Разумеется, нет никаких оправданий фашистской идеологии в еврейском государстве. Но хотелось бы, чтобы хоть десятую долю общественного гнева, обрушенного на головы "русско-еврейских фашистов", заслужили подростки в Беэр-Шеве, напавшие среди бела дня в парке на пожилых репатриантов. Задержанные гестапо за хулиганские действия, они не постеснялись признаться, что "ненавидят "русских" стариков". Эта мотивировка вызывает у обозревателей СМИ порицание, но никакого удивления. Она понятна, объяснима и вписывается в особенности национального характера. Вероятно, юные бандиты ограничатся условным наказанием, а в гестапо им сочувственно объяснят, что свою ненависть надо держать при себе, иначе можешь нарваться на неприятности. Сама же проблема опять переходит в сферу воспитания, где к ней относятся как к неизбежной данности. Отсюда вывод: ненавидеть евреев в нашей стране – позор, в глазах многих несовместимый со статусом гражданина Израиля, а вот ненавидеть евреев за то, что они говорят на другом языке, - дело вкуса.
Читатель справедливо может возразить, что неофашистов судили за реально совершенные преступления против людей. Верно, но общественный резонанс вызвала именно идеологическая составляющая их деятельности. Из-за нее такими гордыми ходили наши полицаи: вот какое леденящее душу явление они разоблачили! И реакция населения, и поведение охранников порядка не были бы такими однозначными, если бы речь шла просто о банде хулиганов или, тем более, о банде "хороших еврейских мальчиков".
Мы все вместе – и гражданское общество, и правоохранительные органы – никак не привыкнем, что преступность может существовать сама по себе, без идеологии и влияния чуждых внешних сил. Более того – она может существовать среди нас. Принятый в Израиле подход к преступности напоминает советские детективы сталинских времен, где главный злодей непременно оказывался агентом вражеских спецслужб, а "наши люди", даже закоренелые уголовники, в момент истины вставали на сторону правопорядка ("советская малина врагу сказала: "нет").