в самолете, и когда самолет начал взлет у него засосало под ложечкой, он посмотрел на товарищей, лица у них были напряженные. Самолет быстро набирал высоту. Волнение мало помалу начало проходить, все начали шутить. Инструктор встал со своего места и велел приготовиться, затем  открыл боковую дверь и свежий ветер ворвался в кабину. Фёдор прыгал четвертым.
                Первое впечатление было необычным. Фёдору показалось, что он стоит на месте, а самолёт начал делать вокруг него оборот. Только потом он узнал, что в состоянии невесомости, в котором некоторое время находится падающий человек, у него нет понятия верха и низа, а он сам является той системой отсчёта, относительно которой и ощущает своё положение в пространстве. Когда парашют раскрылся, Фёдор увидел вокруг себя картину, которую запомнил на всю жизнь. Где-то далеко внизу виднелись ровные, как будто нарисованные, линии лесополос и четкие квадраты полей. Аэродромные постройки казались совсем  крохотными, но больше всего Фёдора поразило ощущение окружающего его пространства, казалось, что он является какой-то маленькой мошкой, а кругом пустота, пустота. Он огляделся вокруг, где-то совсем недалеко, но немного ниже на парашютах  болталось еще несколько таких мошек.
          Конечно, о своих впечатлениях от первого прыжка Фёдор подробно рассказал Виктору.
- А ты знаешь, ведь у нас в центральном парке есть парашютная вышка, - сказал он Фёдору, - пойдем как-нибудь с нее попрыгаем.
           Но оказалось, что прыгать с парашютной вышки гораздо страшнее, чем с самолета, земля то совсем  рядом.

[Фёдор Менде]

32. Галина.

          Заканчивался второй курс. На дворе было замечательное время, когда все кругом цветет и благоухает. Впереди лето, каникулы, но впереди и сессия!  Как-то Фёдор на выходные приехал в Липцы, и  мать послала его в магазин  за хлебом. Купив хлеб, он направился обратно. Нужно было идти через мост по узкой пешеходной дорожке. Он о чем-то задумался и механически шагал по мосту, навстречу кто-то шел. Фёдор поднял голову и чуть не уронил хлеб, перед ним стояла милая очаровательная девченка: губки бантиком, курносый носик, чуть раскосые глазки. Много девушек мы встречаем в жизни: бывают не очень красивые, бывают красивые, бываю очень красивые. Бывают лица запоминающиеся, бываю не очень, бывают оригинальные, бывают, как у всех. Но то, что  увидел Фёдор, не поддавалось никакому описанию, какое-то неземное существо стояло перед ним. Конечно, все молодые парни иногда склонны воспринимать все слишком возвышенно, особенно если это касается молодых девушек, но в данном случае это было не так. Фёдор действительно воспринял облик этой девушки так точно, как воспринимали ее и все остальные.
           Фёдор что-то пробормотал, вроде того, что очень извиняется, девушка мило улыбнулась и прошла мимо.  «Ну, и идиот же я ! - выругал себя Фёдор, -   такая замечательная девченка, а я как олух царя небесного. Вот мудак!»
          Прийдя  домой, он отдал хлеб матери и пошел к Виктору.
- Ты знаешь, Виктор, какую я сегодня в центре девченку встретил! - и Фёдор начал рассказывать.
      Не дослушав до конца, Виктор перебил его.
- Известное дело. Это Галя Залогина, в прошлом году школу закончила, сейчас на швейной фабрике работает.
 - Ну и девченка!
 - Да, тут по ней все Липцы сохнут. Но боюсь, Фёдор, что это задача не из простых, ведь ты знаешь в селе свои законы и нарушать их не безопасно.
 - Да что мы драться не умеем?
 - Да драться то мы умеем, - немного задумавшись ответил Виктор.
         Вечером они пошли в клуб на танцы. Поскольку Фёдор заканчивал школу в другом селе, то  он не слишком хорошо знал местных ребят, плохо  знал он и местных девушек, и для них по сути дела был чужаком. Купив билеты, они вошли в зал. Тогда еще не танцевали так, как танцуют сейчас - каждый сам по себе. Нужно было подойти и пригласить девушку на танец. Девушка могла согласиться или нет, и в случае несогласия приглашающий оказывался в дурацкой ситуации.
         Танцы были в разгаре. Вальс сменялся фокстротом, фокстрот - танго. Но девушки, которую Фёдор встретил на мосту,  не было.
 - Виктор, что-то не видно этой девчёнки, -  пожаловался он.
 - Говорят у нее мать строгая, и на танцы не пускает, а из клуба и, когда ночью домой с фабрики идет, так встречать ходит.
 -  Этого еще не хватало! -  возмутился Фёдор, и в этот же самый момент в дверях увидел Галину. Вместе с ней шла невысокая миловидная девушка, по всей видимости ее подружка.
 -  А вот и она, -  весело улыбаясь, сказал Виктор, и Фёдор решил, что если он упустит этот шанс, то его уже может не быть никогда.
       Тем временем девушки вошли в зал и скромно стали у окна. Заиграла музыка, и Фёдор смело шагнул вперед. Казалось, что земля проваливается под ним, сердце бешено билось.
 -  Разрешите пригласить, -  сказал он чуть заикаясь.
      Девушка опять мило улыбнулась и сделала шаг вперед.
 -  Разрешаю, -  так же мило улыбаясь,  ответила она.
Фёдор взял ее за талию и вдруг почувствовал легкую дрожь.
      Протанцевали они весь вечер вместе.
      К концу танцев к Фёдору подошел Виктор.
 - С тобой хотят поговорить, -  сказал он и кивнул в сторону двери. Там стояли двое, один из них был богатырского телосложения, другой поменьше. Фёдор подошел к ним.
 - Слыш паря, - сказал  тот, что постарше, — это девка не для тебя, я тебя предупредил!
       Фёдор молча кивнул головой, круто повернулся и пошел к  Галине. Танцы заканчивались. Вышли на улицу.
 - Можно вас проводить, - смело спросил Фёдор.
  Девушка опять мило улыбнулась, давая понять, что согласна.
 - Я буду на страховке, - тихо сказал Виктор, отозвав его в сторону.
     Фёдор проводил Галину домой, но ни матери, ни супостатов они не встретили, а, когда попрощался  и начал идти домой, услышал голос Виктора.
 - Все хорошо, что хорошо кончается, но думаю, что нам повезло.

[Фёдор Менде]

33. Тиф.

         Фёдор опять уехал в город. Впереди была сессия, он встреча с Галиной не выходила из головы, и он твердо решил, что плох тот солдат, который не станет генералом.
        Как ни странно, хоть Фёдор на лекции практически и не ходил, но сессию он сдал на все четверки. Была хорошая память, и, что особенно удивительно, но до сих пор сказывалась хорошая школьная подготовка. С физикой вообще проблем не было никаких, задачи он  решал лучше всех в группе. Особые проблемы были с английским, т. к. в школе учили немецкий, а с языками у него всегда были нелады.
        Отметить окончание сессии решили всей группой и  гурьбой поехали на пригородное водохранилище купаться. Жара стояла неимоверная, на пляже не было, куда яйцу упасть. Вода была мутная и грязная. Жара и водка вещи плохо совместимые, но чего не бывало в молодости. К концу дня многие уже  лыка не вязали, изрядно выпивши был и Фёдор, но сельская закалка и встречи под фикусом сделали свое дело, да и физически он был намного крепче других. Напоследок решили искупаться все вместе, и пьяная гурьба бросилась в воду. Фёдор споткнулся и ничком упал в воду, сзади на него навалилось еще несколько человек. Вдоволь нахлебавшись грязной воды, он с трудом вылез на берег.
После сессии Фёдор еще на несколько дней задержался в городе, и совсем уже собирался ехать домой, как почувствовал себя очень плохо. Поднялась температура и самочувствие было ужасное, но, несмотря на это, он все-таки решил ехать домой. С большим трудом он добрался до автовокзала, его трясло, как в лихорадке. Асфальтированной дороги  до Чипец не было, а
ходили обычные грузовые машины крытые брезентом. Приехал он домой в полубессознательном состоянии.
     - Что с тобой, - с тревогой спросила мать.
     - Да, сам не пойму, всего трусит и ломает, как будто меня в молотилке молотили.
    Померяли температуру.
     - Да у тебя же под сорок, - с ужасом сказала мать.
          Несколько дней Фёдор метался в бреду, но температура не падала. Местная врач только разводила руками, и ничего конкретного сказать не могла. Диагноза не было. Наконец, вызвали консультанта из города, но тот тоже ничего конкретного сказать не смог.
          Через неделю  сильно начал болеть живот, и подозрение упало на дизентерию, но диагноз не подтвердился, хотя его и забрали в местное инфекционное отделение. Каких только ему лекарств не давали, но ничто не помогало. Больше месяца провалялся он в постели, но живот  продолжал болеть. Наконец, его отправили в городскую инфекционную больницу, отделением руководил известный инфекционист профессор Кричевский.
    -  Вам делали анализ на тиф? - спросил он у Фёдора при осмотре.
    - По-моему нет, а что есть подозрение?
    - Сделаем анализ, увидим.
      Через два дня во время обхода он задал вопрос профессору.
    - У вас молодой человек тиф и два паратифа, благодарите судьбу, что при том, как вас раньше лечили, вы богу душу не отдали.
    Фёдора перевели в отдельный бокс и начали лечить.
          В боксе вместе с ним лежал еще больной, у которого кроме основного заболевания была еще и инфезема легких, он часто начинал кашлять и задыхался, и по всему было видно, что жить ему осталось недолго. Больной производил какое-то странное впечатление и практически все время молчал. Фёдор тоже к нему особо в душу не лез, но, видя, что его сопалатник плохо себя чувствует, пытался его всячески подбодрить. Это пошло на пользу их общению, они начали чаще разговаривать, и сосед немного повеселел. И уже где-то на пятый  или шестой день он начал рассказывать  о своей жизни. То, что он говорил, было похоже на исповедь но исповедь особую, не было в этой исповеди ни раскаяния, ни сожаления, хотя вещи он рассказывал страшные, и поведал он Фёдору эту историю только как строжайшую тайну. Но от того, что он рассказывал, мурашки ползли по коже. Оказалось, что Рябинин, такая была у него фамилия, служил в органах НКВД в сталинские времена и занимался перевозкой заключенных с пересыльной тюрьмы в Харькове в лагеря, он также был исполнителем  по приведению в исполнение смертных приговоров. И вот тут-то Фёдор понял, что не зря опасались сталинского строя и отец и мать, и что не зря они говорили, что страной управляют палачи.

[Фёдор Менде]

Оказалось, что сам процесс перевозки заключенных  тщательно  спланированное мероприятие и основной задачей его начального этапа было запугать и деморализовать перевозимых. На подготовительном этапе заключенных избивали, издевались над ними, а при погрузке  нередко правили собаками и затем до отказа набивали заключенными товарные вагоны. В лютые сибирские холода и в невыносимый зной составы шли и шли в Сибирь и не было им конца. Сколько десятков тысяч заключенных перевез в лагеря Рябинин, он даже приблизительно сказать не мог.
      Но даже в таких условиях находились смельчаки, которые разбирали пол в вагонах и выбрасивались на железнодорожное полотно. Шансы  остаться в живых при этом были практически нулевые, т.к. даже, если, выбрасываясь на шпалы заключенный и оставался живым, то его все равно расстреливали из пулемета, который стоял на платформе заднего вагона. Но, зная все это, люди все равно решались на такие поступки. Чтобы максимально уменьшить такие случаи, за заключенными велась постоянная слежка при помощи осведомителей, которых подбирал из самих же заключенных, предварительно просмотрев их личные дела. Подходящего кандидата выводили из вагона и якобы за какую-то провинность несколько раз избивали на глазах у всех. Это делалось для того, чтобы никто не мог  заподозрить, что это будущий тихарь. Затем били его еще в вагоне, где ехал сопровождающий персонал. Одни соглашались сотрудничать сразу, других били до тех пор, пока  соглашались. Провал вербовки считался наиболее тяжкой служебной провинностью, поэтому это дело всегда доводили до конца. Как-то Фёдор спросил, приходилось ли Рябинину стрелять в беглецов.
       - Еще и как приходилось, я ведь был лучшим стрелком в отряде, я любого даже на расстоянии в двести метров уложу, - не без гордости ответил собеседник.
       - Ну, и много же ты за свою жизнь людей расстрелял,- опять спросил Фёдор.
      - Очень много, - не колеблясь ответил Рябинин, - ведь я еще приводил в исполнение и смертные приговоры. За это очень хорошо платили и поручалось это лучшим бойцам, а я всегда был на очень хорошем счету.
     - Ну, а какая же провинность считалась самой тяжкой?
    - Самой тяжкой провинностью конвоира считался  удавшийся побег заключенного. У нас был случай, когда  убежала беременная женщина, мало того, что конвоира понизили в звании, так еще и на каждом собрании вспоминали, что мол есть у нас такие чекисты, от которых беременные бабы убегают.
      Все эти рассказы очень подействовали на Фёдора. Ничего подобного он до сих пор не слышал. Рядом  в одной палате с ним лежал человек, который собственноручно расстреливал людей, и самое главное, что говорил этот человек об этом  совершенно спокойно, как о чем-то само собой разумеещемся.  «А сколько еще таких ? - думал Фёдор, - а сколько еще палачей безнаказанно ходит по свету?»
      По ночам Фёдору снились кошмары, ему то самому казалось, что его на мушку берет конвоир Рябинин, то снилось, что он  пришел арестовывать родителей. «Сколько же мук и издевательств перенес этот несчастный народ, сколько страхов и лишений пришлось пережить родителям», - думал он. 
      Но однажды ночью Фёдор проснулся от душераздирающего кашля. Его сосед хрипел и из его рта текла кровавая пена. Фёдор бросился за дежурной сестрой, прибежал дежурный врач. Рябинин умирал. На какое-то время он перестал хрипеть посмотрел на Фёдора и тихо прошептал: «Прости меня Господи». К утру его не стало. 
        Когда Фёдор  вышел из больницы, здоровым он себя все равно не чувствовал, живот продолжал болеть. Летние каникулы и лето заканчивались. Виктор закончил ПТУ, и его направили работать на сборочный конвеер на Харьковский тракторный завод. Но,  несмотря на тяжелую и изнурительную работу, он часто навещал Фёдора и когда тот лежал в больнице, и когда был дома.
      -  Как там моя Галина, - однажды с грустью спросил  Фёдор.
     - Да я, ведь, в клубе практически и не бываю. С тех пор, как мы тогда были с тобой, ее и не видел.
     - А работа как?
    - Работа не говори, если с собой кусок сала не возьму, так до конца смены могу и не выдержать.
     И Фёдор увидел в глазах  Виктора и тоску, и грусть, и полную безисходность. И ему страшно жалко стало друга. Вот он сам студент превилигированного вуза, у него есть будущее, он станет инженером, а какое, кроме изнурительной работы на конвеере, есть будущее у Виктора?
     - Виктор, тебе тоже нужно поступать учиться , я в этом уверен.
     - Но как?
     - А вот так, терпение и труд все перетрут, не будешь хотеть, не будешь стремиться, так и не поступишь, а захочешь, поставишь перед собой цель так и поступишь.
     Виктор радостно заулыбался.
     -  Неужели это возможно?
     - Все возможно, если захотим, вот выйду из больницы, начнем физику и математику долбить, бороться же мы научились.
     -  Так то ж бороться, - опять недоверчиво ответил  Виктор.