
Америка впечатлила Валерия Чкалова больше, чем перелет до нее
Обе стенограммы - более ста страниц машинописного текста - начинаются репликой председательствующего: « Регламент устанавливать не будем». Более часа длились рассказы Чкалова о перелете в Америку. Стенограммы пестрят пометками: «аплодисменты», «бурные аплодисменты», «смех в зале»…
Все годы лежания в архиве, стенограммы были помечены грифом «Секретно». Мы выбрали из них самые яркие впечатления летчика о перелете в Америку, которому исполняется 70 лет.
А мы так, контрабандой!
Разрешения на перелет через Северный полюс не было, но мы машину все-таки готовили. И вот, когда произошла высадка экспедиции Папанина на Северном полюсе, я позвонил Молотову и говорю: « Товарищ Молотов, как наше дело?» А он отвечает: « А что, загорелось, что ли?» Я говорю: « Уже давно горит». Он спрашивает: « А как у вас дела?» Отвечаю, что у нас все готово.
« Так разрешения на полет нет». Я ему и говорю: « Мы так, контрабандой!»
Молотов засмеялся, значит, думаю, все в порядке. Он отвечает: « Хорошо, мы вас вызовем». 25 мая нас вызвали в Кремль. Мы пришли вдвоем с Байдуковым. Разрешение получили. И от имени всего экипажа я поблагодарил Сталина за колоссальное доверие. Он в свою очередь сказал: «Мы поблагодарим вас, когда долетите»

Решили лететь в средине июня. Времени на подготовку было немного. Мы должны были проверить материальную часть. Я, как говорится, погоду устраивал сам. Погода была по маршруту жуткая. В полярных картах я разбирался более или менее прилично, хотя кудесником не был и погоду заказать не мог. Перед полетом нам сказали, что с 18 июня в Москве наступит жара. Это беда, мы не взлетим. У нас радиаторы были поставлены арктические. Если температура воздуха будет больше 16 градусов, нам не взлететь, закипит вода и масло.
А метеорологи сказали, что жара пробудет с месяц. Узнали мы об этом 17 июня, и я решил лететь на следующий день. Отдал распоряжение готовить машину, заливать горючее. А его заливать нужно 12 часов. Говорю механику: « Ты заливай, если не будет разрешения, тогда сольем. Если не разрешат – труд не пропадет».
Звоним в Кремль. В первой инстанции отвоевали разрешение, пошли на вторую инстанцию. Дело застопорилось. Я говорю: « Позвоните товарищу Сталину, я настаиваю на вылете завтра». И Сталин ответил: «Экипаж знает, когда ему лучше вылетать».
И мы вылетели 18 июня.
Подвела воздушная пробка
Первые шесть часов погода была хорошая. Дальше пошло обледенение. Всего у нас было четыре сильных обледенения. Первое подстерегало нас, когда перелетели через Северный полюс. Мы его назвали фарфоровым. Я уставился в стекло и смотрел как на крыльях прибывает лед. Было такое впечатление, что если мы через 15 – 20 минут не выскочим к солнцу, то корка нарастет и нарушит качество крыльев самолета, машина начнет падать. К солнцу мы выскочили. Лед начал таять.
Еще трудность – по курсу лежали горы, высота отдельных вершин достигала 4 тысяч метров. Вы знаете, когда по курсу велосипедиста будет стоять столб, он обязательно на него наедет. Это я хорошо знаю, и потому мы набрали высоту, но у нас кислород кончился. Решили горы облететь и выскочить на Тихий океан. Дали крюк в 1100 километров.
Казалось бы, еще одно препятствие позади. Но нет. Когда мы летели на высоте, то было светло, а спустились в ночь. Семь часов летели в сплошной темноте. Утром вынырнули из облачности и увидели город. Это был Портленд. Проверили наличие бензина. В баке имелось еще 600 килограммов топлива, значит, мы можем лететь еще 1500 километров. Взяли курс на Сан-Франциско И хорошо, что в это время Саша Беляков решил перепроверить наличие бензина. Оказалось, что у нас его меньше. В баке возникла воздушная пробка и датчик показывал неверно. Надо было срочно возвращаться в Портленд. Задание Сталина мы выполнили: долетели до Северной Америки.