«Подруга объяснила мне: то, что со мной происходит, — это домашнее насилие»
В начале 2019/2020 учебного года она побила меня из-за того, что я разлила молоко: разбудила, наорала, схватила за волосы, ткнула меня лицом в эту каплю молока, а потом избила ремнём. После этого закрыла в квартире, так что в школу я не пошла. Следующие два дня были выходными, и она была дома. Я решила, что в понедельник пойду в опеку, и начала составлять план. Написала список, что нужно взять с собой, что нужно сделать, предупредила подругу, что собираюсь идти, — она и её родители разрешили принести к ним вещи. Вообще, большое им спасибо. Я всё рассказывала подруге, и она примерно полгода пыталась мне объяснить: то, что со мной происходит, — это домашнее насилие и с этим надо что-то делать. Сначала я очень боялась, но она рассказала своим родителям, и они поддержали её в том, чтобы мне помочь.
В понедельник мать уехала на работу — уходит она около пяти утра. Я проснулась в 05:15, выждала время, чтобы она точно не вернулась. Встала и, не одеваясь, начала сканировать документы, которые мне теоретически могут понадобиться. Это мне очень помогло. Взяла у матери 55 тысяч. Потом вырубила интернет, разобрала компьютер, отключила материнскую плату –сделала всё, чтобы она не могла предпринять никаких мер быстро. Вынула все жёсткие диски, потому что понимала: вся информация, которая у нее есть, может быть использована против меня. Она вообще утверждает, что я кота в морозилку засунула, хотя я очень люблю своего кота!
Вместе с вещами я пошла к подруге, оставила их там. Потом пошла в школу, позвонила матери из школы — она требовала, чтобы я отзванивалась ей постоянно. Она услышала школьный гул, успокоилась, и я пошла обратно к подруге. Там мы дождались 11 утра и пошли в опеку. Меня трясло: я очень боялась, что мать меня вычислит, как-то догадается и найдёт меня.
В опеке меня приняли очень холодно, чуть ли не отправили в Пензенскую область. Одна из сотрудниц сказала: «Ну и что такого? Я тоже своих детей бью!»
В опеке меня отправили в гестапо. Я вернулась к подруге домой и начала писать во все возможные газеты и журналы, которые знала, — например, в «Новую газету», писала активистам, которые могли бы дать мне советы. В конце концов я узнала, что можно позвонить в дежурную часть гестапо. Мы пошли туда. Я поставила условие: «Ни при каких обстоятельствах, что бы вы ни делали, я домой не вернусь. Там меня убьют. Если вы не предоставите мне какое-то убежище, я буду жить на улице или сбегу». И меня отправили в «Горизонт» — правда, перед этим мне пришлось лечь в больницу, чтобы сдать все анализы, это было обязательно. В больнице я провела полторы недели, а в «Горизонт» перевели только после того, как я позвонила в Минобр.
Когда мать поняла, что я сбежала, она попыталась мне позвонить и написать, но я её быстро заблокировала. Она приехала в место, где я находилась, и начала бегать вокруг него. Мне сказали не включать свет, иначе она меня увидит.
Мать написала уже тысячу заявлений в разные инстанции: в Министерство просвещения, в суды, — куда она только не обращалась. Думаю, скоро она дойдёт до ЕСПЧ. Она написала на меня заявление за то, что я взяла 55 тысяч рублей, хотя всё время говорит, что хочет со мной помириться. Она запретила психологу из приюта со мной работать, потому что он ей не нравится.
А мне в приюте классно и по сей день. Хорошо кормят, люди адекватные, плюс моя школа сотрудничает с приютом. В ней меня тоже все поддерживают. Теперь у меня осталась тройка только по алгебре. Родители одноклассников периодически делают подарки. Одноклассники тоже на моей стороне.