Был в родных краях недавно. Как шпион, в своем родном доме.
С чужим паспортом и под чужой фамилией.
Грустно и муторно.
И ненависть, во всю душу, до дрожи в руках, до желания убить.
Трехцветные тряпки оккупантов на улицах моего родного города.
Наверное мои предки так воспринимали флаги со свастикой.
Ладно, память у нас хорошая.
Пережили немецких оккупантов, переживем и русских.
А теперь обещанная история.
Одна украинская семья.
Всего одна.
Коротенькие отрывки очевидцев. Родственников, которым я верю.
Надо помнить.
1.Мать. Керчь. Багерово. Лето 1942.
Немецкий самолет, развлекаясь, гоняет девчонку по степи. Пике, еще пике, на бреющем, шасси почти над головой. Спряталась в скалах. Улетел.
Потом я этот эпизод встретил у Руделя в его " Пилот "Штуки."
2.Керчь. Май 1942 года. Тетя.
Отступление. Точнее – бегство паническое. Муж тети – советский партийный начальник.
Есть возможность улететь на У-2.
Угрожая пилоту оружием, сажает в самолет тетю, двоих детей и приказывает взлетать.
Спас семью. А сам – винтовку в руки и в бой, прикрывать отступление.
Говорят, что кто-то видел его последний раз под землей, в Аджимушкайских каменоломнях.
Сгинул. Навсегда. Бесследно. Ничего не осталось.
3. Бабушка. Керчь. Май 1942. Отступление. По родной Айвазовского, та, что раньше Войкова была, а еще раньше - Херхеулидзевская пройти невозможно.
Все прибрежные улицы забиты машинами, повозками, пушками, военной амуницией.
Брошено все.
А пролив как и улицы забит плавсредствами и людьми на них. Плоты из досок, бочек, камер и т.д. и т.п.
Спастись, догрести до кубанского берега.
А над проливом день и ночь немецкие самолеты. Бомбят, поливают свинцом.
На таманский берег из полумиллиона советских солдат сумели переправиться примерно 120 тыс.
4. Дядя. Крым. Ак- Монай. Март 1942 года. Немецкое минное поле.
Трупы советских солдат в рыжих шинелях бугрятся холмиками. От горизонта до горизонта. Над каждой миной – один труп.
5. Дон. Тетя. Старое фото. Молодая, симпатичная тетя и чернявый хлопец в несоветской форме.
Аlpina "Tridentina"на оборте и имя.
«Кто это, тетя?»
Отшучивается. Так, говорит, знакомый итальянец, выхаживала после ранения.
Через много лет этот «знакомый итальянец» нашел тетю и приехал в ее станицу.
Слезы, радость, застолье, воспоминание.
И фото в руках итальянца. То самое – что у тети. Пронес всю войну.
6. Дон. Дед. Декабрь 1942 года.
Советские танки ведут наступление. Грязь непролазная. Разбитый шлях.
За клуней немецкая пушка. Прямой наводкой. Восемь выстрелов – восемь горящих советских танков.
7. Тетя. Германия. Начало 1945. Остарбайтер. Военный завод. Налет авиации, ранение. Немецкий госпиталь. Освобождение советскими войсками. Советский офицер, санитары. Идут по палатам. От койки до койки. Рассматриваю раненых, задают вопросы. На немецком. За ответ на русском, украинском или польском, даже не переспрашивают – расстреливают на месте.
Остальных санитары просто выносят на носилках и вытряхивают за воротами госпиталя…
Сообразила. Ответила на французском. Осталась жива.
8. Тетя. Западная Украина. Конец 40-х. Глухое село. Тетя после училища по направлению едет туда преподавать русский язык. Встретил на станции хлопец на телеге. Специально прислали, чтобы отвезти в село.
Ты, говорит, четвертой будешь, не приживаются учителя у нас, не доезжают.
Хочешь жить, выбрось все документы, кроме паспорта, остановят лесные братья, скажешь, что убежала от голода.
Послушалась. Остановили. Поверили. Не тронули. Прижилась.
Тот хлопец стал ее мужем.
Уважаемая семья. Куча детей и внуков.
