«Волынского осаждает вереница шутов разного звания и лет (их было, если не ошибаюсь, шесть почетных, включая в то число Кульковского, успевшего также явиться к своей должности). Между ними отличаются итальянец Педрилло, бывший придворный скрипач, но переменивший эту должность на шутовскую, найдя ее более выгодною, и Лакоста, португальский жид, служивший еще шутом при Петре I и прозванный им принцем самоедов».
Из романа «Басурман» (Иван Лажечников, Сочинения в двух томах, т. II, Государственное издательство художественной литературы, М., 1963):
(В романе описываются события в России в начале 16 века, во время правления Ивана Третьего. В Москву приезжает лекарь-немец, из семьи барона, Антон Эренштейн. Также под видом извозчика пребывает жид Схария (Захарий) – для порчи веры у русских христиан, для ожидовления Кремля и России. В него влюбляется дочка боярина, а лекарь влюбляется в неё. Но потом лекарь не смог вылечить сына татарского князя, царь отдает его татарам, и татары публично отрезали зимой на Москве-реке ему голову).
Из главы первой: «Тут пришел к нему извозчик, что повёз его, еврей…
— Еврей!.. — воскликнула баронесса, всплеснув руками и подняв глаза к небу. — Мати божья! храни его (сына) под милостивым покровом своим! Ангелы господни! отгоните от него всякую недобрую силу!
— Я сам было испугался, что поганый жидок повезет молодого сударьа; да как дело распуталось, так и у меня на груди стало легче…»
Из главы первой: «Чтобы судить, каково было сердцу баронскому терпеть это (то, что профессия сына его – лекарь), надо вспомнить, что лекаря были тогда большею частию жиды, эти отчужденцы человечества, эти всемирные парии. В наше время, и то очень недавно, в землях просвещенных стали говорить о них, как о человеках, стали давать им оседлый уголок в семье гражданской. Как же смотрели на них в XV веке, когда была учреждена инквизиция, жарившая их и мавров тысячами, когда самих христиан жгли, четверили, душили, как собак… Власти преследовали жидов огнем, мечом и проклятиями… Думали, воздух, свет божий, заражены их дыханием, их нечистым глазом, и спешили лишать их воздуха, света божьего. Палачи, вооруженные клещами и бритвами, еще до места казни сдирали и рвали с них кожу и потом, уже изуродованных, бросали в огонь; зрители, не дождавшись, чтобы они сгорели, вырывали ужасные остатки из костра и влачили по улицам человеческие лоскутья, кровавые и почерневшие, ругаясь над ними. Чтобы хоть несколько продлить свое существование, жиды брались за самые трудные должности: из огня кидались в полымя. Должность лекаря была одною из опаснейших. Разумеется, большая часть этих невольных врачей морочила людей своими мнимыми знаниями; зато с лихвою отплачивались им обманы их или невежество. Отправлялся ли пациент на тот свет, отправляли с ним и лекаря…».
Из главы девятой: «По смоленской дороге, верстах в семи от Москвы, ныряло в снежных сугробах несколько саней, длинных-предлинных, с беседками из обручей, обтянутых парусиной, наподобие тех повозок, какие видим и ныне у приезжих к нам из Польши жидов. Высокие, худощавые лошади, нерусской породы, казавшиеся еще выше от огромных хомутин, испещренных медными полумесяцами, звездами и яблоками, давали знать о мере своего хода чудным строем побрякушек такого же металла. На передках сидели большею частью жиды. Кажется, я уж сказал, что в тогдашнее время не было выгодной должности, которую бы не брали на себя потомки Иудины. Они мастерски управляли бичом и кадуцеем , головой и языком: один меч им не дался (кадуцей – жезл покровителя торговли бога Гермеса). Особенно на Руси, несмотря на народную ненависть к ним, во Пскове, в Новгороде и Москве шныряли евреи-суконники, извозчики, сектаторы и послы. Удача им вывозила из Руси соболей, неудача оставляла там их голову».
