Кладбищенский стрелок

[Яслик Ошка]

КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТРЕЛОК

Всем не вернувшимся домой с работы посвящается…

= 1 =

- Ты куда стрелял, змей?! - старушка захлёбывалась слезами.
- Та не ори, Матрёна, - без тебя досадно, - оправдывался Семён.
- Ты куда стрелял? - зарыдала она и ударила его двумя ручонками по спине. И взвыла по-бабьи, отчаянно, тонко.
- У меня один сын, и тот уже мёртв. Одна его фотография военная!.. Моего мальчика защитника Родины!.. Здесь на кресте на могильном осталась. Я хотела её размножить, но никто не помог старухе… Ты куда стрелял, ирод?..
Она колотила стрелка между лопаток и по затылку.
- Та, не хотел я, Матрёна, уж так получилось…
Семён обернулся к ней, и оторвалась от него женщина, пошатнулась, словно раненая, бросилась к расстрелянному кресту, упала на колени перед ним как перед богом и заголосила:
- Сыночек, родной! Не было тебе покоя в этой жизни, и после смерти его тоже нет… Ненаглядный ты мой… Сатана!.. Сатана из ружья окаянный изорвал твой лик ясный в клочья…
- Ты зачем стрелял, Семён? - рыкнул на него Назим Хамраев, прибежавший из дома.
- Я отработаю, Назим Акрамович, ты не доноси участковому, я вспашу тебе по весне участок… Бесплатно… И сарай за ослом почищу. Участковый молод, жаден до денег, дачу себе двухэтажную поставил, не расплачусь я с ним… Я беден.
Семён лукавил, а тётка Матрёна рыдала, целуя крест.
 - Пули бандитские не тронули, стороной промчались… Нарадоваться я не могла, когда ты вернулся ко мне с медалью - красивый и статный… Но сожгли дотла тебя жадные… Косточки мне обугленные вернули!..
Сын у неё сгорел восемь лет назад в мартеновском цеху металлургического комбината. Бросил алюминиевую плюху в ковш - раскислитель, и волна стали накрыла подручного. Внутри, в пустоте, в плюхе той конденсат оказался. Веселился огонь, голубые язычки пламени метались по остывающей луже. Подступиться к погибшему металлургу было не просто. Прошло ещё пять часов, прежде чем сварные вырезали останки подручного.
- Ну будет, Матрёна, будет, пошли домой! - успокаивал её Назим, - А ты не можешь стрелять - сиди на печи, охотник хренов!
- Та кто же знал, что ружьё высоко подскочит?
- По кладбищу бил, - и сквозь зубы добавил ему в лицо, - мудак…
- Та не попал бы я, кабы не отдача…
- Молчи!..
- Андрюшенька!.. Сыночек мой! Живого я провожала тебя и тёплого!.. Покорёженного металла кусок мне вернули, просили прощения... Нет силы на свете мыкаться…

[Яслик Ошка]

= 2 =

Жили они по соседству на окраине посёлка возле самого кладбища. Жили бедно. Изба у Матрёны покосилась, править её было некому. Сын погиб на работе, а следом от тяжёлой болезни умер её муж - горе ускорило смерть. Оставались ещё сноха и внук, но они переехали в город и редко навещали старуху. Сама она носила воду из колодца, перекапывала огород, полола его, окучивала картошку, собирала колорадских жуков - выживала. И ходила на кладбище: поправляла могилки усопших, обновляла на них цветы, разговаривая с крестами, как с живыми людьми.
Семён торговал. Едва узаконили частную собственность, он бросил свою прежнюю работу на стройке и взял себе подержанную «копейку, да начал кататься по окрестным сёлам, перекупая у людей свинину и говядину. Сбывал её оптом на рынок. Переплачивал за крышу «ментам» и «бандитам», а также другим представителям власти, инспектирующим продажи. Сетовал, прибедняясь, что не может достроить мансарду на даче, и втуне переживал, поглядывая на гору, где стремительно поднимались в небо дома городских милиционеров и служащих.
- Эх, мусора, мусора, вашу мать, кровопийцы народные...
Но подспорье в хозяйстве было, и он торопился в курятник за яйцами.
- Разворовали Россию, гады, украли.
Назим, его сосед, прослыл отчаянным забиякой. В юности он хулиганил и дрался, выплачивал штрафы - горячий парень. С годами остепенился. Женился. Остыл. Работал в карьере - рядом. Кружился «БелАЗ» по спирали дорог, и, пока своевременно выплачивали деньги, жизнь не давала трещин: семья у него жила в достатке. Честно заработанный хлеб на столе не переводился. Старые приятели заходили к нему на чарку водки, но вели себя прилично, уважая семью товарища. Удовлетворяясь немногим, люди судачили об охоте и строили планы на выходные.
Словно горы, окружили поселок рыжие склоны отвалов. Самый старый из них - за кладбищем. Переходишь, бывало, заболоченный ручей - и вот его подножье. Искусственная гора. На её осыпях давно уже прижились репейники и полынь; клочьями, словно пряди волос на седеющей голове, колосится ковыль, пригибаемый ветром.
Рос металлургический комбинат - рос город. Обустраивались люди, обживались, покупали технику: кто мотоцикл, кто автомобиль. Было время, а я его помню, когда не боялись оставить машину на улице в ночь, в грязи, доверяя друг другу, жили в распутицу, не зная зависти, без камня за пазухой. «Ключ под ковриком», - писал я мелом на двери квартиры и мчался играть на улицу в чехарду, забывая про всё на свете. Но это в далёком прошлом, и разумный хозяин сегодня живёт за бронированными ставнями. Однажды, в счёт зарплаты, предложили на отвале землю под гаражи, и построили «безлошадные» люди ненужные им коробки.
Плакала Матрёна долго. Но уже не причитала, как на кладбище, а по инерции - роняла слёзы, смахивая их на землю краем косынки.
- Не плакайте, бабушка Мотя, - пятилетняя дочка Назима Тая оставила в покое куклу на лавочке и подошла к женщине.
- Больно мне, Таенька, больно мне, детонька. А твою бы куколку убили, ты бы не плакала?
- Я же говорю тебе - не виноват! - крикнул из-за забора Семён.
- А кто виноват? - её голос окреп, глаза высохли. - Ты кого хотел убить?
- Лисицу, Матрёна!.. Рыжую! Она у меня в курятнике шкоду наделала.
- Не ври, окаянный! Вот возьму я лопату и огрею ирода!..
- Это Тайка виновата, - за отца заступился его сын - первоклассник, - она мне первая сказала: «Я, Паша, лисичку-сестричку видела».
Девочка испугалась и насупилась.
- Бабушка Матрёна, прости, я не знала.
Она тихо размазывала слёзы и говорила:
- Лисичка такая красивая… С белым хвостиком.
- Что ты, Таенька, что ты, милая… В чём ты повинна?..
Матрёна поцеловала девочку в лоб.
- Заинька ты моя...

[Яслик Ошка]

= 3 =

Я - случайный прохожий. Я поднимаюсь на отвал, потому что самая короткая дорога в посёлок, как мне кажется, лежит здесь. Я опаздываю на работу. Я спешу. Из-под моей ноги выворачивается камень и катится вниз, увлекая за собой другие осколки горной породы. Я - случайный персонаж. К истории, рассказываемой мной, я не имею никакого отношения. Я - не положительный и не отрицательный герой. В этом времени я просто случайный человек, не стяжавший успеха в жизни.
Передо мною ровная, укатанная техникой вершина отвала. Искусственная гора. Ей шестьдесят лет. Возраст почтенный, пенсионный возраст. Горы долго живут, в отличие от людей их поднявших. Люди же, их ровесники - на кладбище у подножья отвала, куда мне ещё предстоит спуститься, преодолев перевал.
Мои карманы пусты, я давно уже не держал в руках денег. Ни российских, ни буржуйских - никаких. По желанию нам вместо денежного довольствия на работе выдают "гуркалы" - бумажные книжки, отпечатанные в новотроицкой типографии. Я могу отовариваться на них в столовой или в ведомственном магазине, где всё очень дорого.
Чтобы выкупить у работников акции открытого акционерного общества "НОСТА", зарплату задерживают уже пятый месяц. И несут люди осколки вчерашней приватизации в кассу, и обменивают на деньги собственность, не понимая, что с этого момента они полностью порабощены хозяином.
- Как выжить? Что есть?
- Воруют все. Ты погляди, как преобразился посёлок. На месте вчерашних лачуг фешенебельные дома "высшего руководства".
Жаба давит обывателя, жаба давит мента. А как же! Строятся вчерашние одноклассники, разъезжают на шикарном авто, пьют водочку, от которой голова не болит, пользуются успехом у женщин. И поспешают охмуренные завистники вслед за ними... И хорошо поспешают.
Я вдыхаю морозный воздух. Лужицы на вершине горы потянулись тоненькой корочкой льда. Она хрустит, прогибаясь под ногами идущего человека. Два куста колючей облепихи серебрятся, нависая над самым склоном. Маленькие бархатные ягоды пожелтели, набрали вес. Я останавливаюсь, чтобы их немного собрать и покушать. Но не потому, что я голоден, а потому, что в скупой степи каждое дерево - это чудо, и плод с него - воистину дар божий.
В отдалении гудит кран. Тянется за грузом, отрывая задние лапы с подушек. Рядом с ним "шаланда" - "КамАЗ". Выхлопные газы вьются по ветру синей лентой и растворяются в предутреннем тумане.
- Это гаражи, - соображаю я. - Но почему не спится людям в такую рань?
Я прохожу мимо и вдруг соображаю, что стал свидетелем присвоения чужого имущества - так называемой кражи. У меня на глазах разбирают крайний в ряду гараж. Среди бурьяна валяются лоскуты оборванной кровли. Плиты перекрытия уже покоятся в кузове автомобиля. Трое мужчин в спешке раскидывают стены строения и грузят в прицеп уцелевшие шлакоблоки. Увидев чужого человека, они прекращают работу и подходят ко мне.
- Ты ничего не видел, - говорит мне самый здоровый из них. - Повтори.
- Я ничего не видел.
- Вот так.
Мой собеседник удовлетворён услышанным.
- Воровство всё равно не остановить. Воруют все. Ты согласен?
- Как скажешь.
- Вот то-то...
- Шевелитесь быстрее! - из "скворечника" доносится сердитый голос крановщика. - Главный "опер" из города до дома "грушу" с раствором будет сопровождать. В прошлый раз он остановил меня на повороте и завернул к себе!.. Пришлось мне одну плиту ему пожаловать. Время - деньги!.. На работу опаздывать ни к чему - уволят, не советская власть. Да и кто мне за лишний подъём заплатит?
- Твоя правда, - старший выплёвывает окурок и продолжает:
- За бесплатно работать грех, особенно сейчас, когда денег по полгода не выдают. Семью кормить надо, мужик!
Он оправдывается передо мной.
- Я пошёл?
- Иди!.. И помалкивай!
Спускаясь по тропинке на кладбище, я нечаянно толкаю впереди себя ещё один камень, и ещё одна сырая стайка песка убегает к подножью.
- Вот такое седое утро...

[Яслик Ошка]

 У меня на дороге стоит девочка лет пяти. В старом пуховике. Ей холодно. Вязаная шапочка с помпончиками закрыла лицо, и только доверчивые, огромные глаза выглядывают навстречу с надеждой на скорую помощь. Она топчется посередине ручья на кочке маленькими резиновыми сапожками, не решаясь ступить ни вперед, ни назад. Загадка!.. Неужели на стрёме? Я поражён.
- Ты-то как сюда попала?
- Я - Тая, - отвечает она. - Шла по дощечке и споткнулась. Моя дощечка упала в грязь.
Действительно, нехитрый мосток подрагивает в тине, отброшенный бойким течением ручья.
- У меня худые сапожки...
Черпая ботинками воду, я настраиваю переправу.
- Иди, - но она улыбается и отрицательно машет в ответ головой.
- Ну, тогда давай мне руку, и мы пойдём вместе.
Я отвожу её в поселок. Мимо кладбища. Мимо ржавых металлических звёзд и усохших крестов. Скупые деревца, едва зацепившиеся за степь, уже сбросили почти все свои листья, разве что карагач ещё зелен. Шелестит на осеннем ветру, скрипя всеми ветками, держится - молод и стоек и всё же роняет листочки на жухлую траву.
- На, - протягиваю я ей горсть облепиховых ягод.
Она послушно берёт их в ладошку и ест, как гостинец. Скупая ягода, степная, схваченная морозом, сладенькая на вкус.
- А вы никому не скажете?
Девочке хочется поделиться со мною чем-то важным.
- Я... никому... не скажу! Клянусь!
Она сообщает мне новость.
- Я лисичку-сестричку видела.
- Рыжую? - переспрашиваю я.
- Рыжую... Хвостик беленький, она Рябу несла.
Я улыбаюсь. Мне становится всё понятно.
- Я знаю, где живёт лисичка!.. А ты её не боишься?
- Боюсь, - признаётся она, - но только вы никому не рассказывайте про Рябу, дядя Сёма ругаться будет, стрелять... Он на кладбище памятник поломал.
Я слышал эту историю. Из детских уст она мне кажется забавной. Вот её дом.
- Мы пришли, - говорит мне девочка, и уходит, помахивая ладошкой. Я спешу на объект. Мне грустно.

[Яслик Ошка]

= 4 =

Я - подневольный человек... Я - раб... Передо мною тарелка борща и кость. Большая кость. С мясом. Жирные пятна, переливаясь, кружатся в горячей похлёбке. Ложкой я вылавливаю картошку и ем, обжигаясь, горячее варево. Мой хозяин ко мне снисходителен. Вчера, между прочим, я без задней мысли рассказал ему, что месяц назад главный сталеплавильщик Орско-Халиловского металлургического комбината Мянник Александр Георгиевич целую смену высококвалифицированных рабочих три дня эксплуатировал на своем приусадебном участке. Ломали старые постройки и обломками стен обсыпали набережную возле ручья.
- А его жена накормила нас до отвала. Каждому по полторы сосиски досталось!.. Водки - залейся...
Я специалист, я знаю, как выкладываются печи и дымоходы к ним. Поэтому ко мне особое отношение. Я честно заработал тарелку борща.
- Ты клал когда-нибудь дымоходы? - спросил меня мой начальник прежде, чем отправить на задание.
- Да! - согласился я.
- Вот и хорошо, поможешь человеку.
Мой начальник умеет жить. Как, впрочем, и все начальники. Он хорошо знает, что я не откажусь, что я с радостью сделаю всё, о чем меня ни попросят. Потому что работать на приусадебном участке намного легче, чем на комбинате в грязи и пекле ремонтировать сгоревшие печи. Дай человеку льготу, и он твой раб.
Великовозрастный детина - сын моего начальника, попал на велосипеде под машину и ушиб колено. Ругался отец: рвал и метал; грозился найти нарушителя и снять с него три шкуры, ан нет, нарушитель нашёл его сам и предложил оказать ему небольшую услугу - выложить печку в особняке.
- Есть у тебя такие люди?
- Есть!
Гроза миновала. Сын поправился!.. Потому что "заказчиком" стал подполковник милиции, главный оперативник города, человек авторитетный. Даже криминальная "крыша" была у него в руках, и жил он, припеваючи, от щедрот нарушителей правопорядка. Дорожно-транспортное происшествие истолковывалось им не в пользу пострадавшего велосипедиста.
Моим утренним знакомым так и не удалось избежать встречи с хозяином. Одну из краденых плит они выгружают на его дворе возле недостроенного сарая. Снова ругается крановщик и, сетуя на время, требует, чтобы ему заплатили за лишний подъем. Но посмеивается над ним старик - тесть застройщика - командующий на стройке:
- Хозяину скажешь - оплатит. Он знает, кому, за что, и сколько должен.
- Ишь ты, чего захотел ворюга, - повторяет он мне после их отъезда, - за подъем ему заплати!.. Вот наглец!
На кухне у подполковника тепло и без печки. Я набиваю утробу пищей из термоса, чтобы дома не есть. Матушка экономит деньги - пенсия у неё мала. Работники дошкольного образования никогда не были в чести у государства. В отличие от врачей и судей им никто не дарил подарки, да и педагогическая закалка не позволяла богатеть непристойным образом - брать взятки из рук.
Лает собака, грохочет цепь - кто-то чужой спешит к нам, ругаясь.
- Хороший кобель, - говорит старик, выглядывая в окошко. - Породистый, справный... Хозяин на зоне взял его ещё щенком у кинолога - зверь, а не псина.
- Знаю,  - поддакиваю я, - кидается на людей.
Мой собеседник смеётся и рассказывает следующую историю.
- Сам я видел - сажали зэков в воронок. Будка была переполнена. Удобно сидевшие "люди" выталкивали ногами наружу "обиженных" - не по масти попавших к ним в компанию и ржали, когда собаки рвали у тех штаны вместе с мясом. Запаха их - тюремного не переносят... До того дрессированны!..
- Да-а!.. - соглашаюсь я.
Рассказчик доволен.

[Яслик Ошка]

- Та не лай, ты-ы, не лай! - дверь распахивается и на пороге появляется растрёпанный гость. - Петрович! Слышишь, какое дело? Лисица повадилась кур у меня таскать.
Я вспоминаю девочку. Вот он какой - дядя Сёма "кладбищенский стрелок".
- Дай овчарку, Петрович! Я выслежу и убью воровку.
- Ты уже убил Матрёну, - хохочет Петрович, - напова-ал!.. - и наливает водки в стаканы. - Будете? - предлагает он мне.
Я все же специалист и ко мне особое отношение.
- Нет!.. Не пью... Вот уже десять лет, как я не пью. Я - трезвенник.
- Жалко, - вздыхает он и обращается к вошедшему человеку свысока, с презрением:
- Будешь водку, барыга?
Тот глотает слюну и облизывается. Видно, что ему очень хочется выпить, но правила хорошего тона не позволяют согласиться сразу.
- Собаку дашь или как?
- Или как!.. - передразнивает Петрович. - На роже написано, что выпить хочешь. Пей, потом решим.
Семен опрокидывает в себя стакан водки и занюхивает хлебом.
- Здорово!
- Вы ешьте, - говорит хозяин мне, - и ты закусывай, барыга!.. Говоришь, что лисица кур таскает?
- Петрович!
- А собака моя тебе яйца не откусит?
- Как знать?.. А что посоветуешь?
Они выпивают ещё по полстакана водки - и участь лисицы решена.
- На рассвете, если появится, по следу пустим. Догнать не догонит, но нору поищем, не может эта тварь издалека свои набеги делать. Где-то здесь на болоте или в камнях её логово.

Вечером я докладываю печь и собираюсь домой.
- Завтра, Петрович, мы оштукатурим её и растопим. Готовь мешок - дым ловить.
Вот оно кладбище, вот ручей, та самая кочка, нехитрый мосток. И вдруг!.. Я слышу вслед:
- Дяденька!
Это девочка. Она глядит на меня в надежде на чудо.
- Дяденька!.. Завтра дядя Сёма лисичку-сестричку будет травить Полканом... Он злой Полкан. Он порвёт лисичку!..
- Тебе жалко лисичку?
- Да, жалко. Она красивая. Огонёк с белой кисточкой на хвосте!.. Вы же знаете, где она живёт...
Я для неё высшая инстанция - бог, способный предотвратить задуманное охотниками.
- Дядя Сёма вернулся пьяный и сказал бабушке Моте, что завтра он, наконец, сошьет воротник из рыжей гадины - она Рябу украла.
Девочка плачет. Я глажу её по шапочке.
- Я помешаю ему убить эту лисичку.
- Воруют все!
Она находит аргумент в её пользу.
- Я помогу тебе, девочка, я остановлю эту охоту.
Я лгу, не зная как быть...

[Яслик Ошка]

= 5 =

Но не отсох мой язык. Есть высшие силы!..
Я стал свидетелем необыкновенной борьбы людей и преследуемого ими зверя. Бешеный лай собаки торопил восходившее солнце. Сумерки растаяли, когда я поднялся на гору, держа в руках сучковатую палку... Зачем я её подобрал?.. Не знаю... Ведь я обещал девочке заступиться за лисичку. Но перед кем?.. Перед овчаркой, идущей по её следу? Перед собакой, чья реакция быстрее моей, и чья воля определяется хозяином?.. Или я хотел отбиться от самого хозяина? Или от злого человека - я испугался воров?.. Порушенный край. Развороченные постройки. Дырявые стены заброшенных улиц, словно шквал артиллерийского огня накрыл это забытое богом место.
Преследуемая лисица выскочила прямо на меня. Она хотела покинуть гору и исчезнуть среди садовых участков, разбросанных у подножья. Но я был врагом, на которого выгнала её собака. На мгновение лисица остановилась, её пушистый хвост замер... Она стояла передо мною на камне, как на пьедестале - торжественно и мёртво. Только приподнятая передняя лапа дрожала, да парок из пасти напоминал о том, что она жива... Нет, лисица не испугалась! Скорее всего, она была удивлена таким жестоким коварством со стороны людей. Владельцы гаражей и мальчишки неоднократно пытались выяснить, где её нора, но они не были охотниками, и больших головных болей плутовка не знала. И вдруг: эта бесноватая собака, и вооруженный палкой человек...
Оцепенение сошло, и лисица изменила маршрут. Развернувшись ко мне боком, но, не отрывая пристального взгляда, она величественно поплыла в сторону порушенных гаражей. Собака стремительно приближалась к ней. В её лае послышались торжественные ноты - в моем лице она предположила союзника. "Второе дыхание" толкало собаку за растерянной жертвой, позволившей уже сократить расстояние преследования до двух десятков шагов. Красивая овчарка чувствовала себя примадонной в фокусе взглядов вышестоящего руководства. Резко выбрасывая вперёд свое мускулистое тело, она спешила оправдать оказанное ей доверие - отдавала собачий долг людям, и вот уже гнала лисицу назад на ружьё на охотников. Со стороны посёлка навстречу погоне спешили Семён и Петрович - человек, угощавший меня борщом. Впереди у плутовки был вчерашний гараж, до основания разобранный злоумышленниками. И вдруг, она споткнулась и захромала - что-то произошло. Это позволило собаке в два прыжка вплотную приблизиться к жертве. Охота заканчивалась. Семён опустил, вскинутое, было, в небо ружье, и я угадал на его лице улыбку. Но неожиданно раздался треск: свирепая овчарка исчезла под землёй, и её горький скулёж обескуражил охотников. Лисица ожила, в мгновение ока взмахнула по уцелевшей штрабе на крыши гаражей и ушла, недосягаемая для дроби. Виной оказался погреб, накрытый рваным куском мягкой кровли. Более лёгкая лисица прошла по нему успешно, а тяжёлая собака попала в ловушку, упала вниз и сломала передние лапы. Горе-охотники ругались, спасая покалеченное животное.
Девочка, как и вчера, стояла внизу у кладбища и прислушивалась... Она искала у меня в глазах правду, пусть горькую, но я обнадёжил её.
- Жива!.. Твоя лисичка жива и здорова!.. Это собака плачет.

[Яслик Ошка]

= 6 =

Лисичка была спасена. После обеда Тая играла на улице в кулинарию. Собирая мокрый осенний песок в формочку, она лепила плюшки для кукол: "Тяп-ляп" и выкладывала их на широкую дощечку, словно на противень перед отправлением в духовку.
Семён кочегарил. Он собирал ботву от картошки и жёг её, тормоша над огнём вилами, но сырая трава дымила, и чтобы костёр не погас, хозяин подкинул бумаги, среди которой были рисунки. Ветер поднял один из них выше забора в воздух, и тот упал на песочницу к Тае обугленный и грязный. Девочка растерялась. Летом мама консервировала банки с томатами, а дочка мешала ей: рисовала весёлые этикетки и наклеивала их на "товар": "...как в магазине". Одна баночка лопнула, и проказницу отшлёпали. Но всё же на пяти других красовались огромные сеньоры-помидоры и маленькие помидорчики - их дети. Было смешно. А сейчас?.. Она подошла к штакетнику и увидала костёр, где тлели ещё два её рисунка.
- Ты чего ревёшь? - спросила мама, и по простоте душевной дочка призналась, что самые лучшие её рисунки сгорели.
- Я так старалась, - всхлипывала она.
- Но откуда они у Семёна? - задумалась мама.
Вечером она рассказала мужу про детские слёзы.
- Мы же все банки в погреб снесли, Назим?..

На следующий утро - ни свет, ни заря, обеспокоенный хозяин пошёл в гараж и обнаружил, что его разобрали до последнего камня. В погребе было пусто. Предчувствие не обмануло Назима. Сосед его Семён был причастен к разорению имущества. Но как уличить злодея, кто повинен в содеянном, у кого украденные строительные материалы и банки с продуктами?
- Задушу гада!
Первый гнев ему удалось подавить.
- Зайду, узнаю, поговорим...
С этими тревожными думами Назим поднялся в избу Семёна.
- Как охота, сосед?
- Ушла зараза!.. Утащила Рябу и сыта! Ну да бог с нею, Назим, ты заходи и присаживайся... Не украдёшь - не проживёшь.
Словоохотливый Семён как на духу выкладывал подробности недюжинной охоты.
- А кто не ворует сегодня, тот ломает лапы, как эта собака... Жалко её сердечную... Дура косматая - выслужиться хотела... Все мы грешные люди: кто на мента, кто на бандита горбатим в надежде на пирожок...
- Горбатим, сосед?
- Горбатим, Назим... Там на отвале гаражи рушат. Представляешь себе: люди трудятся, ломают стены, рискуют быть пойманными, а Сашка-опер их ловит? Две дармовые плиты у него на участке лежат. Паразит!.. Ни рубля не вложил в производство, а хоромина у него - видишь сам. Я же третий год по кирпичику, по песочеку гребу не нагребусь. Тают денюшки, словно снег в июле.
- А собаку жалко, Семён?
- Пристрелит её легавый. Я думал - пугать меня будет, ан нет, пронесло. Пообещал я ему свинины подкинуть, чтоб он подавился!
- Сам обещал?
- А как же?..
- Взятки даёшь?
- Не подмажешь, Назим, не поедешь.
Банки с томатами стояли на подоконнике. Семён их не прятал. Знакомые художества немного раскисли от сырости, улыбки растаяли, весёлые персонажи глядели растерянно, словно чувствовали вину перед Назимом за то, что они изменили хозяину и ушли не по адресу.
- Что это за банки у тебя на подоконнике, я вижу, стоят? Рисунки какие-то странные...
Семён опешил. Но его супруга Светлана не растерялась и поддержала беседу.
- Это я рисовала, - улыбнулась она Назиму. - Вместе с сыном.
Мальчишки не было дома.
- Задание им в школе дали, - пояснила Светлана. - Пятёрку принёс.
- А чтобы не пропадать его мазне, - догадался Семён, - я эти картинки на банки наклеил.
- В школе задание, говоришь? - переспросил его Назим, и, сделав паузу, добавил: - Ты вот что, Семён!.. Бери-ка эти маринады с собой и ко мне. Выпьем с тобою вместе, про жизнь потолкуем. Ссуду мне дали на строительство дома - надо обмыть... И ты, Светлана Анатольевна, будь добра, поприсутствуй... Доченьку я порадую. Очень любит она у меня такие рисунки...

[Яслик Ошка]

= 7 =

Стол к приходу гостей был накрыт. Две большие бутылки водки красовались на чистой скатерти на самом видном месте.
- "Распутин", - сердито произнёс хозяин, разглядывая только что купленный в магазине товар.
- Что случилось, Назим?..  Ты ждёшь гостей? - заволновалась его супруга Ольга Сергеевна.
- Да-а, будут, - отрезал хозяин.
- Ты опять за своё?.. За старое, за пьянки с друзьями?
- Молчи, жена!.. И слушай! Разговор у меня к соседу - к Семёну-гаду. Ты постарайся ему угодить и дочу спаси. Рано ещё ей видеть зло, творимое отцами.
Сказано было серьёзно. Оробевшая женщина перестала перечить мужу и согласилась:
- Хорошо, - и ушла на кухню.
Скоро в дверь постучали. Пришли соседи.
- Можно? - спросила Светлана Анатольевна.
- Можно! - сказал хозяин.
Цветущая гостья протягивала Назиму банку с томатами. Копчёная рыба лежала в пакете у мужа - текла и пахла, вызывая слюну. Он тоже пришёл не с пустыми руками. Большая бутылка пива "Афанасий" была поставлена на стол бок о бок с "Распутиным": "...для укрепления государственности", - лучшие дни России настали: подворья в округе росли, и не болела голова от выпитой водки. Достаток и счастье переполняли соседей.
- Заходите, гости дорогие, пра-са-дам! Баночку вашу вот сюда на стол, на самое видное место поставьте, чтобы Таенька видела... Где дочка?
Ольга буркнула что-то Назиму из кухни в ответ и ушла в соседнюю комнату, чтобы не видеть пьянки. Тревога легла на душу камнем - Назим был сердит, и жена это знала.
- Как?.. Играет? - переспросил хозяин. - Вот напасть. Нет девчонки... Ну, будем здоровы, Сёма!..
Они чокнулись и спустя минуту выпили повторно. Водка согрела душу Назиму и наполнила силой его утомлённое тело.
- Я больше не буду, - остановился хозяин и пояснил:
- Мне хватит... А ты, Сёма, пей, не стесняйся, будь ласков, и ты, Светлана Анатольевна, не отставай от мужа.
- Много ли тебе денег отвалили, Назим? - спросил Семён.
- Хватает.
- Поручителей собирал? Или как?
- Было дело, едва нашёл.
- Что же ты к нам не пришёл, Назим?
Тут Семён промахнулся, наливая жене очередную, уже третью по счёту, порцию водки. Бутылка в руке подпрыгнула и, пролитая на скатерть жидкость покатилась на пол тоненьким ручейком.
- Мы же знаем тебя как честного человека, - язык заплетался. Семён поставил бутылку на место, зажмурился и залпом опрокинул в себя стакан, подытоживая беседу. Он потянулся рукой к салатнице, но липкий помидор выскользнул у него из пальцев и шлёпнулся прямо на брюки. И покатился на пол, оставляя на ткани блестящие пятна рассола. Растяпа икнул. Пошатываясь исчез под столом, отыскал вожделенный томат и съел его, не вставая с колен под весёлый хохот супруги. Светлана Анатольевна ударила мужа кулаком по спине, игриво заметив:
- Чтобы ты не икал.
- Оставь, зараза! - огрызнулся Семён.
Он поднялся с пола на ноги, сел на место. Тая пугливо выглядывала из маминой комнаты на взрослых, гуляющих, словно дети, на четвереньках по грязному полу. Увидев её Назим решил что пора:
- Тая, доченька, где ты?
- Я тут.
- Иди-ка сюда, моя мышка. Посмотри-ка, что дядя Сёма принёс.
- Это мои рисунки.
Икота у Семёна прошла.
- Ты же говорила мне, что он сжёг все твои художества?.. Это неправда... Что скажешь, Семён?
Соседи молчали.
- А что ты ему скажешь, доча?
- Простите меня, дядя Сёма. Я плохо о вас подумала.
- Ты же хорошая девочка, Тая! - начал тот скороговоркой, глотая слюни. - Ты - умница! Я же тебя не ругаю.
- Шла бы ты, доча, на улицу... Вместе с мамой...
На окошке проснулась и забилась в истерике последняя поздняя муха.
- Где мой гараж, Семён?
- Я не знаю, Назим, я, ей богу, не знаю! Одна плита у мента на подворье лежит, я же тебе говорил?
- А где шлакоблоки?..
- Я банки взял... Во время охоты - бес меня попутал.
- Банки крал, а гараж не крал?
- Тля буду, не крал

[Яслик Ошка]

Женщины: пьяная и трезвая слушали перебранку мужчин, затаив дыхание, поражённые неожиданным поворотом беседы.
- И авторское право не крал?
- Какое право?
- Разве не говорил ты мне, что вот этот самый рисунок тобой нарисован?.. Агнец божий!..
- Это моя жена тебе говорила.
- Жена, говоришь, во всём виновата?
- Я, Назим, я виновата, - Светлана затараторила, оправдываясь, - поспешила, Назим, не подумала.
- А если бы ты подумала, то и провела бы меня - чурку?.. И в гости бы ко мне не явилась?.. Стань раком, скотина!
- Это зачем, Назим?
Он передразнил её по-бабьи тонко:
- Затем! -  и добавил пугающим басом:
- А то не знаешь?.. ... тебя буду жестоким образом!
Назим рванул её за платье, и пьяная женщина упала на колени, запутавшись в обмотках, как рыба в садке.
Ольга Сергеевна переменилась в лице и закричала на мужа:
- Ты что задумал, остановись!
Но он оттолкнул супругу:
- Проч-чь!.. Вон из дома, жена! Не любить я её буду, а творить правосудие!
От боли жена согнулась, хватаясь руками за ушибленное место.
- Это же срам, Назим! - выдавила сквозь слёзы.
- Убирайся отсюда, я кому повторяю! В школе у себя детей воспитывать будешь! А ты, Светка, давай-ка ко мне... Поближе.
.
Ольга хлопнула дверью. Всхлипывая в прихожей, она одевала дочку.
- Пойдём, Таенька, пойдём отсюда, милая... Папа сбесился.
- А почему?
- Он много выпил. Пойдём к бабушке Моте и спрячемся от него, от пьяного.
- Папа сбесился?.. А что он делает?
- Нет у нас больше папы!

Скандал в избе достиг апогея. Назим на глазах у осоловевшего супруга изнасиловал его жену, приговаривая в экстазе:
- Ты пей, сосед, не стесняйся. Наливай и пей. Ты любишь выпить!..
Руки дрожали. Водка стояла в горле комом. Пьяный Семён задыхался и икал, откашливая на скатерть её излишки.
- Ты это того, Назим! - погрозил он хозяину из-за стола непочатой бутылкой.
- Чего, Семён?
- Поаккуратнее всё же - жена моя!.. - и зарыдал, смакуя страдание.
- Ты мои помидоры взял? - заорал Назим, огуливающий Светлану.
- Так не пропадать же добру?
- А я твою жену взял, - ухмыльнулся хозяин. - Долг платежом красен!.. Одевайся, Светка!.. Посидишь со мною, выпьешь, бесстыжая... Значит, ты у нас художница?

Женщина стыдливо собирала по горнице разбросанное бельё. Я не знаю, была ли она пьяна или испугана, кричала она или плакала? Дралась ли, ругаясь? Звала ли она на помощь мужа или проклинала его? Я услышал эту историю из третьих уст и пересказываю только то, что слышал.

- А ты, Семён, готовь вазелин, - распорядился хозяин. - Я передохну немного и тебя судить буду.
- Я тебе что, пидораз-с? - заорал Семён.
- А кто же ты? - рявкнул "присяжный".
- Я честь имею!
- Ишь ты, какой!.. Откуда у крысы честь? Бери вазелин и мажься, собака!
- А вот это ты видел?

Целомудренный муж окреп и, покачиваясь на ногах, протягивал под нос Назиму кукиш.

- Убью! - заревел хозяин. Он схватил его за грудки и принялся колотить о стену всем его мягким телом. Кожа на затылке у Семёна лопнула. Кровь заливала рубашку сзади, алое пятно росло, испаряясь на морозе, когда "подсудимый" вырвался из рук у палача и бросился вон из его избы. Хозяин догнал гостя на улице, оттянул ему до отказа брюки назад и порвал их ножом.
- Светка, сука, неси вазелин! Мужа твоего пидорасить буду!

Акт мужеложства не состоялся. Главный "опер" города в эту субботу находился рядом - на даче. Он пытался растопить выложенную мной печь. Услышав душераздирающие крики соседей, подполковник милиции поспешил на шум и остановил драку. Дознание было проведено на месте, протоколы составлены. Назима арестовали и отправили в тюрьму, как социальноопасного... Вскоре он был осужден по статье сто пятой часть первая, с применением третьей части тридцатой статьи УК РФ. Все слышали, что он хотел убить Семёна, и видели в руках у него нож.

[Яслик Ошка]

= 8 =

Тая ночевала у бабушки. Она проснулась и растерялась. Вокруг была чужая обстановка, чужие тапочки стояли возле стульчика, на котором лежала её одежда. Из горницы доносились чужие незнакомые голоса. Девочка вспомнила вчерашний вечер и испугалась - папу увезли в наручниках, пьяного... Он попытался её обнять на прощание, но высокий милиционер грубо оторвал его от девочки и затолкал в зарешёченную машину.
- Следователю будешь рассказывать, кто у тебя гараж украл...
- Значит, опять милиционеры вернулись и пытают маму, - подумала девочка.
Она быстренько оделась и пошлепала к маме на выручку. Неизвестные люди сидели за столом. Один из них, пожилой и седой мужчина, был почти старик. Сложенные кистями вместе, его тяжёлые руки подрагивали, глаза исподлобья сверлили скатерть. Девочке показалось, что он что-то искал на столе. Она оробела. Но, увидев испуганную Таю, старик улыбнулся ей, и снова загадочная скорбь омрачила лицо человека.
- Это хорошие люди, - подумала Тая. - Они в носках - разутые, значит добрые. Не как вчерашние милиционеры, жалеют бабушкин труд...
- Я, Матрена, с твоим сыном, четыре года вместе работал. Хороший был металлург, царство ему небесное...
Та сидела напротив его и вздыхала.
- Вот... Как могли, мы склеили фотографию, ретушировали... - продолжал седой.
Бабушка мирно плакала. Гости виновато улыбались.
- Мы поставили новую мемориальную доску на кладбище. Возложили венок и покрасили оградку. Весною посадим липку, может быть, она приживётся в степи?..
- Андрюша любил липку, - согласилась Матрена, - парился в бане только липовым веником, до сих пор ещё один невостребованный...
- И мужа твоего я знал, - перебил седой.
Девочка успокоилась. Она села около бабушки на скамейку и похвасталась.
- А я!.. лисичку-сестричку видела!
Тае хотелось, чтобы её заметили. Но мама одёрнула дочку.
- У бабушки Моти поминки сегодня, а ты со своими байками лезешь!..
Тая сконфузилась и поникла.
- Ты, Ольга Сергеевна, не вини дочку. Ничего обидного она не сказала... А лисички водятся в наших краях - это правда... Это ничего, Матрёна, что мы вот так - неожиданно, с ружьями, ввалились к тебе?.. Мы сыну твоему салют отдали на кладбище... Как положено, честь по чести.
- Что вы, детоньки, разве же можно себя винить по этому поводу?
- И ещё... Ты, тетя Матрёна, не серчай, я знаю - откажешься, а деньги возьми! Мы с ребятами подумали немного и решили тебе помочь материально.
- Нет, нет, нет! - замахала она руками. - У вас у самих дети голодные, зарплату уже полгода не выдают. И не предлагайте...
- Есть у нас деньги, мать, ты не отказывайся, не обижай коллектив.
- Откуда они у вас?.. Вы одурачите старуху!
- Мы акции продали, - сказал металлург, прощаясь. И, обуваясь, добавил:
- Мы больше не собственники...


27 февраля - 7 марта 2005 год
Последняя правка 23 июня  2007 года

[Бергсон]

      Россия не богатая и не щедрая? В ней не живут одни только красивые и сильные люди, любящие своего президента, инициалы которого странным образом напоминают аббревиатуру Валового Внутреннего Продукта?! В России есть проблемы кроме перхоти, критических дней, и кариеса?! Туп-шоу ещё не всёх околдовали, ещё не все распускают слюни по поводу Дашиных детективов?! Не поверите, но это так. А ещё не поверите, но я был немало удивлён вот так, просто, на форуме встретив прозаика, который вдруг выхватил из небытия нас с вами, наши проблемы, нашу жизнь. Не наркотический бред Коськи Эрнста, получившего приз за отупляющее телевидение, за посаженную на шприц останкинской башни страну, а повседневную жизнь, подрумяненную только изумительным стилем. Да, живут на этом свете вчерашние товарищи, получающие ордена первой степени «за взятие без спросу», живут бесхитростные трудяги, перебивающиеся на пенсии с хлеба на воду, врачи, продавшие Гиппократа в розницу (http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/17032/), «рождённые революцией», превратившиеся в обыкновенны полицаев, читай проституток от закона. Впрочем, это нам ясно, важно другое, появление беллетриста (ов?), начавших постепенно отражать окружающее, так сказать реалистов двадцать первого века.   
      О Достоевском много говорят, он поднимает большие психологические и социальные вопросы, но язык его ломок и сиповат; мне ближе Толстой и Чехов, - читать приятно. Ослик Яша, - какая нота! – наполняет пространство гармоничными звуками штрихами рисующими бытовой пейзаж. Высшая задача писателя, - превратить читателя в зрителя, - писал Владимир Набоков, и проза Яши словно заточена под это определение. Перелив тем, проникновение скользящих образов преподносит нам то, что мы и так знаем, но не можем выразить, преподносит до вскипания крови, до сжимания кулаков в глухой ярости. Вот она, наша красивая и сильная Россия, вот этот бесчеловечный монстр!
      Почитайте хотя бы пару рассказов… Стоит потраченного времени.             

[Яслик Ошка]

Никто меня больше не читает...

[Остап Ездюк]

Да читают.

Толковая вещь.

[Яслик Ошка]

Старый рэкетир
=============

В Аккермановке - в посёлке, что недалеко от города Новотроицка Оренбургской области - в том самом посёлке, где все новотроицкие начальники и милиционеры построили себе хоромы, жил да был серый осёл Яшка. Старый такой осёл, косолапый на вид, уже нерабочий, потому и выгнанный хозяином на улицу - на вольные хлеба. Словно пенсионер, растранжиривший своё денежное довольствие, Яшка околачивался у магазина около той самой двери, откуда пахло хлебом. Понуро покачивая головой, да отмахиваясь хвостом от назойливых мух, он и в самом деле напоминал беспомощную жертву социальных реформ.
Мой автобус ожидался нескоро - в этот день я преждевременно ушел с работы, и некоторое время мне ещё предстояло болтаться на остановке возле поселкового магазина. Какие-то копейки гремели у меня в карманах, и я решил угостить осла шикарным обедом.
- Что Яшка? Давно уже не кушал белой булки? А тебя хозяин чем кормит?
- Нет у него хозяина, - подсказала мне продавщица, оценившая мою благотворительность. В полуоткрытую дверь магазина ей хорошо были слышны мои назидательные речи.
- Кушай, труженик. Я же ведь и сам, как осёл упрямый, не захочу работать - не буду. И начну тиранить своего прораба до тех самых пор, пока тот не сядет в машину и не оставит меня в покое. Но ежели взялся за гуж, то, что и говорить - осёл ослом. Сколько раз приходилось мне в жизни расстраиваться потом, после проделанной мною работы, когда выдавали расчётный лист? Не счесть! Заколотишь копытами, заревёшь и раскаиваешься в содеянном. И снова за гуж. Такова уж ослиная доля!.. А споткнулся и упал? Кому ты нужен?.. Хорошо, что не пристрелили!
Яшка слопал хлеб и проводил меня до самого автобуса, обнюхивая по дороге руки.
Денег на следующий день у меня не было. Времени тоже. Автобус проехал на дальнюю остановку в гору и вот-вот уже должен был появиться на горизонте. В магазин, как и прежде, я зашёл беспрепятственно, поглазел на недоступные для меня ныне прилавки, и хотел уже, было, выйти. Ан, нет!.. Старый рэкетир стеной стоял у меня на дороге.
- Пусти, Яшка.
Я сделал попытку обойти его справа. Но мудрый осёл, а ведь всё же бывают на свете такие ослы, осторожно взял меня зубами за рукав ветровки и одним взмахом головы забросил назад - в магазин; а на горизонте «нарисовался» долгожданный автобус! Продавщица рассмеялась и протянула мне булку.
- Мне нечем платить, - растерялся я.
- Вы берите в долг. А вернёте потом. Не выпустит ведь.
- Да, не выпустит, - согласился я.
Дальнейшая картина была ещё более смешной и нелепой. Верите или нет, но благодарный осёл не стал сразу есть подарок, а помчался со мною боком о бок до самого автобуса с булкой в зубах, мешая двигаться мне вперёд оскалившейся мордой. Пассажиры в салоне ещё долго смеялись надо мной.
- Эко он её повернул! - а я сконфуженно оправдывался:
- Эта неблагодарная тварь сначала из магазина меня не выпускала, а теперь вот и домой едва уехал.
- Что ты, - возразила старушка, видавшая жизнь. - Он тебя благодарил. Подвезти хотел, а ты так и не догадался сесть ему на спину.
На следующий день я издалека увидел Яшку на старом месте и решил не испытывать судьбу наездника. Я медленно поднялся на гору - на самую конечную остановку в посёлке и уже в окно автобуса, возвращаясь обратно, виновато глядел на осла, понуро стоявшего у магазина…

16 сентября 2005 года

[Бергсон]

      Трогательная вещица.

[urka]

Да, здорово.

[Яслик Ошка]

1. Яшка

Я - Яшка. Тот самый серый законопослушный осёл из Аккермановки - фешенебельного поселка расположенного около города Новотроицка.  Самые большие милиционеры и близкие к управляющему директору металлургического комбината люди - «крутые по жизни» понастроили в нашем посёлке многоэтажные особняки и отгородились от коренного населения двухметровыми заборами из керамического кирпича. Мой старый и добрый приятель - Вулкан Камагатага - писатель и публицист, неоднократно рассказывал про это миру в своих «памфлетах» и «эпиграммах». Приврал он мало - «в плепорцию» - фамилии поменял, да кое-что приукрасил в силу голодного оптимизма. Горькое было время. Он батрачил за тарелку борща на даче у главного милиционера города - у Сашки Сажина, клал ему дымоходы и печи «…за так», забесплатно, «…за восьмёрочку в табеле», проданный в это рабство начальником цеха ремонта металлургических печей - заслуженным металлургом России. В отпуск без содержания на производстве хотели отправить Вулкана «…его прорабы», когда он попробовал откуситься от этой напасти. Как упрямого осла за забор на пожухшую траву - кнутом и оглоблей (ни овса тебе, ни соломинки…) на вольные хлеба – «в гортоп» называется - достали до слёз!

Бедный Камагатага! Я действительно отобрал у него последнюю белую булку на остановке около продовольственного магазина и вёл себя при встрече как разбойник. Хватанул я в последующей жизни рабства в десятикратном размере (бессовестный осёл!), сегодня знаю не понаслышке о горечи и о том унижении, которое испытывает трудолюбивое животное, когда его понукают и бьют по ушам за непослушание, ссылаясь на экономический кризис…

[Яслик Ошка]

В рассказе «Старый рэкетир», это обо мне, мой любимый писатель исказил некоторые биографические факты моей жизни. Я, право, не старый осёл – не согласен! Около шести лет от роду мне было во время описываемых событий. Я был холост и встречал рассветы, истекая истомой. В жизни я не познал ещё ни одной ослицы, но догадывался, что где-то на краю посёлка живёт зазноба ушами мягче и краше меня. Я ждал любви!..

- Ольга Сергеевна! - спросила как-то бабушка Матрёна мою хозяйку. - Ты никак тоже в город переезжать собралась?
- К Новому году я, тётя Матрёна.
- Вы бросаете меня старуху одну.

Семён - никудышный сосед у нас был, а все-таки помогал ей, скрипя зубами, передвигать по дому иную утварь: чинил комод, покрасил краденой краской окошко в горнице и двери в сенцах, поправил антенну на крыше - ветра у нас бойкие, злые ветра: мачты гнут, срывают кровлю, рвут рекламу на заборе! Он чувствовал себя виноватым перед старушкой после того самого случая с крестом на кладбище. Не спал ночами. Глазищи свои бесстыжие отворачивал от соседей - совестили его... Даже главный оперативник города – подполковник (безнравственный, но бесстрашный человек) такой же вроде бы, как и сам Семён по жизни жадный и желчный, не протягивал ему руку при встрече, хотя и спас от бесчестия в ту роковую осень.

- Если бы я только знал, что суд не оправдает Назима, - не дал взятку Назим судье – не хватило денег, - я бы своими руками твою волосатую задницу… - он любил, не заканчивая этой мысли, назидательно говорить Семёну о его позоре. Вот и сник барыга, расслабился. Распродал он горе-хозяйство возле горы в посёлке и переехал в город. По сусекам насобирал «аварийные копейки» «…на жизнь», крутанул их единожды, благо, что ещё не дышала на ладан структура банка, которому он поверил, и купил себе хорошую квартиру со всеми удобствами.

[Яслик Ошка]

Маленьким ослёнком я был принят в семью Назима Хамраева в качестве любимой игрушки для его, только что народившейся на свет, доченьки Таи. Росли у меня уши - подрастала малышка. Очень она любила их щекотать своими маленькими ручонками. Папа, придерживая дочурку, сажал её мне на шею и приказывал: «Но-о, Яшка! Трогай!». Я торжественно шагал по двору, полностью осознавая ответственность возложенной на меня задачи по воспитанию ребёнка. Но кто такой в России работник дошкольного образования? Жалование ему - никакое и приходиться всё свое свободное время трудиться на огороде. Едва я только вырос в холке и набрал окончательный ослиный вес, навьючили мои бока мешками с картошкой. Заупрямился я - непослушный, заревел по-ослиному, объявил забастовку и долго отмахивался хвостом от хворостины, которой лупцевал меня Назим. И с места бы я не двинулся, я же - осёл, если бы не Тая, моя маленькая воспитанница и крёстная доченька - одуванчик светловолосый.

- Яшенька, мой милый! Ослинька ушастый! - так она прошептала мне на ухо. - Если мы не посадим сегодня картошку, то зимой помёрзнем от голода.
 Стыдно мне стало, право, что не я её, а она меня совестит. Поднатужился и пошёл на сады - выполнять свою новую миссию.

Трудное было время - начало приватизации России. Зарплату рабочим задерживали около года, и, чтобы не околеть от истощения и стужи зимой, всё законопослушное население страны выращивало картошку, искренне полагая, что это отцы их и деды - вчерашние коммунисты виноваты в беде, охватившей державу. Что попрятали глупые по чулкам копеечки, которых так не хватало в государственном банке для своевременной выдачи зарплаты рублями.

Шесть соток сада лежали рядом. Нелёгкое было бремя у законопослушного осляти. Многие люди стали ворами. В этой истории им ещё будет отведена не последняя роль, но Назим – мой хозяин - душа нараспашку. В молодости он озорничал. Кажется, об этом тоже написал Камагатага. Но кто же из нас не безобразничал, гоняя лихую кровь из мускула в мускул, напиваясь спиртного? Дрался хозяин, но не слабых лупил он в посёлке, а сильных - меня, например, хворостиной по шее и совесть имел - раритет! Помогал он старикам и старухам, приятелям своим бесталанным не имеющим ни осла, ни мотоцикла, детям. Вот и укрепилась за мной та же добрая слава, что и за ним, потому что я и был инструментом его щедрого творчества и кому только не угождал в период своего духовного роста в качестве гужевого транспорта: Матрёне Тимофеевне, похоронившей сына и мужа, слепому штригелю-Петру – ветерану труда, покупателям из поселкового магазина. Я перевозил им сахар и соль, зерно и уголь, однажды даже бочку с пивом на выборы нового президента России. Через весь посёлок мимо озера в гору километра четыре семенил я с ней на подводе от пивзавода до урны с бюллетенями кандидатов по наши души. И ни разу не уронил… А президент остался прежний!..