Часть 3
Например, представляется, что события февраля 1917-го были названы «буржуазно-демократической революцией» не совсем точно и, возможно, они были так названы с точки зрения периода если не капиталистьно-левацкого, то, во всяком случае, благодушно-сытого взгляда на историю революций.
Ведь вполне очевидным представляется теперь, особенно после раскрытия на фоне борьбы с «медвепутовским дуумвиратом» всех документов относительно роли различных «прогрессистских» и кадетских деятелей, что непосредственно (хоть и на фоне широкого массового выступления) царя свергали силы приблизительно такие же, какие ныне свергали Януковича - несмотря на то, что царь вместе со всем его классом крепостников и так был колониально-зависимым ничтожеством, хотя и меньшим, чем Янукович.
Конечно, надо принимать во внимание тогдашнюю слабость этих сил на фоне мощного и действительно революционного движения, охватившего в том числе и армию в условиях нелегитимного самовластия; но слабый или нет, это был переворот, совершённый под руководством сил более реакционных, нежели сам царь - наиболее реакционных империалистических сил корниловско-сухартовско-пиночетовского пошиба, перед гнусностями преступлений каковых меркнут даже гнусности преступлений тоталитаризма столыпинского.
А ввиду специфического положения нынешнего «русского мира», тщательной ревизии подлежит и вся история становления и заклания германского империализма, а также вся тактика Интернационала по отношению к данному явлению, начиная от его роли в становлении и падении парижской коммуны и заканчивая его ролью в становлении и падении советских республик;
при этом аналогии с Гитлером и Бисмарком, конечно, не работают: Гитлера поддерживали наиболее реакционные империалистические круги в качестве тарана против Советского Союза, сыграть же роль Бисмарка патриотам «русской весны», пожалуй, вряд ли удастся, в то время как нынешний российский режим - всего лишь их осторожный союзник, и не более того.
Но главный вопрос, конечно, заключается в том, есть ли на постсоветском пространстве пролетариат, когда он там был, и когда его там не было.
Если при этом выяснится, что его там нет, то это не означает, конечно же, следования по пути лакеевских и жуковских «коммунистов», решивших, что их социальной базой может быть и не пролетариат;
но эту базу не могут составлять и те, благодаря кому, по утверждению некоторых других левых, «горит свет и течёт вода», если это, например, всего лишь обслуживающие амортизирующуюся стоимость работники или, тем паче, такого рода служащие, которые вообще не производят никакой стоимости - ни прибавочной, ни убавляющей.
Ведь если в пролетарскую, т.е. по определению революционно-коммунистическую, ввиду экономических интересов, среду вносить социалистическое сознание возможно и в условиях буржуазной диктатуры,
- то делать это в отношении полупролетариата представляется гораздо более затруднительным до тех пор, пока не ограничены права и свободы буржуазных СМИ или, по крайней мере, до ситуации начала двоевластия, когда буржуазная диктатура переживает кризис, а пролетарская уже имеет возможность защищать свои институты за счёт дееспособных властных структур, в том числе и силовых.
Соответственно, и воевать на деньги капиталистов полупролетариат гораздо легче спропагандировать, нежели пролетариат, выставляя войну за буржуазные интересы как «его собственную», в то время как разъяснить полупролетариату его интересы в войне классовой гораздо сложнее: в самом деле, почему народные массы, даже и эксплуатируемые, должны рьяно выступать за перераспределение того дохода, на который их же труд и обменивается, т.е. дохода нанимающих их капиталистов;
или, наоборот, рьяно выступать против войны, ведущейся против перераспределения этого дохода в пользу других капиталистов.
Ведь никаких гарантий того, что их труд будет вообще востребован после соответствующего перераспределения, нет.
Например, производительные работники, став хозяевами всей создаваемой ими прибавочной стоимости, могут выбрать вообще не производить эту прибавочную стоимость, благодаря которой существуют рабочие места для непроизводительных работников.