В Москве царила паника, но не меньшая паника царила и в Петрограде, к
которому с юга приближался с крохотной армией, наполовину составленной из
гимназистов, генерал Юденич. В спешке расстреливались те, кого еще не успели
расстрелять. Расстреливались и семьи. "Пусть надолго нас запомнят, если
победят". Зиновьев умирал от страха. Ленин слал ему бодрящие телеграммы:
вооружать рабочих и бросить на Юденича, поставив сзади пулеметы
"интернационалистов", чтобы не думали об отступлении. У мобилизованных
офицеров взять в заложники семьи, предупредив их, что все семьи будут
расстреляны, если Юденич не будет остановлен. Расстреливать всех. Особенно
всех бывших крупных военных и чиновников, невзирая на возраст. Денег у них
пет, а потенциальная опасность есть. В вихре массовых убийств погибли
замечательные русские флотоводцы, ученые: адмирал Скрыдлов, Иессен,
Штакельберг, Бахирев и Развозов. Но перспектива крушения не могла быть
компенсирована только массовыми убийствами. Принимались и другие меры.
Сначала все делалось, как обычно, по-дилетантски. К богатому когда-то
заложнику, дрожавшему в ожидании расстрела, приходили с предложением о
продаже недвижимости другому лицу, как правило, иностранному подданному.
Оформлялись соответствующие документы, скрепленные подписями сторон и
личными печатями. То, что эта недвижимость (заводы, магазины, пароходы,
железные дороги, издательства и пр.) уже национализирована, никто не
вспоминал, а заложник-смертник, естественно, никаких лишних вопросов не
задавал, если ему обещали жизнь за продажу уже национализированного
имущества. Затем заложника расстреливали, все документы о нем изымались, и
он как бы пропадал без вести. А все права на его имущество переходили к
другому лицу.
Таким образом большевики планировали, говоря современным языком, войти
в рынок путем приватизации чужого имущества.