ГЛАВА 9
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АМВРОСИЙ (ПРИМЕРНО 333 или 339–397 гг.)
«выдающаяся личность, связавшая в законченное единство добродетель римлянина с духом Христа каждой клеточкой мужчина, епископ, святой, наряду с Феодосием Великим значительнейшее явление своего времени, советник трех императоров, душа их религиозной политики и опора их трона, могущественный поборник церкви»
Католический теолог Иоганн Нидерхубер
«Амвросий, друг и советник трех императоров, был первым епископом, которого государи призвали поддержать шатающийся трон. Непосредственное большое воздействие исходило от его выдающейся личности, обладавшей чистейшим образом мыслей и совершеннейшей самоотверженностью. Наряду с Феодосием I — блестящее явление своего времени»
Католический теолог Бертольд Алтанер
«Амвросий — епископ, который по значению и широте своего воздействия затмевает всех предшественников он превосходит не только пап раннего времени но и всех еще известных нам церковных вождей»
Протестантский теолог Курт Аланд
«Все люди, находящиеся под римской властью (ditione Romana), служат вам, вы государь и император мира. Но сами вы ведете борьбу ради Всевластителя и святой веры»
Амвросий
ПОЛИТИКА АМВРОСИЯ — ПРИМЕР ДЛЯ ЦЕРКВИ ДО СИХ ПОР
Как и Афанасий, Амвросий (на службе в 374–397 гг.), — по свидетельству Августина, «лучший и всемирно известный епископ Милана», — был меньше теолог, чем церковный политик неуступчивый, нетерпимый, но не столь прямолинейно, сведущий, гибкий, в науке господствовать осведомлен от рождения. И его тактика, гораздо больше чем тактика Афанасия, станет образцовой для политики прелатов до сих пор.
Ищейки святого сидят в высших имперских органах власти. Он ловко действует из-за кулис, охотнее имеет дело с приходами, которые он так виртуозно приводит в фанатичное состояние, что о него разбиваются даже войсковые наряды Более ловко, чем Афанасий, отговаривается Богом, набожностью, «верой Христа», хотя для него ни на йоту не меньше речь идет о влиянии, о власти. Но действует он в других условиях, среди добросовестных католических императоров, провозгласивших никеанство. И чем больше он им предписывает, тем меньше в этом признается; напротив, как раз тогда подчеркивает, что не вмешивается в государственные дела, считает же себя (типично для pastor politicus) преимущественно богословом, пастырем. При крайней решительности он до последнего выступает смиренно, он будит сочувствие, умиление, демонстрирует мученические позы и толкует апостольское слово «Если я слаб, — я силен». «Habemus tyranndem nostram тирания священника — его слабость». В тяжелые кризисные часы он великодушно разбрасывает золото среди народа и магически извлекает из земных глубин чудодейственные мощи мучеников Четырех государей сбросили в его время, он выживает, «Мы умерли для света: какое же нам дело до него?» (Амвросий).
Сын префекта Галилеи, он родился около 333-го или в 339 г в Трире, рано остался без отца, рос с братом и сестрой — среди римских аристократов. Риторически и юридически образованный, он в 370 г стал консуляром (consularis Liguriae et Acmiliae) с местом службы в Милане. В 355 г арианин Максенций сменил там сосланного местного епископа Дионисия и заразил миланцов своей «духовной болезнью» (Феодорит). После смерти Максенция в 374 г во время бурных епископских выборов детский голос трижды прокричал «Амвросий — епископ». Однако, само собой, тот скромно, каким он был, даже еще не крещеный, отклонил высокую должность — намного более значительную, чем его нынешняя. Даже сильнее, нежели то дозволял хороший тон, он противился стать верховным пастырем во втором (после Рима) городе Запада Рассказывают, что он даже засылал гулящих девок в свой дом для подрыва своей репутации. И, как говорят, ночью бежал в направлении к Павии. Однако он заблудился, — воистину роковая ошибка в поведении, — и с наступлением дня он снова там, где теперь уж, вероятно, 7 декабря 374 г был посвящен в епископы лишь восемь дней спустя после его крещения и без знаний даже образованного мирянина о христианстве.
С другой стороны, конечно, епископы часто бывали в родительском доме Амвросия, он причислял к своим предкам голубой крови мученицу и даже многих подвижников. И его собственная сестра Марселина уже в юные годы дала торжественный обет вечной девственности, причем папа Либерии, подписавший арианское кредо, выступил в рождественскую ночь 353 г с проповедью. А брата Сатира, похожего на него как две капли воды, Амвросий немедленно сделал своим ближайшим сотрудником — управляющим церковным имуществом. Но сам он стал главным победителем западного арианства, первым также, кто отстаивал мысль о католическом государстве, епископ, который имел власть не только над церковью, но и как духовный суфлер трех императоров над государством, вместе с тем компетентный политик. Согласно Эриху Каспару «Ведущая фигура этого времени».
Милан (Mediolanum), основанный галлами значительнейший транспортный узел, особенно важный дорогами к альпийским перевалам, был в IV-м веке столицей Италии, более того, все больше и больше становится императорской резиденцией Валентиниан пребывал здесь почти постоянно, Грациан чаще всего, Феодосий I с 388 по 391 г., также как и после своей победы над Евгением (394 г.) Амвросий видел патронов иной раз почти ежедневно. И так как Валентиниану II при провозглашении его августом (375 г) едва исполнилось пять, его опекуну и сводному брату Грациану было только шестнадцать лет, испанец Феодосий был, по меньшей мере, очень решительным католиком, то родовитый слуга Господа крепко забрал Величества в свои руки. И он не только одобрял их антиеретическую и антиязыческую политику, но и подталкивал к ней, а также настраивал против евреев, — даже угрожая отлучением. Оказалось, что императорская канцелярия сформулировала текст «антиеретического» закона (от 3 августа 379 г) близко — частично по смыслу, частично буквально — к синодальному посланию (год 378-й) — «без сомнения, результат личного воздействия св. Амвросия на императора» (Раушен). Ведь обострение государственной борьбы с «еретиками» однозначно восходит к епископу, причем он не боялся ни дискриминации, ни подтасовки, ни подстрекательства народа, поиск, императорских офицеров. Так как несправедливость по отношению к другим была оправдана их иноверием. И даже тогда, когда католики поступали очень уж явно несправедливо (когда они по религиозным причинам преследовали, сжигали, разрушали), это было для Амвросия «справедливо».
Это правовое понятие прививал высоким господам «отеческий друг и советник императора», «прочнейшая опора грона» (Нидерхубер).
Валентиниан I умер несколько лет спустя после вступления Амвросия в должность. Власть от него унаследовал сын Грациан, только достигший шестнадцати лет.
Император — белокурый, красивый, подчеркнуто спортивный, не имел к политике никакого интереса «и никогда не изучал, что это означает — властвовать и подчинять» (Евнапий). Он был страстный бегун, метатель копья, борец, всадник, однако всего охотнее — убивал зверей. Говорят, что он день за днем, не обращая внимания на государственные дела, бессчетно убивал с почти «сверхестественной ловкостью», даже львов одной — единственной стрелой. Разумеется, он также день за днем молился, «был кроток и чист сердцем», как по крайней мере сообщает Амвросий, гак что вскоре весьма двусмысленно язвили «Его добродетели были бы законченны, если бы он учился и искусству политики» (Виктор Аврелий De Caesaribus).
Однако за него этим искусством занимался Амвросий. Он не только лично направлял юного повелителя — пожалуй, с 378 г, — но оказывал влияние и на его правительственные меры. Именно тогда властитель провозгласил эдиктом терпимость ко всем религиозным направлениям, за исключением немногих экстремистских сект. Но Амвросий, еще четыре года назад некрещеный, быстро сфабриковал агитационную брошюру «Пять книг о вере императору Грациану», который быстро смекнул, что к чему. «Поспеши, благочестивый епископ, прибыть ко мне», — взывал он из Грирского двора, — ведь он страстно жаждал «божественного откровения глубже в сердце». После наставлений о божественной сущности Христа он захотел подробной информации и о третьей божественной персоне «Три книги о Святом Духе императору Грациану» последовали в 381 г. Конечно же, Амвросий хотел прислушиваться к высочайшим посланиям не менее настоятельно, чем к словам императора. Так как не епископ наставлял императора, а император епископа. Никогда он не читал ничего столь совершенного. И едва Грациан сам в конце июля 379 г. прибыл в Милан, — в том же месяце 5 июля, он законодательно оказал протекцию занимающимся торговлею клирикам — указом о vectigal[172] (названным также lustralis auncollatio),[173] до сих пор, как Валентиниан I, религиозно-политически нейтральный, он после разговора с Амвросием уже 3-го августа аннулировал изданный в предыдущем году эдикт о терпимости. Только то, решил он теперь нужно продолжать как «католическое», что его отец и он во многих предписаниях определили как вечно длящееся, все же «ереси» должны «замолкнуть в вечности». Он запретил всякое богослужение иных вероисповеданий. Год за годом, исключая 380 г., он издавал антиеретические распоряжения, объявил конфискацию мест собраний, домов и церквей, ссылку, равно как (достаточно новое средство религиозного подавления) — лишение права завещания. Он первым из всех христианских императоров отказался от титула Pontifex Maximus (который носили римские государи со времен Августа), или лучше сказать, — титул не принят адресатом, даже если год все еще оспаривается. Генерал Сапор получил приказ «изгнать проповедников арианского богохульства как диких зверей из богослужебных построек и отдать их только благородным пастырям и пастве» (Феодорит). Обычная среди его предшественников терпимость к язычеству (еще его отец велел реставрировать разрушанный храм на государственные средства) приказала долго жить. В 381 г Грациан переселился в Верхнюю Италию. В 382 г он атаковал языческий культ Рима, весьма вероятно, по совету Амвросия, дополнительную роль могло сыграть соображение оздоровления государственной казны. Он также приказал преследовать маркионитов, а также — как, правда, и отец (стр.383), — манихейцев и донатистов, чьи общины подстрекаемый папой Сириком (383–399 гг.), распустил не долго думая.
Но на много более молодого Валентиниана II (375–392 гг.) святой повлиял сильнее всего. Он опытно разыграл его карту против преобладающе языческого сената Рима и вопреки всему коронному Совету. И последний западный представитель на восточном троне Феодосий (379–395 гг.) издавал почти каждый год своего правления законы против язычников или «еретиков» однако был, даже согласно отцу Штратману, гораздо терпимее, чем его придворный епископ, который подталкивал его со всех сторон к жестким образам действия против язычников, «еретиков», евреев и внешних имперских врагов. Ибо — «Наша долгая жизнь больше не в том, что мы живем и дальше, но — жизнь Христа, жизнь чистейшей невинности, жизнь небесной невинности, жизнь всех добродетелей» (Амвросий).
Насколько епископ Амвросий жил жизнью Христа, небесной простоты и всех добродетелей, обнаруживается во многих отношениях. Например, в его отношении к готам. Мы к ним весьма часто обращаемся, ведь в истории Европы, особенно с V по VIII столетие, они играют значительную роль. Положение с источниками здесь благоприятнее, чем в других восточногерманских племенах, а вклад историографии богаче, даже если, как обычно, не менее противоречив.
СВ. АМВРОСИЙ ПОНУЖДАЕТ К УНИЧТОЖЕНИЮ ГОТОВ — И ПЕРЕЖИВАЕТ «ГИБЕЛЬ МИРА»
Готы — на их языке называемые Gutans или Gutos, — были главным народом восточных германцев. Возможно, пришедшие из Швеции, с Готланда или из Остер- и Вестерланда, они находились на «изломе времени» на нижней Висле, около 150 г — у Черного моря Примерно в середине III века они раскололись на ост- и вестготов (остготы — от германского austra — блестящий, и wisi, или wesengoten, от германского wisi — хорошо), чувствовали себя, однако, издавна единым народом и называли себя большей частью готами Остготы в то время обитали между Доном и Днестром (нынешняя Украина), вестготы между Днестром и Дунаем, откуда были вытеснены на Балканы, в Малую Азию, — здесь чаще всего называют год 264-й Дакия и Мёзия (примерно, современные Румыния, Болгария, Сербия) долгое время находились под их давлением. В 262 г они убили императора Клавдия II, часто воевали с Константином, а в 375 г. оба народа (за исключением отдаленных — католических — крымских готов, которые удержались до XVI столетия) были опрокинуты стремительно рвущимися на Запад гуннами. Невообразимо неслось вихрем это центрально-азиатское, само неоднократно битое и изгнанное китайцами, лишь лошадью жившее кочевое племя, — «двуногие звери», как пишет Аммиан, — от северных берегов Каспийского моря, через южнороссийские равнины и завоевало огромную империю (Около 360 г они пересекли Дон, около 430-го достигли Венгрии, однако в 431 г их разбил, в союзе с вестготами, имперский полководец Эций — единственный, однажды искавший и нашедший защиту у гуннов — в Галлии, в битве на Каталаунских полях. Уже немного лет спустя умер их царь Аттила, и еще быстрее, чем пришли, они развеялись в своей основной массе — обратно в Азию, в понтийских степях, на Северном Кавказе, у Азовского моря. Они растворились во многих племенах и вновь стали известными под именем болгар).
Готы на Балканах, на нижнем Дунае, Черноморском побережье были «обращены» рано, как первые германцы вообще. Это началось в III столетии контактами с римлянами, — пленными. В IV столетии христиане сильно окрепли. В 325 г уже существует епископство Готия под руководством ортодоксального епископа Феофила, участника Никейского собора. В 348 г. дело доходит до преследования христиан, в 359 г — до второго преследования, продолжавшегося три года. Однако вскоре после этого большинство вестготов стали христианами. Напротив, остготы были, если мы можем верить Августину, в 405 г, при их вторичном вторжении в Италию под водительством Радагайса, еще язычниками, но когда они в 488 г нагрянули в Италию с Фео дорихом, — тоже христианами.
Преследование 348 г «безбожным и богооскверняющим судьей готов», стало быть язычником, привело к изгнанию Вульфилы, посвященного в 341 г епископом Евсевием из Никомедии в «епископы христиан в Готландии», творца готской Библии. С ним бежала группа единомышленников, позднее названная малоготами. Император Констанций II поселил их южнее Дуная, в провинции Moesia inferior, в Мезийских горах, где их потомки жили еще два столетия спустя.
Второе преследование христиан у вестготов (369–372 гг.) исходило от их вождя Афанариха. То, что еще забавляло античных авторов, понятно для человека, который, как, например, император Валент, отвергал обращение базилевс с обоснованием, что предпочитает название судья, так как оно олицетворяет мудрость, а царь — только силу Ко второму преследованию привели отнюдь не только вопросы веры. Оно было прежде всего антиримской реакцией и непосредственно связано с готско-римской войной между 367 и 369 гг., но, возможно, также и с борьбой за власть князей Афанариха и Фритигерна, представителя дружественной Риму и христианству политики.
После основательной подготовки Валент перешел в 367 г Дунай и продолжил войну против готов, с которыми воевал уже Константин, и закончил войну формальным мирным договором с вестготами Валент, не обладавший военным даром «великого императора», опустошил страну, устроил охоту за черепами рассеявшегося противника, никак не настигая его основной массы, так как Афанарих всякий раз ловно ускользал в Карпаты. Когда же в 369 г он был застигнут врасплох с частью своих людей, то хотя и был разбит, но, очевидно, столь мало убедительно, что Валент был вынужден принять его отказ ступать на римскую землю и в сентябре целый день вести с ним переговоры на реке, на заякоренной лодке. В итоге готский князь получил карт-бланш для укрощения своего собственного противника.
Господство Афанариха было лишь тогда подорвано, когда гунны в стремительном марше разгромили как ост-, так и вестготов, причем Афанарих и Фритигерн, не обращая внимания на войну, боролись с превосходящими силами завоевателей плечом к плечу, — а остготский царь Эрманарих в отчаянии покончил с собой Часть его народа попала под иго, другая — бежала через Днестр к вестготам. Но и их оборону разметал гуннский ураган. Вместе с Афанарихом они ускользнули в непроходимые Карпаты (В 1857 г. дорожники нашли там, близ развалившейся крепости Пьетрози, вестготское «царское сокровище», руническую надпись на шейвом обруче Gutani othal ik im Hailag, Оплот готов — я невредим). Еще раз разбитые, от 40 000 до 70 000 вестготов бежали на юг и в 376 г попросили императора Валента о приеме в Римскую империю.
В то время как Афанарих хотя и покинул Гуттиуду, страну готов, но не пересек Дуная, а, изгнанный вместе с единомыслящим маленьким племенным союзом сарматов с их родины, Каукаланда, осел в будущей Трансильвании. Валент разрешил большинству готов под началом Фригитерна переселение в качестве foederati, «союзника», что означает поселенца с воинскими обязанностями, — старое средство, чтобы получить крестьян, а прежде всего солдат Осенью 376 г (событие большой исторической важности) они пересекли, возможно, при Дуростре (Силистрия), многоводную реку длинный ряд телег, часто с еще старыми языческими святынями на них, но часто и с епископом, христианским священником. А Фритигерну, ставшему в 369 г. со многими из своих близких арианином, Валент обещал «обращение» еще оставшейся языческой части народа, что фанатичный «еретик» выслушал охотно оппортунизм у готов мог быть еще большим, — нужда и гунны, с одной стороны, манящая Римская империя, с другой. Однако его эксплуататоры — офицеры и чиновники, ростовщичество продовольствием и голод, который заставлял многих готов, самих вождей отдавать своих жен и детей в рабство (в обмен даже за собачье мясо) — на Дунае, правда, почти обычная сделка, — а также постоянный натиск новых «варваров» — остготов, таифалов, аланов, гуннов через открытые границы, все это скоро подтолкнуло пришельцев, наводнивших всю Фракию, к восстанию и маршу на Константинополь, причем их усиливали полчища гуннов и аланов, даже местные славяне, крестьяне и горные рабочие.
Готы видели в своем родившемся в 311 г от готско-каппадокийских родителей верховном пастыре Ульфиле «святейшего человека». И на смертном одре он написал. «Я, Ульфила, епископ и приверженец», — почетный титул, связанный с преследованием, вероятно, готских христиан в 348 г. Но равно как он — близкий сотрудник Фритигерна, однако христианин, который подобно предконстантиновской церкви «с полным сознанием взращивал у своих сторонников антивоенную позицию» (К — Д. Шмидт), — видел «una sancta» лишь в арианстве, в других же христианах антихристов, в их церквах вместе и по отдельности «синагоги дьявола», особо же в католицизме «лжеучение злых духов», так, с другой стороны, чувствовал именно епископ Амвросий по отношению к арианам, которые не знали никакого освобождения крестом, а только исключительно, насколько могли понимать, преемство Иисуса «бросающаяся в глаза примета готского арианства» (Гизекке).
Правда, когда Амвросий комментировал Евангелие, тогда он, похваляясь, цитировал слова Павла, одного еще большего ненавистника. «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится». И он мог восторгаться «Но что могло бы быть удивительнее, чем — «ударившему тебя по щеке подставь и другую»?» Однако на самом деле Амвросий не подставлял ни одну, ни другую щеку, подбодренный к тому исключительно христианским (и уже павловским) рассуждением «Разве не достигают терпением того, что бьющему боль возвращается в виде раскаяния вдвойне?».
Это примечательно для нашего святого, что он часто говорит о любви к ближнему, обсуждает ее в особой монографии, своей «Этике», даже целостно, любовь же к врагу чуть подробнее, кажется, один — единственный раз. Она была для него, — как вскорости для Августина и всей церкви, — без надобности, она была для него лишь знаком высшего совершенства Нового Завета по отношению к Ветхому — она, правда, в нем уже была. Но из этого для Амвросия никогда не вытекало обязывающего требования Более того, он «вызывающим образом» не отвергал «недвусмысленно ни в одном — единственном месте войну как непозволительную» (К.П. Шнейдер). Напротив «Опосредованно» непрерывно выступает у него мысль о «справедливой войне».
И не только опосредованно. Ибо в то время как близко стоявший ко многим императорам на Востоке философ и воспитатель принцев Фемисций, никогда не переходивший в христианство, пытался посредничать как между церковно-политическими партиями, так и между язычниками и христианами, в то время как он мощно поддерживал политику мирного равновесия с готами, и заклинал Валента, чтобы он был ответствен за все человечество, таким образом и за «варваров», которых он должен оберегать и охранять как редких зверей Св. Амвросий занимался совсем противоположным! Он погнал своего девятнадцатилетнего протеже Грациана во имя Господа Иисуса против готов, язычников, «еретиков», «варваров».
Епископ не был лишен пафоса «Нет никакой уверенности, где посягнули на веру, — напирал он на императора — Поэтому, о Господин, поднимись и разверни свои знамена. На этот раз то будут не военные орлы, что поведут войска, и то не полет птиц, который их направляют, это будет твое имя, Господь Иисус, к которому они обращаются, и твой крест, что они несут пред собой. Ты всегда защищал нас от варварского врага, отомсти же сейчас!» Но как раз согласно Иисусу Христу мстить не должно. Однако Амвросий ссылается теперь — как клир во все войны до сих пор — на Ветхий Завет (ср. гл. I), где Авраам с небольшой командой уничтожает много врагов, где Иосиф торжествует над Иерихоном Для святого теперь готы народ гог («Gog iste Gothus est»,[174] чье искоренение предвещал пророк, de quo promittitur nobis futura victoria[175]) народ, который Яхве в своей энергичной манере хочет «отдать на прокорм» хищным птицам и прочему зверью и не в последнюю очередь своим близким. «И вы должны пожирать сало, пока не станете сытыми, и пить кровь, пока вы не напьетесь от жертв битвы, которых я для вас убил» Для победы над готами, по Амвросию (который считал понятия «германский» — «арианский» и «римский» «католический» уже почти равноценными) нужно лишь одно истинная вера. И это при том, что империя все еще оставалась скорее языческой, а император Востока, Валент, был арианином. Но епископ это игнорирует Вера в Бога и верность империи не могли быть разделены «Где нарушают верность Богу, там нарушают и верность римскому государству». Где были «еретики», туда последовали «варвары».
Конечно, к военному аспекту присоединился военно — политический. В оккупированной Иллирии, то есть близ верхней Италии и Милана, бушевали наряду с войной против внешнего противника — война с внутренним, разборки с арианами. Секундиан как епископ имел резиденцию в Зингидуне. Палладий в Ратиарии, Юлиан Валент — в Петовии, Авксентий в Дуросторуме, но и Вульфила, особенно активный в восточных дунайских провинциях, тогда был еще жив. И не в последнюю очередь против этих влиятельных христиан Амвросий хочет натравить императора, тем более что и иллирийские ариане тоже агитируют в Милане и других городах Верхней Италии, и вообще с притоком готов «ересь» получила новый импульс. Так как католик не переставал заклинать, что религиозная ситуация, воздействие ариан представляли опасность для империи, для военной безопасности, то «еретические» верноподданные искупали вину просто более дешевым заслоном от готов, своих единоверцев, — как правоверные.
Однако военный аспект был теперь для Амвросия, очевидно, важнее, чем религиозный, который он подчеркивает. Ибо гот больше не находился далеко от его епархии, а римское христианство, по старой традиции, проводило различие между римлянами и «варварами» такое же, как между человеком и зверем Опасность исходила от врагов страны. Таким образом, религиозному рвению епископ предпочитал теперь патриотическое, — как будто мы не пережили это бесчетное число раз в Первой и Второй мировых войнах! И как тогда немецкие военные попы бесподобно ругали французов — босяков, говорили о «Вавилоне Запада», «ядовитых садах Вавилона на Сене, современном Содоме и Гоморре», так и Амвросий уже особенно выпячивал безнравственность «варваров», — их гнусности «хуже, чем смерть» Враг для него, неоспоримого патриота, обычно и «чужой», «иностранец» (alienigena) почти тождествен неверующему. Готов и им подобных (Gothi et diversarum nationum viri) он называет «людьми, которые прежде обитали на телегах», существами, много более опасными, чем язычники (gentes). Таким образом, он борется теперь не с неверующими римлянами, напротив, он использует языческие войска на собственной стороне и натравливает против «варваров», чтобы заполучить императора, он подсовывает религиозные обоснования, добиваясь господства «римской культуры», которая гарантирует защиту ему самому. И очень почтенную жизнь.
Св. епископ непрестанно науськивает против готов, он заклинает человечество не допускать их к себе, причем для него «не только чуть не все средства дозволены, но почти затребованы», — позиция всех священников в войне, в XX веке тоже (и особенно) — «военачальника даже расхваливаем за хитрость, что он заставил варваров сражаться против варваров и тем самым пощадил римское оружие, а этот военачальник сам нехристианин Едва ли Амвросий мог более разоблачающе показать, что его антипатия к готам лишь поверхностно определена религиозными побуждениями» (К.П. Шнейдер.). Ему даже во сне не пришла бы мысль Василия, — епископа, святого, учителя церкви, как и он. «Мы так далеко ушли от того, чтобы уметь приучать варваров силой духа и действенностью своих талантов, что мы, напротив, укрощенных снова делаем дикими чрезмерностью наших грехов».
Амвросий послал императору свой душеспасительный труд «De fide», когда возник готский конфликт, на иллирийское поле битвы, однако ему было ведомо, что победа будет достигнута «скорее верой императора, чем храбростью солдат» (fide magis lmperatoris quam virtuti militum), при этом он подстрекает и против ариан, которые, собственно, и не люди, они люди лишь внешне, но внутри — дикие звери. Однако, хотя он пророчествует триумф, победа для него непременна «во свидетельство истинной веры», Грацией, уже мобилизовавший рать в Паннонии и Галлии, тем не менее, отступает пока в район Кастра Марти не пришел superior, чтобы выступить против аллеманов. Они, используя время, перешли Рейн и завоевали римскую область Грациан разбил их в битве при Аргентарии, где пал их король Приарий, перешел со своей стороны реку и поработил их. Однако это было последний раз, когда римский император переходил Рейн.
И эта победа на Западе, отсутствие войск Грациана на.
Востоке привело там к катастрофе. Так как когда готы двинулись в 377 г против Константинополя, везде и всюду сокрушая, сжигая, грабя, терпя поражения от римских войск, но и сами поражая, то Валент, который хотя и разрешил чужакам поселение, однако не выполнил договора, лично возглавил контрнаступление. Поспешив с персидского фронта к Константинополю, он стал с примерно 30 000 солдат перед объединенными ост- и вестготами. И между тем как он отвергал многочисленные послания о мире Фритигерна, стремившегося выиграть время, уже прибыла еще только ожидавшаяся остготская и аланская кавалерия, первоклассные благодаря их длительным набегам на Россию и Среднюю Европу, уже оснащенные стременами и шпорами всадники. Под водительством аланских королей Алафея и Сафрака они ударили, прямо с марша, уже подвергшимся нападению римским легионам во фланг и тыл и буквально стерли их в порошок. Две трети армии остались лежать на поле битвы, среди них, к удовлетворению многих католиков, император, «богоненавистный еретик», «явно кара Бога» (Йордан) Валент, в конце концов, сам бросился в свалку с четырьмя своими высшими военачальниками, в то время как большинство его генералов, по старому генеральскому обычаю, бежали. Это было первое кровавое поражение от кочевников и первая большая победа тяжелых германских рейтаров, которые с тех пор на протяжении 1000 лет, до XIV века, господствовали на христианских полях сражения над пехотой, согласно Аммиану, — со времен Канн самое тяжелое поражение в римской истории, по Штейну, — «начало конца римской мировой империи». Византийские императоры после этого краха, положившего начало закату Imperium romanum, распустили свои пехотные легионы.
Аммиан Марселин, грек и солдат родом из Антиохии, последний значительный, сегодня называемый историк, сам пережил битву, которая на тысячелетия «революционизировала» войну в пользу кавалерии. В заключение своего труда, составляющего 31 книгу, охватывающего наблюдения с конца истории Тацита до катастрофы близ Адрианополя, он показывает, как готы намеренно уклонялись от нападения, так сказать, варили римские войска в собственном соку среди солнечного зноя и пылающих кругом пожаров, пока готская конница не ворвалась «как молния, которая бьет по высоким вершинам, между нашими людьми», и «все смешалось в кучу в дикой резне» Фиаско чудовищно подействовало на современников. А подстрекавший к войне Амвросий теперь ужасался «Мы пережили конец света».
«Последствия катастрофы были неизмеримы» (Острогорский). На протяжении столетия римская восточная империя борется с германской проблемой, римская Западная империя из-за этого гибнет, а крушение Валента ведет к окончательному крушению арианства.
В Азии после этого столкновения, из-за которого полностью потеряны Мезия и Фракия, Юлий, magister militum per Orientem, приказал коварно, за день, уничтожить всех готских солдат, находившихся под его командой. Для них мир кончился, как для павших у Адрианополя — и для тех готов, которые погибли в следующем, 379 г, от опустошительной эпидемии результат молитвы св. епископа Аколия из Фессалоник, как то ведомо Амвросию, для которого мир, — очевидно предназначенный для искоренения всего некатолического, в первую очередь всего арианского, — не потерпел крушения. Ибо ариане, «присвоившие имя Христа», католиков же «пытавшиеся поразить смертоносным оружием», подобны, согласно Амвросию — антисемиту, евреям, но были хуже. Они подобны язычникам, но, конечно, были еще хуже, чем они, сквернее, чем Антихрист и сам дьявол. Они «создали яд каждой ереси», «лишь внешне люди, внутри же полны бешенства зверей».
Поэтому Амвросия раздражал и арианин Юлиан Валент, вплоть до его изгнания из епископов Петовии (Петтау, сегодня Птуй в Югославии), так как он, «замаранный безбожностью и одетый язычником», появился «перед лицом римского войска» «Еретики», ограниченные на Западе Миланом и некоторыми епископствами в Иллирии, должны были исчезнуть, «безумие арианского недуга», «болезнь народа», — как тоже подбодрил коллег учитель церкви Василий «Вперед, муж Бога, борись за доброе дело». Что ж, Амвросий, который просто перенял клир своего предшественника, вскоре мог ликовать: на всем Западе можно было найти всего двух ариан Именно здесь, как и на востоке, пастыри были привязаны к вере меньше, чем к креслу.
Однако католические фанатики писали тогда императору Феодосию. «Эти высокие господа епископы, которые однажды при Констанции защищали сперва безупречную веру, потом были прокляты еретическими подписями, теперь вновь вернулись к исповеданию католической веры, едва только увидели, что и император вновь стал на сторону католических епископов».
ИМПЕРАТОР ФЕОДОСИЙ «ВЕЛИКИЙ» БОРЬБА ЗА КАТОЛИЦИЗМ И «ПРОЛИВАТЬ КРОВЬ КАК ВОДУ»
В Феодосий I (379–395 гг.) Амвросий получил энергичного сторонника Едва ли проходил год его правления, — как писал протестантский теолог фон Кампенхаузен, — без новых законов или других мероприятий по борьбе с язычеством, для подавления ереси и споспешествования католической церкви». «Полное уничтожение всех инаковеру-ющих было с самого начала целью его правления, а церковная традиция, изображающая Феодосия покровителем католицизма и врагом всякого лже- и неверия, в основном определяла его исключительно верно?
Феодосий (чей отец того же имени, уже «правоверный» христианин, занимал высокий пост magister equitem praesentalis,[176] прежде чем потерял его, а свою голову под топором палача по приказу католика Валентиниана, вырос в военном лагере. С 367 г он сражался в Британии и против аллеманов. В семнадцать лет отличился как dux, военный командующий, в провинции Мёсия (сегодня сербская область) против квадов и сарматов Высокий ростом, необычайно красивый и, если он хотел, необыкновенно приветливый католик мог «проливать кровь как воду» (Зеек). «К сожалению, — поет хвалу бенедиктинец Баур, — он был последний военный талант, который смог заново озарить воинскую славу старой Римской империи».
В январе 379 г Грациан, после героической смерти Валента, возвел тридцатитрехлетнего Феодосия в соправители, в императоры, которому, между прочим, казалось обязательным столичное положение различать строго установленной формой одежды, подобно тому, как законы Валентиниана детально расписывали ранг, преимущественное право, титул, возможно, даже присуждали женам сенаторов сенаторское звание Феодосий I имел склонность к расточительности, пышности двора, сильному протежированию родственникам, не в последнюю очередь к чудовищным финансовым поборам, особенно с крестьян и колонов. Даже после конфискации всего имущества он принуждал должников платить, вероятно, надеясь при этом, что родственники срочно помогут неимущим. С целомудренностью он, разумеется, обращался так же. Сам опять же один из многих верных императорских супругов, он исключил прел бодеяние из своих амнистий и строго наказывал повторный брак вдовы до истечения траурного срока. Даже обвиненных в прелюбодеянии и оправданных, но затем женившихся друг на друге, — казнили. А педерастов сжигали публично перед народом — ужесточенное смертное наказание по сравнению с Ветхим Заветом и указом Констанция Короче, император, «который больше думал о здоровье своей души, чем о здоровье государства» (Картельери). Основание достаточное, чтобы церковь, уже вскоое после его смерти присвоила ему драгоценное имя «Великий», — здесь, как и в большинстве случаев, разновидность исторической публикации о розыске и аресте in nuce.[177]
Его любовь к Христу и военной службе тем более совершенствовали Феодосия как императора.
Подобно Константину, арианину Констанцию II и католику Валентиниану I, Феодосий всегда оставался настоящей военной косточкой. Сильно потрепанную при Адрианополе армию он вновь сделал боеспособной Его полевые войска состояли, примерно, из 240 пехотных соединений и 88 кавалерийских полков, его «пограничные войска» — 317 пехотных и 258 кавалерийских формирований плюс десять речных флотилий, — все про все полмиллиона солдат. Они должны были, согласно присяге, сотворенной, видимо, при его участии, поклявшись Св. Троице и императору, последнего любить и почитать как Бога. Ибо «Если император воспринял имя августа, обязаны пребывать у него как истинного и воплощенного Бога в верности и послушании, и неустанной службе». Так сообщает христианин Вегеций, уже тогда военный писатель и создатель военной науки.
Но особое достижение католического государя заключается в новой германской политике При реорганизации сильно поредевшей армии он пронизал ее (тенденция, имевшая место, правда, со времен Константина), вплоть до высших командных постов, «варварами»- франками, алеманнами, саксами, но особенно готами — и теперь «очистил» с помощью «оготизированной» армии Балканы от готов, хотя официально и подданных империи, но не имперских граждан, а скорее имперских холопов Еще в свой первый год правления таким образом он добился победы над готами, аланами и гуннами.
Принадлежит ли ко многим жертвам «великого» Феодосия и царь готов Атанарих? Изгнанный каукалендскими готами, возможно, даже своими собственными родственниками, он бежал в Константинополь, был с блеском принят.
11 января 381 г Феодосием и умер неожиданно, еще не особенно старым спустя две недели, 25 января — «вероятно, естественной смертью» (Вольфрам). Нельзя утверждать противоположное. Но можно ли это исключить, у такого человека, как Феодосий? Разве королевский прием, которого был удостоен Атанарих, королевское погребение несомненно против этого?
Феодосий, якобы всегда «полный великодушия к побежденным» (Тисс), даже «последний покровитель германцев на римском императорском троне» (фон Штауффенберг), не выиграл ни одной битвы по правилам. Напротив, он вел — в продолжение, так сказать, охоты Валента за готскими скальпами — партизанскую войну, жертвуя при этом собственными готскими частями, «не задумываясь или намеренно» (Обен). Он — так же как Грациан — пытался перемалывать отдельные отряды «варваров» поочередно. Таким образом, он нападал, когда это казалось благоприятным, на обособленные контингенты готов, приблизительно в 386 г на отряд остготов под командованием короля Одотея. Осенью, когда тот попросил перехода через устье Дуная, командовавший во Фракии magister militum Промот вначале им отказал. Затем, однако же, заманил их темной ночью на реку, чтобы отдать в руки римскому войску. Они переправились на 3000 челнах и были (река переполнилась трупами) тотчас уничтожены, оставшаяся на той стороне толпа женщин и детей увезена в плен. Соответственной этому наверняка была бы вся готская политика императора, располагай он достаточными военными средствами. Феодосий сам поспешил взглянуть на великое деяние, а 12 октября триумфально въехал со слонами (подарок персидского царя), которые везли его экипаж, в Константинополь, где он в память об этой и других главных избиениях «варваров» велел возвести пышную колонну высотой в 140 футов. Несколько лет спустя его полководец Стилихо нанес тяжелое поражение еще одному отряду готов Епископ Феодорит ликуя сообщает о «бойне» со «многими тысячами» убитых «варваров» Пленные же после таких операций переполняли рынки рабов на всем Востоке. И отныне, благодаря «достижениям» Феодосия, германцы сражались во всех битвах великого переселения народов на обеих сторонах.
Конечно, что это было рядом с его религиозными свершениями. «Ты можешь быть неслыханно счастливым в битвах и вообще быть достойным похвалы, — как славит его Амвросий, — но вершиной Твоих деяний всегда было Твое благочестие».
Однако первая значительная правительственная мера императора состояла как раз в его пресловутом религиозном эдикте «Cunctos populos», изданном 28 февраля 380 г в Фессалонике, год спустя после его восшествия на престол, как только он в ходе ловких переговоров вновь успокоил готов и оставил позади опасную для жизни болезнь.
Видимо, без всякого епископского ассистирования он провозгласил тогда обязательность веры для всех все еще не крещенных, тем самым коротко и ясно объявив на языке «почти иррационального религиозного фанатизма на троне» (Рихтед) католицизм единственно легальной религией в империи, всех остальных христиан «сумасшедшими и безумными». «Вы должны быть вначале поражены божественным возмездием, затем и карою нашего гнева», которую Феодосий назначал в согласии с божественным приговором (ех caeleste arbitrio). Император обещает загнать в рабство не только тела, но теперь и души, — под влиянием, возможно, фанатичного восточного епископа Асхолия, после того как он после тяжкой болезни и в ожидании смерти возжаждал от него крещения Кодекс Юстиниана ставит эдикт в начале всех законов. Дальнейшие религиозные распоряжения государя последовали еще в том же году, обновленные и очень резкие антиеретические указы в следующем — когда созванный им константинопольский собор (на котором не было ни папы Дамаса, ни римского легата) подтвердил государственный закон «великий», или никейско-константинопольский символ веры, до сих пор признанное христианское кредо, — единственный, который принимают все христианские церкви. Он воспринял формулы Никеи почти буквально, но — как новшество — заставил считаться с совершенной божественностью и Духа, о каковом понятии в Никее ничего в деталях не знали или же не высказывали, даже если номинально и употребляли Католицизм как государственная религия приобрел монопольное положение, взял за горло все другие вероисповедания, особенно арианство (готами поддерживаемое еще несколько десятилетий) и все, что под этим хотели разуметь. Специально выделенные части подавляли вокруг волнения и мятежи, арианские епископы были изгнаны, их церкви переданы католикам.
В Константинополе, тогда почти полностью арианском, еще в 380 г ариане штурмовали во время ночных пасхальных празднеств церкви католиков, причем монахи, даже женщины, совершали тяжкие бесчинства. В конце ноября император отстраняет омоиста Демофилия, не пожелавшего стать никеанцем, от епископства и ссылает его. По защитой оружия теперь въезжает афанасианец, учитель церкви Григорий Назианский Возникла буря, «как будто я, — рассказывает он сам, — хотел ввести вместо одного Бога много богов». На всех улицах и площадях толпились приверженцы Демофилия. Во время богослужения подверглась нападению, особенно монахов, церковь самого Григория. Град камней полетел мимо него на алтарь; всерьез обдумывалось его убийство, к нему враждебны были также многие католики. В 381 г Феодосий делает патриархом столицы юриста Нектария, одного из никогда не крестившихся мирян, даже церковным кругам порядочно незнакомого, как раз поэтому, еще, правда, нелюбимого. Сразу после крещения он был посвящен в епископы. Ни один никеец (прежде часто столь громкий глашатай «libertas ecclesial»), не протестовал против произвола императора. Напротив даже синод в Риме (382 г) подтвердил выбор. Хотя в 388 г дворец Нектария сожгли, он вновь, однако, его возвел, удивительно большой и роскошный, попирал свой трон до 397 г. и до сих пор почитаем византийской церковью как святой.
Но как святого почитают в католицизме и Амвросия, — не хотя, а так как он столь же безжалостно, сколь и успешно порабощал всех язычников, «еретиков», евреев первопричина бесчисленных трагедий.
ПОДАВЛЕНИЕ АМВРОСИЕМ ЯЗЫЧЕСТВА
Сам Амвросий, подобно многим отцам церкви, испытал влияние языческой философии, особенно Плотина. Однако об этом он говорит в высшей степени отрицательно, связывает ее с «идолопоклонничеством», специальной выдумкой сатаны, с «еретиками» тоже, прежде всего арианами. Если эта философия и имеет нечто хорошее, то — из «Святого писания», из Ездры, Давида, Моисея, Авраама и других! Всю естественную науку он тоже отбрасывает как атаку на «Deus maiestatis.[178] Язычество в целом для него «arma diaboli»[179] борьба против него — «борьба против царства дьявола» (Витцес).
Молодой Грациан вначале явно щадил язычников, но выучился у своих духовных наставников, «воспринимать христианское императорство как обязанность подавлять старые государственные религии» (Каспар). Это больше не было трудно, христианство учреждено, язычество повсюду побиваемо. И после посещения в 376 г Грацианом и его соправителем Рима, все еще сильно верующий по-старому город пережил разрушение святилища Митры городским префектом Гракхом, который тем самым, находясь накануне крещения, хотел доказать свою лояльность вере христовой.
Летом 382 г в Рим поспешил Амвросий, конечно, возмущенный многочисленными язычниками, «бешеными собаками», как назвал их тогдашний папа, Дамас I, испанец в то время как Амвросий скромно говорил о преследованиях, христианские члены сената должны были держать свою служебную клятву перед изображенном богини Виктории. И еще в конце того самого года правитель (вскоре после этого убитый) располагал, «пожалуй, по совету Амвросия» (Треде), «наверняка не без влияния отеческого совета Амвросия» (Нидерхубер), — рядом «указов для города, лишив государственных субсидий различные культы и жречества, вроде популярных весталок, отняв налоговую свободу, земельные владения храмов.
Позднее монарх приказал удалить из сената статую Виктории, захватив тарантинский шедевр и высокочтимый символ римского мирового господства в качестве трофея. Так как Виктория была старейшим национальным божеством и ее культовое изображение стояло в зале заседаний со времен Августа (лишь Констанций II ненадолго ее удалял), большинство сенаторов и римских граждан — язычников увидели необходимость бороться за свою святыню. Они быстро отправили посольство ко двору, которое даже не было принято, хотя его и возглавлял Аврелий Симмах, в своз время уважаемый римлянами, сверх того породненный с Амвросием литератор, который к тому же имел хорошие отношения с Грацианом.
Два года спустя, в 384 г, Симмах вновь отправился в паломничество с делегацией на Север, теперь ко двору Валентиниана II. Положение казалось благоприятным Симмах сам был тем временем префектом, обладателем высшей императорской должности в городе. Далее — преторианским префектом служил Веттий Агорий Претекстат, ревностный защитник староверующих и из очень знатного рода. И другие влиятельные мужи тоже не были христианами высокообразованный, занимавшийся литературным трудом Вирий Никомах Флавиан, время от времени praefectus praetorio per Italiam, торжественно называемый Симмахом во всех письмах «братом», военачальник Руморид и Бауто, пользовавшийся сильной поддержкой Валентиниана II и панегирически воспетый в 385 г Августином (когда Августин был еще язычником), — оба magistri praesentales[180] и оба потом сражались, конечно, на стороне христианского императора. Таким образом, Симмах доложил со справедливой надеждой свою знаменитую просьбу о восстановлении алтаря, — согласно классическому правовому сознанию lus suum cuique.[181] Сдержанно, столь же дипломатично умно, как и литературно захватывающе он просил введенного в заблуждение — даже в наше время «borne, hypocrite et egoiste»[182] Пашуд) — о терпимости «Мы взираем на те же самые звезды, одно небо возвышается над нами, один мир окружает нас. Что будет из того, что каждый ищет истину с другим разуменьем?».
Впечатление произведено глубокое, уже готовы к уступкам Язычники и христиане голосуют в коронном совете за это. Но, как и два года назад, вторгся Амвросий, спрятался за тринадцатилетнего государя как «душеспаситель», объявил согласившихся язычников некомпетентными, сказавших «да» христиан — плохими христианами. Правовые отношения его интересовали так же мало, как этическая безупречность Симмаха, о котором он сам однажды писал, что он вполне мог бы служить образцом христианина. Нет, клир интересовала власть «Нет ничего важнее религии, ничего важнее веры». Амвросий вспомнил о крайне анти — языческом старшем императоре (как раз вновь уехал из Милана).
Он резко пригрозил юному правителю отвержением на том свете. «Не извиняй себя своей молодостью — и дети должны мужественно верить в Христа и для веры не существует детского возраста. Он открыто возвестил об отлучении. При неблагоприятном решении для него не будет больше места в церкви. Тем самым впервые епископ угрожает императору исключением. Да, Амвросий утверждал, что восстановление алтаря было бы религиозным преступлением и тотчас привело бы к преследованию христиан. Таким образом, фанатик был удовлетворен, император — мальчик поднялся «как Даниил» и выпроводил язычников. «Так как никакого другого пути» святой не знал «для общего блага государства, чем чтобы каждый молился истинному Богу, а это есть Бог Христос». (При этом на возражение Симмаха, что убийство Грациана, последний неурожай и голод были результатами божественного гнева, он сам ответил репликой политический успех и неуспех не имели никакой связи с религией).
Примечательно также, что князь церкви, не задумываясь, искажал факты, если они ему противились. (Конечно подобно тому как многие епископы будут в Средние века подделывать даже документы и, добавим, несравнимо хуже) Амвросий именно лгал, что христиане образуют уже большинство в империи, а также что римские сенаторы были в своем большинстве христианскими (cum maiore iam curia Christianorum memero sit referta). И то и другое не соответствовало фактам, что Амвросий, при случае, мог сам увидеть. Потому как даже Августин еще упоминал о языческом перевесе. Поэтому со времен Гиббона (редкие исключения — вне внимания) единодушный исследовательский вывод Амвросий здесь сознательно говорит неправду.
Альбрехт Диль убедительно показывает, что Симмах не апеллировал к благоволению императора, не просил о прояв лении милости, но заявлял о праве, прежде всего юридически аргументировал, в то время как для Амвросия право или неправо не играли никакой большой роли. Напротив, он явно уходит от традиционных юрисдикции и законодательства, — «конечно, самого впечатляющего цивилизационного достижения римского государства». По Амвросию, речь меньше всего идет о публичном благе (salus publica), чем о спасении души императора (salus apud Deum), хотя последний и стоит над правом, он должен, как «miles Christi», служить Христу, то есть церкви, и проводить ее заповеди в правлении и законодательстве! «Потому-то в писаниях Амвросия бывают потрясающие проявления скудного правового чувства». Если, к примеру, католики сжигают церковь валентинианцев, если они разрушают синагогу, — в глазах святого это ни в малейшей мере не несправедливость.
Возможно, из-за его активности христианские круги при попытке восстановления алтаря Виктории устроили донос императору на Симмаха. Говорили, что городской префект вытащил верующих из церкви, даже подверг их пыткам. И хотя Симмах смог впечатляюще оправдаться, даже предъявить письмо от римского епископа Дамаса о снятии вины, он смирился с судьбой и подал заявление об отставке.
Как с язычниками, Амвросий боролся также и с «еретиками», особенно с арианами или кого там за них принимали.
АМВРОСИЙ УНИЧТОЖАЕТ АРИАНСКОЕ ХРИСТИАНСТВО ЗАПАДА
«Еретики» для Амвросия были «не кем иным как братьями евреев» (non alind quam fratres sunt Judaeorum). Конечно, ужасный упрек в его глазах Иногда, правда, евреи ему казались еще хуже, чем «еретики», но в большинстве случаев последние хуже, чем евреи, так как они намного непосредственней угрожали церкви, они раскалывали Ереси выскакивали из-под земли как грибы. Каждый день, утверждает Амвросий, приносит новые «ереси», и чем больше с ними борются, тем больше их возникало. Одного единственного дня недостаточно, чтобы перечислить все «nomina haereticorum diversarumque sectarum».[183] Св. епископ жалуется вечно на одну и ту же тему, на эту непрерывную войну. Но он не отступится от этого. Если бы он, истинный «apostolicus», знал, что выиграет «сокровище с процентами», то атаковал бы «еретиков», хитрых и неукротимых как лисы, нападающих ночью на «христиан» как волки.
Если Амвросий даже и оспаривал всяческие «лжеучения» — только две книги «De paenitentia» он направил против новациан, — главная его борьба относится к арианам, против них он написал пять книг «De fide ad Gratianum», три книги «De Spiritu Sancto», и другие опусы. Ариане были для него самым большим злом, так как они сидели в его собственном епископском городе и особенно в близкой Иллирии. Из всех «ересей», убежден он, они собирают яд и потом разбрызгивают его вокруг, совершенно не раздумывая о своих средствах, фальсифицируя «Священное Писание», изощренно — по необходимости — изымая куски, придумывая, «Антихристы», хуже Сатаны. Если последний все же признавал истинное божество Христоса, то Арий — нет (verum filium dei fatebatur, Arrius aegat).
Такого дьявола надо прикончить, и Амвросий это сделал 3 сентября 381 г на синоде в Аквилее, который ему, «душе заседаний» (Раушен), одним махом прибавил славы.
Возбудила встреча у Грациана старого противника Амвросия, Палладия из Ратиарии. Конечно, тот желал всеобщего собора, каковой император даже пообещал. Но Амвросий, годы боровшийся с арианством, особенно с их цитаделью в Северной Италии, в Иллирикуме, боялся собрания со многими представителями Востока. Он хотел не дискуссии, — осуждения «еретиков». Таким образом, он сорвал большой собор, изобразив императору его трудности и стоимость, — проезд со всей, империи, тяготы для далеко живущих, плюс к тому же простой аферой. Он предложил вызвать только итальянцев, себя же чувствовал в петиции к Грациану уже «в избытке» наделенным со стороны некоторых североитальянских братьев по должности полномочиями определять истинную веру Юный правитель уступил, и таким образом вместо объединенного Всеобщего собора состоялся лишь маленький провинциальный синод, на котором даже римляне не были представлены ни участием, ни легатом. За исключением приехавших из Иллирии хотя и не ариански, но и не никейски настроенных (омеанских) епископов Палладия из Ратиарии и Секундиана из Зингидунума, теперь заседали около трех дюжин ортодоксальных католиков из них десять-двенадцать верхнеитальянцев как твердое ядро, как «заговорщики» (Палладий) Амвросия, которые впоследствии насмехались над двумя «еретиками», «осмелившимися выступить против собора с дерзкими и безбожными речами». Короче, там были только враги обоих, даже арианские миряне были исключены как слушатели Амвросий имел такой собор, каким его желал, и — бразды правления.
Иллирийцы прибыли о Аквилею не без недоверия. Император Грациан должен был развеять их сомнения прямо в Сирмии, во время аудиенции. Он утверждал — неверно, — будто прочие восточные земли тоже приглашены. Или он лгал епископам, или, — более правдоподобно, — св. Амвросий его обманул Лишь в Италии оба увидели себя без своих коллег и одураченными.
Старый Палладий объявил вначале «Мы пришли как христиане к христианам», — ив этом он не заблуждался. Но в остальном он целиком был обманут — блокировкой со стороны синода как восточных, так и своих собственных планов. Так как хотя иллирийцам обещали свободную дискуссию, святой в мгновение ока превратил сценарий в самый настоящий допрос. Не помогло, что Палладий упрекнул его: «Твоя просьба способствовала тому, что (восточные земли) не прибыли. Ты симулировал (перед императором) намерения, каких в действительности не питал, и этот (sc[184]) всеобщий) собор тем самым сорвал». Нисколько не помогло, что Палладий требовал обещанного ему Всеобщего собора, что он непрестанно оспаривал полномочия собрания, что неоднократно заявлял за Арием не следует, об Арии ничего не знает, что Секундиан ссылался на Библию. Нисколько не помогло, что оба жаждали от них также избранных протокольных выписок. Ибо в протокол вошли почти исключительно атаки их противников. Разговор шел так же бесчестно, как был начат. Не были тронуты никакими протестами Амвросий вообще находил, что аргументация и дискутирование совсем неподходящий способ рассматривать священные вещи, ибо, как он однажды сформулировал, «философский спор щеголяет пышными словами, но благочестивость соблюдает страх Божий».
Амвросий вершил обстоятельствами, а его свита вступала в решающих местах как хор Епископ Палладий, к которому даже применяли силу, которого схватили, мешали идти, наконец взревел, назвал Амвросия (уже выставленного в полемическом послании злодеем, героем фразы, «еретиком» и врагом Библии) теперь «безбожным человеком», даже преступником. Между тем «правоверные» продолжали метать свои «анафемы». И под конец они единодушно и во всех формах прокляли «ариан», ясно дистанцировавшихся от Ария, как хулителей Христа, и позаботились об их исчезновении Епископа Юлиана Валента тоже прокляли in absentia,[185] оговорили его как изменника страны, готского идолосвященника и потребовали ссылки отвратительного богохульника Амвросий же, пренебрегавший на бурных заседаниях, чьи протоколы без видимых причин обрываются, «простейшим чувством правдивости и нравственного приличия», внушал однако же императору, которого он тотчас попросил письменно об утверждении решений, «полностью обратную картину» (фон Кампенхаузен).
На однодневном синоде святой допросил, осудил и отправил в отставку обоих епископов. Конечно, иллирийцы, видимо, уже должны были насторожиться. Ведь лишь три года до того римский синод под руководством Дамаса, при важном содействии опять же Амвросия, распорядился, «что всякий, кто осужден решением римского епископа и противоправно захотел сохранить свою церковь будет доставлен префектом Италии или императорским викарием или же явится к судьям, определенным римским епископом». Expressis verbis[186] настаивали на «государственном принуждении» и понуждали государя изгонять смещенных, но строптивых епископов из их епархий, что происходило почти регулярно, как теперь и с объявленными еретиками иллирийцами. Еще одна попытка Палладия и Секундиана, совместно с готским епископом Вульфилой, в ходе просительной поездки потерпела крушение, несмотря на относительно дружеский прием у императора. Тем самым с арианством в Западном Риме было покончено.
Но был еще знаменательный эпилог прежде всего спор с матерью — императрицей Юстиной, защищавшей арианство в умеренной форме семиариан.
После смерти пасынка Юстины Грациана ее влияние, благодаря фактической опеке над собственным сыном Валентинианом II, возросло. Однако когда она на Пасху 385 г попросила для себя и своего епископа Авксенция, ученика гота Вульфилы маленькую церковь перед городскими стенами, Амвросий отказал тотчас и бесцеремонно При этом он владел в Милане по меньшей мере девятью церквями К тому же он, когда лишь незадолго до этого император Грациан отдал арианам католическую церковь, не протестовал ни в малейшей мере. Но теперь он спрашивал, как мог он, епископ Бога, передавать «еретическим» волкам сей храм? Совершенно не стесняясь, он обзывал епископа Меркурина Авксенция волком в овечьей шкуре (Vestitum ovis habet intus lupus est), который кровожадно и необузданно искал, кого бы он мог проглотить. В действительности это он, Амвросий, был необузданным, поскольку ариане хотели только одну церковь, Амвросий же — все. В действительности проглотил — он! И так как возникли волнения, его распаленные орды уже рвались мимо стражи в дворец Государственного Совета, готовые все, как сказал Амвросий, «умереть за веру Христа», то молодой император испуганно отступил.
Когда же Юстина не долго думая прибрала к рукам базилику у ворот и велела натянуть на ней, в знак конфискации, шнур с императорскими флажками, толпы Амвросия вновь ворвались, избили арианского священника и заняли дом. Правительство распорядилось о многочисленных арестах и наложило на купцов огромный штраф в 200 фунтов золотом, но те похвалялись заплатить и вдвойне, «только бы спасти свою веру» (Амвросий). Однако святой, которого всюду считали подстрекателем мятежа, уверял, что не подбивал народ к беспорядкам. Не его это дело, — успокаивать, но Бога. Фактически он довел возбуждение «до крайности» (Диснер). И с крайней решительностью он же отказывается умиротворять толпу. Противных клириков он называл «слугами идолов», а арианскую церковь «потаскухой». Он цинично признал и свою тиранию- «тирания священника — его слабость». Одновременно он проповедовал против порочных женщин, во всегда прозрачных намеках отсылал к Еве, Изабель, Геродии. Однако он имел дело, говорит Августин, «с неистовством женщины, — но царицы». Когда правительство распорядилось осадить следующую церковь, епископ выступил с угрозой отлучить всякого повиновавшегося солдата, после чего часть их сменила фронт, разумеется, «к молитвам, а не битвам» (Амвросий). Теперь капитулировала и Юстина. А сам император, подталкиваемый офицерами к необходимости примирения, с гневом покорился «Вы бы меня выдали ему связанным, если бы Амвросий это вам приказал».
Однако после того как Валентиниан, ариански мысливший, как и мать, разрешил 23 января 386 г подлинным эдиктом о терпимости неортодоксальное богослужение, а за любое препятствие установил наказание, императрица повторила на Востоке свою попытку, теперь уже с городской базиликой. Но Амвросий вторично дал отпор. Сначала он удостоверился в поддержке своих соседних коллег, затем учинил в поставленных под угрозу церквях род «вечного моления», распорядился проповедовать «в этом святом плену» (Августин), петь гимны, раздавать золото разъяренным католикам, которые решили «умереть со своим епископом» (Августин), «скорее умереть, чем оставить своего епископа» (Созомен), так же как и Амвросий, со своей стороны, объявил себя непоколебимо готовым к мученичеству, он хотел «ради Христа» претерпеть «все».
Таким образом потерпело фиаско не только очередное введение войск, но и — еще до того — желанное императору противостояние Амвросий — Меркурин перед третейским судом. Епископы, — писал Амвросий в письме Валентиниану, — «епископы могут быть судимы только судом епископов». Так как император пребывал «в церкви, а не над церковью» (imperator enim intra ecclesiam non supra ecclesiam est), то, таким образом, он не мог судить о епископе, скорее, епископ как таковой об императоре. Этого себе не мог позволить по отношению к государю ни один иерарх. (Но в середине IX столетия пресловутые христианские фальшивки, псевдоисидорские декреталии, уже требовали, «чтобы все князья Земли и все люди повиновались епископам». И наконец возжаждало того и папство).
Конечно, прелаты уже в IV столетии жаждали privilegium fori[187] — они давно имели все основания избегать уголовной подсудности государству, что им предоставила, правда, лишь конституция Констанция II, арианина, anno 355, - и на достаточно короткое время. Сам Амвросий взывал к прецеденту 367 г. Согласно ему, «священники судят священника» не только в вопросах веры, но и «в других вещах, если епископ привлечен к ответу и causa morum[188] должна быть изучена». Но прецедент нигде не сохранился Существовал ли он вообще?
Верно, что Амвросий обладал воистину Богом данным чутьем на все, в чем он нуждался Грубо наглядно это показывает его открытие двух мучеников, — как раз в нужный момент во время пика миланской культурной борьбы 386 г — «к обузданию ярости той женщины», как метко замечает Августин, очевидец Исследования свидетельствуют об «амвросиевских мучениках» (Эвит) и самом Амвросии как о «пионере и покровителе почитания мучеников на Западе», хотя и — в любом случае хорошо сказано — «особым образом» (Дассманн).
НАХОДКИ УЧИТЕЛЯ ЦЕРКВИ, ИЛИ «L'ELEMENTO SOPRANATURALE»
У Амвросия тогда было «определенно страстное чувство» — найти останки какого-нибудь мученика, тем более что миланцы настоятельно жаждали драгоценных мощей для построенный ими и только что освященной basilica Ambrosiana. И действительно, святые «Гервасий» и «Протасий», до сих пор неизвестные всему миру, сообщили Амвросию во сне, что они покоятся в церкви и хотели бы явиться на свет. В силу своего «пламенного предчувствия» (ardor ргаеsagn) он принимается за работу и на самом деле в basilica Felicis et Naboris, окруженный своим стадом, от умиления едва ли способным к речи, «i copri venerati dei Santi Martiri Gervaso e Protaso»[189] (Зулли), подымает из глуби драгоценных мучеников, «нетленных» (Августин) Земля еще была даже окрашена кровью героев, обезглавленных великанов, «каковыми их, — уверял Амвросий, — породило старое время» (И теологи). Не удивительно, что ученые ломают головы, какой дьявольский преследователь христиан мог подбросить императору это столь же ужасное, сколь и результативное убийство, а эксперт вроде Габриела Зулли вынужден признать. «Аnсога oggi la questione non е definita».[190] Богоугодный акт, который инсценировал «хорошо проверенный сторонник епископа» (Нидерхубер) явно для раскручивания религиозных страстей своих (настоятельно требующих святых костей) бойцов.
О последнем пишут, по меньшей мере, его биограф Паулин и св. Августин, живший тогда в Милане. Императорский двор, конечно, считал все за разыгранную как по нотам пьесу. Да и в новое время не всякий поручится за случившееся, есть ведь не только слабоумные и соглашатели Превите-Ортон говорит о «благочестивом обмане», Штейн о «грандиозном обмане». В то время как протестант фон Кампенхаузен во всем не находит «ничего», что «могло бы обосновать подозрение против честности Амвросия», — а итальянский салезианец Габриел Зулли защитой амврозианского безошибочного чутья на мучеников даже приобрел сразу трижды благословенную (Vidimus et approbamus)[191] докторскую степень, по заслугам, — только и можно сказать, если подумать, как остроумно он постоянно аппелирует к «l'elemento soprannaturale».[192]
Исследование подчеркивает подробности мартирологической активности, нахождения мощей, извлечение, идентификация, — все было «удивительно трезво», «крайне лаконично описано» Амвросием и оставило «некоторые вопросы открытыми», он поднял «мало шуму» об обнаружении обоих святых. И даже его обычные «мартирологические находки», которые другие ставили ему в заслугу (мы скоро придем к этому), «им самим упоминаются лишь сдержанно или совсем замалчиваются» (Дассманн). С этой удивительной для учителя церкви скромностью согласуется то, что в его огромной литературе совершенно отсутствуют проповеди к праздникам мучеников и дням памяти мучеников, что он вообще поражающе скупо реагирует на чудеса. И разве не достойно также упоминания, что первоначально он сам хотел быть погребенным под алтарем новой базилики Ambrosiana, но не после захоронения там «Гервасия» и «Протасия»? Он отговорился благоговением. Но, может быть, это лишь остаток «вкуса» после всех мартирологических безвкусиц? Просто желание не гнить с костями кого-то?
Интересно также, сколь быстро епископ Амвросий позволил вновь исчезнуть едва открытым достойным почитания трупам Большинство комментаторов минуют это молча; едва ли случайно. И Эрнст Дассманн, который размышлял в 1975 г об этой поспешности, объясняет ее — не очень вразумительно — «неприятным чувством по отношению к выставленным напоказ мощам» Твердо установлен лишь сильный нажим епископа на скорейшее погребение — и не менее сильный нажим народа на обратное Амвросий открыл обоих мучеников 17 июня 386 г. Уже через два дня они были окончательно погребены. Однако собравшаяся многочисленная толпа возбужденно требовала отодвинуть погребение до следующего воскресения, и святой помешал этому лишь с полным напряжением сил. Почему? Ну, это было лето, вероятно, было тепло, если не жарко, — могли ли, как говорили, остававшиеся столько десятилетий «нетленными» приверженцы веры завонять в два дня? — Как говорит Лихтенберг «Вначале возникают естественные соображения, пока не приходят хитроумные, и всегда первым делом попробуйте, — можно ли нечто объяснить совсем просто и естественно».
Триумф был немалый. Быстро последовали ожидаемые чудеса, засвидетельствованные не кем иным как Августином: слепой, коснувшийся своим платком гроба мощей, мясник Север, — прозрел, одержимый и другие больные нашли исцеление. Амвросий наконец-то заимел свои сокровенные мощи. В двух праздничных проповедях он славил «Гервасия» и «Протасия» как защитников ортодоксии и дал всему аутентичное толкование «Посмотрите же все, — это союзники, которых я себе нашел». (Тирания священника — его слабость). И взмолился «Господь Иисус, Тебе благодарность, что Ты в такое время вновь пробудил в нас могучий дух святых мучеников». Вот почему уже вскоре богатая римская матрона Вестина пожертвовала святым миланским страдальцам обширные благотворительные средства, недвижимость в Риме, Чиузи, Фонди, Кассино, плюс проценты от примерно 1000 голсолиди titulus Vestinae). Позднее Вестину отставили, a titulus присваивался мученикам). Культ святых, мощно продвигаемый Амвросием, быстро распространился в Западной Европе, а благодаря Августину — в Африке. В одной только меровингской Галлии тогда имелось шесть посвященных «мученикам Гервасию и Протасию» кафедральных соборов, так же как много других церквей «Гервасия» и «Протасия», — вплоть до Трира и Андернаха. Да, в конце концов, мощи обоих мучеников имелись кругом в таком количестве, что для объяснения этого требовались новые чудесные вести.
Воодушевленный успехом и с искрой Божьей, ему присущей, епископ шесть лет спустя после первого «sacra invenzione»[193] в Милане откопал летом 393 г в Болонье двух совершенно неизвестных св. героев. «Агриколу» и «Виталия» — как нарочно, на еврейском кладбище. Среди толп евреев и христиан Амвросий собственноручно собрал разные драгоценности и принес их во Флоренцию для обогащения вновь воздвигнутой, основанной вдовой Юлиана базилики. Нашли даже крест, на котором страдал «Агрикола», к тому же такую кучу гвоздей, «что раны мученика должны были быть многочисленнее, чем его члены» (Амвросий). Наконец, два года спустя, в 395 г, в конце «un periodo caractteristico del culto delle reliquie.[194] (Зулли), талантливый открыватель натолкнулся еще раз на двух мучеников, св. «Назария» и «Келсия», — на этот раз в саду вне Милана, но об этом молчит скромно во всех своих трудах, где он, однако, и о других своих «мартирологических инвенциях» упоминает весьма сдержанно, между тем фон Кампенхаузену мнится, что во все новых находках Амвросия он обнаруживает все новые доказательства его «честности».
Биограф Паулин, который присутствовал при том, увидел «кровь мученика». «Назария» (вновь мученичество окутывает густой туман) — «такую свежую, как будто она была пролита в тот же день, а его отрубленная гнусными преследователями голова столь совершенна и невредима волосами и бородой, что выглядело, будто ее только что вымыли и привели в порядок». Но в галльской провинции Эмбрун уже в V-м веке почитают «Назария» и «Келсия» как апостолов страны и даже в парижской базилике св. креста Сен-Жермен де Пре хранили их мощи.
Если Амвросий был без сомнений ведущей фигурой при уничтожении арианства в западно-римской империи, где ему так кстати пришлось его бесстыдное безошибочное чутье на мучеников, то при кровавом подавлении испанских принсциллианистов он сыграл лишь побочную трагическую роль.
ОБЛАВА НА ПРИСЦИЛЛИАНА ПЕРВЫЕ КАЗНИ ХРИСТИАН ХРИСТИАНАМИ
Присциллиан, умный христианин-мирянин, родившийся в 345 г в знатной, богатой семье, не был ни корыстолюбивым, ни претенциозным. Напротив, он, как сообщает Сульпиций Север, биограф св. Мартина фон Тура, отказывался от денег и доходов Образованный, прилежный, красноречивый и безупречный характером, однако, возмущенный беспринципностью клира, Присциллиан дебютировал в 375 г в Лузитании как глава этико-ригористического движения. Оно исповедовало строгий аскетизм (включая вегетарианскую диету, так как питание мясом считалось противоестественным), глубокое уважение пророчества, равно как некое дуалистическое мышление и быстро распространилось в Испании Епископы тоже примыкали к нему, особенно Инстанций и Сальвиан. Ими в 381 г был посвящен в епископы Авилы сам Присциллиан. Однако большинство епископов было против них, хотя Присциллиан и его приверженцы придавали большое значение тому, чтобы быть в полном согласии с учением церкви. Под предводительством Хигинеса из Кордобы (который доносил на Присциллиана, но потом перешел к нему), Гидация из Кордобы и Ифация из Оссонобы (Фаро), большого обжоры, которому аскеза была противна, открылась травля присциллианистов. Синод из двенадцати епископов в Сарагосе под председательством Гидация осудил 4 октября 380 г некоторые их воззрения и практику, но не их самих. Так как они защищались, испанские епископы дали им согласие на второй собор. Однако Гидаций сорвал его. Он донес на Присциллиана и его сторонников из-за их манихейской «ереси» императору, который, видимо, посоветовавшись с Амвросием, отдал приказ о государственном преследовании «манихейцев и псевдоепископов».
Когда после этого Присциллиан, Инстанций и Сильвиан посетили зимой 381–382 гг. Милан и Рим, Амвросий отказал в своем вмешательстве, а папа Дамас даже в приеме. Напрасно призывали они римлян в своем прошении «Выслушайте нас. дай нам с собой, мы просим с мольбой, письмо к Твоим братьям, испанским епископам». Только на обратном пути в Милане, при дворе, с Присциллианом и Инстанцием (Сильвиан умер в Риме) поступили справедливо, пусть даже благодаря подкупу magister officiozum (=гофмаршалу). Македония Императорский эдикт был отменен, обвиненные должны были вернуться в свои кресла. В отношении их особых противников издан приказ об аресте Присциллиан и его смертельные враги епископы Ифаций и Гидаций обратились ко двору в Трире. Там в это время правил узурпатор Максим (стр.378 и след.), ортодоксальный испанец, который хотел сделать себя милым испанскому епископату, однако имел достаточно оснований увидеть и в епископах Италии антиприсцилианистов. В итоге он привлек к ответу Присциллиана вместе с его богатейшими приверженцами Ифаций и Гидаций действовали как обвинители. Их жертвы были присуждены к «признанию» пытками, потом первыми из христиан христианами же официально приговорены к смерти и тотчас обезглавлены — За мнимую порчу нравов и «колдовство» (maleficium) семь человек — Присциллиан, клирики Фелициссим и Армении, диакон Аврелий, некий Латрониан, Азарив а также богатая вдова Евхроция. И епископ Братто из Трира, и его преемник Феликс, равно как подавляющее большинство галльских прелатов санкционировали преступление. В Бордо в том же самом году от рук католической черни скончалась присциллианка Ряд «еретиков» был сослан Инквизиция вторглась в Испанию. А захватчик трона Максим, крестившийся лишь незадолго до своего узурпаторства и чувствовавший призвание к тому, чтобы править благодаря «божественному вдохновению» (divino natu), сидевший со св. Мартином Турским за императорским столом и общавшийся при своем дворе и с другими епископами, послал, побуждаемый высоким клиром вокруг Ифация, «tribuni cum iurе gladii»[195] в Испанию, чтобы выискивать «еретиков», лишать их жизни и имущества, и козырял в эпистоле папе Сирицию своими заслугами в католицизме благодаря ликвидации «манихеев».
Возмущение кровавым деянием Трира, где даже сосланный Афанасий требовал борьбы с «еретиками» и религиозной тирании, было тогда еще сильным. На соборе в Толедо (400 г.) клирики, поддержанные епископом Гереном, бурно приветствовали Присциллиана как католика и святого мученика. Они все были смещены. А епископ Симпозий из Асторги вынужден был дать св. Амвросию согласие, что он не будет чествовать Присциллиана и его убитых товарищей как мучеников, будет также избегать «обновления» его учения.
В остальном лгали, как и раньше, со всей силой. Присциллиан, говорили, питал непристойные мысли, ночью голым молился с похотливыми женщинами, более того, дочь Евхроции сделала от него аборт Действительно, прежде всего женщин тянуло к аскетам, которых обвиняли в подкупе, насилии, преследовании ортодоксов, но особенно, на протяжении полуторатысячелетия, в разновидности манихейской «ереси» — Пока не были найдены в 1886 г послания Присциллиана, так как теперь обнаружилось, что он не был ни магом ни манихейцем, более того, — целиком осудил их принципы и боролся со многими гностическими сектами, а особенно ожесточенно — с манихейцами (И, конечно, тоже непреклонно, почти в тоне, напоминающем Фирмика Матерна, — с язычниками «Пусть они погибают вместе со своими богами» «Независимо от их богов меч Господа их настигнет»). Несмотря на это, на него клеветали и учителя церкви Иероним, Августин, Исидор Севильский (он даже упоминает человека, обучавшего Присциллиана колдовству) и, яростнее всех, папа Лев I «Великий», недвусмысленно оправдавший казнь «еретика» с его товарищами. Но и в XX веке католики обвиняют их в «абсолютной необузданности» (Риз) и возлагают ответственность за трагедию «только» на государство (Штратманн).
В Испании присциллианизм продолжал жить многие столетия. Даже I собор в Браге (561 г) был вынужден заниматься им и выставил против него целый список анафем. В нем проклинаются те, кто верит, что дьявол никогда не был хорошим ангелом, что человек подчинен влиянию светил, кто в воскресенье или Рождественскую ночь постится или считает всякую мясную пищу нечистой и так далее Собор не постеснялся заклеймить воздержание духовных лиц в мясной пище, так как это питало подозрение в присциллианизме. Столь же комичный, сколь и позорный канон 14-й заставлял католический клир есть вареные овощи вместе с мясом. Если кто отказывался, того отлучали и снимали с должности. (И видимо, без следа иронии Доминго Рамос — Лиссон еще в 1981 г полагает, «что этот канон не относится к предписанным церковью дням воздержания.»).
Если в трагедии Присциллиана и его сторонников Амвросий стоял лишь на заднем плане, то в борьбе против евреев мы видим его на авансцене.
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АМВРОСИЙ: ФАНАТИЧНЫЙ ЮДОФОБ ПЕРВОЕ СОЖЖЕНИЕ СИНАГОГИ С ОДОБРЕНИЯ И ПО ПРИКАЗУ ХРИСТИАНСКОГО ЕПИСКОПА
Амвросий, само собой разумеется, разделял обязательный антииудаизм церкви Из года в год и обстоятельно он ругает евреев. Подобно язычникам они принадлежат к «gentes peccatores»,[196] для него «mystice» символизированы распятыми вместе с Иисусом разбойниками. Он упрекает евреев, порой довольно язвительно, в глупости и высокомерии, хитрости (versutia), «дерзости» (ргосах), «вероломстве» (perfida), причем за этим особенно типичным свойством их народа стоит не просто обычная ненадежность, неверность, но принципиальная враждебность по отношению к правде, церкви, Богу. Он приписывает евреям «возмущение спокойствия» и «убийство». Совсем не говоря о том, что они не только убили Господа, но и дальше грешили против него, то есть против церкви. Короче «Его отрицание евреев однозначно» (К-П Шнейдер).
Насколько далеко заходят при этом Амвросий, насколько литературный антииудаизм клира превращается в действенный, показывает дело Каллиникона (ныне Ракка) у сирийского Ефрата.
В этом важном военном и торговом городе дебоширившая толпа монахов напала в 388 г по указке полномочного епископа на синагогу, ограбила и сожгла ее — заодно близлежащую церковь (fanum, lucus) валентинианских гностиков, дело тогда уже «почти повседневное» (Кулиш) однако более чем за полтора тысячелетия от «хрустальной ночи». При том христианский имперский закон гарантировал евреям свободное отправление культа и защищал синагоги как «aedificia publica».[197] Причина для атак в Каллиниконе была, предположительно пропаганда учителями церкви ненависти, зависть к еврейскому богатству и определенные перегибы гностиков, — не евреев.
Сам император Феодосий, решительный католик, вступился в свое время за евреев. Ведь он вообще, подобно Валентиниану I и Валенту, отстаивал скорее проеврейский курс. Конечно, Феодосий исключил для евреев возможность приобретения христианских рабов, более того, даже наказывал смертью браки между евреями и христианами. Но, с другой стороны, освободил евреев и самаритян от принудительного включения в корпорацию судовладельцев и судоторговцев (naukleroi), которая была обложена большими налогами, и запретил судам вмешательство в религиозные споры евреев. В 393 г он декретировал, что «секты евреев не запрещены никаким законом», показал себя «очень озабоченным, что в некоторых местах их собрания запрещаются», потребовал особой защиты патриархов, верховного главы еврейских общин, включая его апостолов, его сборщиков налогов, и потребовал строгого наказания тех, кто на основании христианской веры грабит или разрушает синагоги.
И после случая в Каллиниконе император поклялся жестоко наказать за поджог. Он приказал вернуть награбленное и восстановить синагогу за счет виновных. Однако Амвросий вновь вмешался, дабы «повиноваться заповеди Бога», тем более что для св. Антисемита евреи принципиально были «в сущности достойны смерти» (Judaei digni sint morte), по меньшей мере, должны быть изгнаны «освобождающим бичом» христиан «в безграничную и бесконечную ссылку, так чтобы не осталось ни одного места для синагоги». Он даже подчеркнул, что должен был сам поджечь синагогу, дать к тому поручение (certe quod ego illis mandaverim), «чтобы не было ни одного места, где отвергается Христос». По испытанному образцу фальшивомонетчик назвал императорское намерение — преследованием христиан, а епископа Каллиникона — мучеником. Он пылко объявил себя солидарным с ним, уверяя, что сам бы сжег синагогу, не стань она жертвой молнии. Он обзывал храм своих противников «приютом помешательства», утверждал, что евреи должны были бы написать на нем. «Воздвигнуто за христианские деньги». Он призывает государя (который сказал ему перед этим. «И монахи совершают так много преступлений») быть адвокатом католицизма, даже открыто угрожал ему отлучением. Не услышь он его «во дворце», он будет вынужден заставить императора услышать «в церкви». Отказом от мессы он действительно вырвал в конце концов у долго колебавшегося перед собравшимся приходом монарха амнистию для гангстеров из Каллиникона и сразу после этого письменно сообщил собственной сестре о своем триумфе (буквально воспроизведя свои речи и свой разговор с императором). Тогда он поучал его. «Что выше понятие порядка или интересы религии?» Герт Хендлер по праву пишет «Первый епископ, имевший власть поставить клерикальные притязания выше государства, не был гарантирован от того, чтобы не злоупотребить этой властью».
Почти сожалеют, что с миланским еврейским храмом молния опередила св. Амвросия. Или его выпад был только фразой?
Многочисленные в предконстантиновское время полемики с евреями постепенно становятся все более редкими и в IV и V веках едва ли больше упоминаются. И к недавно частым молитвам за них папы и епископы побуждали все реже (не говоря о том, что, — как было после Гитлера, — ради этого потребовалась формальная «молитвенная кампания»). Имели теперь возможность другой кампании — и вели ее.
Уже в середине IV столетия епископ Иннокентий из Дертоны приказал разрушить синагоги в Северной Италии, причем, очевидно, было конфисковано и все имущество евреев — евангельски по-прежнему часто нужное дело. Примерно в это же время в Северной Африке ограбили синагогу Типасы и сделали из нее церковь. Уже перед преступлением в Каллиниконе подожгли синагогу христиане Рима. Ведь епископы, после дружественного отношения Юлиана к евреям, настаивали на более резких антиеврейских атаках. Таким образом уже тогда запылали синагоги от Италии до Палестины. Ибо, как сказал Амвросий «Что выше понятие порядка или интересы религии?».
Насколько же Амвросий и впредь смог ставить интересы религии над понятием порядка, пережить целую галерею более или менее легитимных императоров и преодолеть изменчивые события жизни и мировой истории, обнаружилось и при катастрофе Грациана, его духовного воспитанника.
ДВОЙСТВЕННАЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ МИССИЯ АМВРОСИЯ И ВОЙНА МЕЖДУ КАТОЛИЧЕСКИМИ ГОСУДАРЯМИ
В 383 г, когда в Италии, Галлии и Испании свирепствовал голод, полководец Квинт Аурелий Максим, католик, был провозглашен британскими солдатами августом. При попытке низвергнуть узурпатора император Грациан посл‹ряда небольших сражений был оставлен своим недовольным войском и, преследуемый Magister equitum[198] Андрагацием, генералом кавалерии и другом Максима, пойман в Лионе и там, 25 августа, двадцати четырех лет, предательски убит во время званого обеда. Однако когда он еще во главе 300 рейтаров бежал из Парижа в Альпы, каждый город закрывал перед ним ворота, его друзья избегали его, то он нашел, как ведал опять же Амвросий, помощь и утешение в религии, в многих псалмах, в вере в бессмертии своей души. И его последним словом, сообщает Амвросий, было «Амвросий».
На деле же Грацианом, которому ближе всех был Амвросий, прежде всего в последнее время, никто не был доволен, император Феодосий, пожалуй, сам участвовал в его устранении Во-первых, у него были с ним большие церковно-политические различия, Во-вторых, он раньше плечом к плечу сражался с Максимом, был родственником его семьи, что могло только способствовать измене войск Грациана.
Что язычники не печалились о питомце Амвросия, — понятно. Но католики тоже едва ли его оплакивали, он стал их вождям скорее ненавистным отменой освобождений от налогов и привилегий в пользу немногих, причем законы (от 19 января и 5 марта 383 г) наносили ущерб самой церкви, и своей присциллианской политикой, которая вернула сектантам, даже против воли епископов Милана и Рима, их «божьи дома». Однако Максим, товарищ по оружию и родственник Феодосия, как непреклонный католик прижал «еретика» к стенке Разве не могло так произойти?
Во всяком случае, Амвросий теперь дважды ездил к похитителю трона, убийце своего протеже, — естественно, лишь по поручению императрицы — матери Юстины, его личного врага и политической соперницы, «еретички». С маленьким Валентинианом на руках, она сама попросила его об этом. Ну а кого, спрашивает духовный дипломат, конечно, тронутый двусмысленной миссией только в порядке исключения, — кого же епископ должен больше защищать, кроме вдов и сирот? Однако уже и в Галлии дала о себе знать «грязная угодливость» епископов (foeda adulatio Sulpicius Severus) по отношению к победителю Максиму. Сам знаменитейший князь церкви того времени Мартин Турский появился на императорском обеде и был принят при дворе узурпатора им и императрицей с особенным почетом. Так убийца благочестивого Грациана, католический фанатик, в конце концов был признан государем над Британией, Галлией и Испанией, а сводный брат убитого Грациана Валентиниан II возмещен средней частью империи — Италией, Африкой, Иллирией.
Но Валентиниан, воспитанный по-христиански, однако даже не крещенный, находился под влиянием своей открыто арианской матери; он был «еретик». И в то время как Амвросий, защитник вдов и сирот, все больше ссорился с обоими, Максим, хотя и узурпатор, но правоверный, заклинал Валентиниана, «еретика», но законного императора (парадоксальная ситуация) «отказаться от борьбы против истинной веры» и «не отрекаться от благочестивой правоверности отца» Максим требовал обращения, быстрого исправления, даже угрожал уже войной, которую он начал в 387 г., - конечно, лишь для, как он публично уверял, защиты никейской веры. Не встретив сопротивления, он двинулся к Милану, где Амвросий мог спокойно оставаться, Валентиниан же с матерью, сестрой, двором бежали к Феодосию, который объяснил его беду как кару за отступление от веры и добился их перехода к ортодоксальности К тому же вдовец, чья жена Элия Флавия Флаццила только что умерла, влюбился в юную сестру Валентиниана Галлу, вскоре женился на ней, пожалуй, больше по династическим причинам и в виду «необходимой, но грязной войны» (Холум). Он готовится к войне, получает даже благопри-ятственное пророчество египетского отшельника Иоанна и затем выступает против правоверного Максима (Отвратительное положение высокого клира освещает казус с александрийским патриархом Феофилием. Он хотел первым приветствовать победителя, выразить ликование и послал для доказательства своей преданности подарки с письмами одновременно и Феодосию и Максиму в Италию. Там его посланец, пресвитер Изидор, должен был передать почту в соответствии с исходом. Но был при этом обчищен своим лектором, дело стало известно, после чего он быстренько вернулся в Александрию).
Феодосий победил летом 388 г. в двух сражениях при Сисцие (Эссег) и Петовио (Петтау) Максим, земляк, родственник и добрый католик, не упускавший случая показать себя защитником правоверного христианства, а угодность Богу своего правительства обосновать своими победами, был пленен и убит. Таким образом, Амвросий вспоминает теперь о псалме 36, 35 «Видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву, но он прошел, и вот, нет его”.Мавританская лейбгвардия Максима тоже была ликвидирована. Позднее многие переметнувшиеся к нему «варвары» из римского войска, бежавшие в болота и горные леса Македонии, были по императорскому приказу настигнуты и уничтожены. Полководец Андрагафий, убийца Грациана, утопился. Остававшийся в Галлии сын Максима Флавий Виктор, еще ребенок, был заколот. А испанские и галльские епископы, союзничавшие с узурпатором, — без снисхождения отправлены в ссылку.
А юный Валентиниан после победы над Максимом и смерти своей арианской матери все больше подпадал под влияние Феодосия и Амвросия. Он принимает их веру и издает соответствующие религиозные законы.
14 июня 388 г он запрещает «еретикам» собрания и проповеди, сооружение алтарей, равно как и любое богослужение 17 июня 389 г он выступает (вместе с Феодосием) против манихейцев. Им запрещено под страхом смерти пребывание на всей земле, особенно в Риме, их добро должно было достаться народу В 391 г Валентиниан угрожает большими денежными штрафами (до 15 фунтов золотом для высшего чиновничества) посещающим храм и молящимся там отступникам они не только не могли, как было уже раньше определено, наследовать и передавать по наследству, но ни давать свидетельских показаний, ни каяться, ни требовать отпущения грехов. Они теряли все преимущества и навсегда оставались опозоренными. В 392 г. Валентиниан умер сам, возможно, опять не без помощи Феодосия.
ДВЕ БОЙНИ «РЕШИТЕЛЬНО ХРИСТИАНСКОГО» ИМПЕРАТОРА И ОБЪЯСНЕНИЕ КРОВАВОЙ РЕЗНИ АВГУСТИНОМ
К чему именно был способен Феодосий «Великий», выяснилось, впрочем, в 387 г в Антиохии после (особенно богато документированного) народного восстания из-за повышения в феврале налога.
Источники сходятся, что речь шла о плате в золоте; Феодосий нуждался в нем для финансирования своей солдатни. После прочтения губернатором императорского послания знать была как бы уничтожена. Она объявила налоги непосильными, некоторые взывали к Богу, что уже тогда считалось нелигетимным. Толпа, изнуренная в последние годы голодом, начинает бушевать, бросается на штурм губернаторского здания, сбрасывает статуи императорской семьи, поджигает дворец, угрожает дальнейшими поджогами, в том числе императорской резиденции. Меж тем против народа уже двинуты лучники, город понижается в разряде, теряет свой военный статус, цирк, театр, купальни закрыты, сыплются смертные приговоры, людей, в том числе даже детей, обезглавливают, сжигают, бросают зверям. И однако, все это почти пустяк по сравнению с кровавой баней в Фессалониках.
Именно там в феврале 390 г. убили готского военного коменданта Буфериха — из-за ареста популярного возницы, обожавшего прекрасного кравчего Буфериха Благочестивый Феодосий, один из «решительно христианских государей» столетия (Аланд), в ответ на это приказал заманить людей на спектакль в цирке и уничтожить. Они были, пишет с поэтической образностью епископ Феодорит, «все скошены, как колоски во время жатвы». Хотя Феодосий позднее возражал, но его мясники на протяжении многих часов закололи 7000 женщин, мужчин, детей, стариков, одна из самых отвратительных боен античности, — что не мешает св. Августину прославлять Феодосия как идеальный образ христианского владыки. Правитель даже получил от церкви имя «Великий» и вошел в историю как «образцовый католический монарх» (Браун).
Вследствие всеобщего возмущения епископ Амвросий теперь, однако, не может молчать. Хотя скорее он охотнее бы этого не делал, но он написал императору — и большая часть мира, ученого тоже, удивляется и сегодня — 30 мая 390 г письмо, исключительно для личного чтения. Не без понимания он вспоминает о «могучем темпераменте» Феодосия, но был бы опечален, не будь у него, «образца просвещенного благочестия», «высочайшей кротости», «которого не трогала бы гибель столь многих невинных». При этом Амвросий, конечно, торжественно заверяет «Я не пишу это, чтобы Вас устыдить» «Для поругания я не имею никаких оснований», «Я люблю Вас, я почитаю Вас». Нет, муж церкви хотел только соблюсти внешние приличия, ни малейшего понятия, по меньшей мере, о духовном авторитете.
«Дисциплина покаяния» охватила теперь вдруг всех Одна женщина — для примера — за один аборт вынуждена была каяться всю жизнь. Всю жизнь каялись в некоторых местах вдовы священников, вторично вышедшие замуж, или верующие, которые сочетались браком с братьями или сестрами своих умерших мужей или жен. Об убийствах помолчим. Однако покаяние означало носить власяницу, запрет на путешествия и поездки верхом, длительные посты — за исключением воскресения и пятницы, почти всегда также постоянное воздержание от половых сношений и другое, итак — пожизненно, только за аборт или определенный родственный брак. Но от убийцы тысяч Амвросий потребовал ныне единожды посидеть в покаянии в церкви.
Относительно императора речь идет только о жесте, принципе. То, что принципиальная покорность клиру для него, конечно, означает все, а убийство тысяч в принципе ничего, доказывает также комментарий Августина, у которого кровавая баня преобразилась великолепным примером евангелического humilitas[199] — к тому же вплетенным в общее прославление Феодосия как идеальной христианской фигуры государя. «Но самым удивительнейшим во всем было его благочестивое смирение. Под сильным напором некоторых мужей своего окружения он дал себя увлечь тяжким преступлением фессалоникцев, хотя он его по епископскому ходатайству уже простил, но и должен был наказать, а теперь, повинуясь церкви, свершил род покаяния, чтобы просящий за него народ при виде его повергнутою в прах императорского величия горько плакал, как если бы он страшился его гнева из-за случившеюся. Это и другие добрые дела, которые было бы слишком долю перечислять, он взял с собой ввысь из земною тумана, окутывающею все человеческие вершины и величия. Их награда - вечное блаженство, которым Бог воздает лишь истинно блаючестивых».
Разоблачающий факт Убийство тысяч, чтобы отомстить за одного — единственного, — даже Гитлер этого никогда не приказывал, — годится учителю церкви Августину лишь для демонстрации «благочестивого смирения» императора. И в то время как святой скромно обходит чудовищную бойню, он подчеркивает «тяжкое преступление фессалоникцев». В то время как он не роняет ни слова об убое столь многих невинных, он оплакивает убийцу из-за псевдонаказания ему, даже — «горчайше», как будто только сам стал жертвой его гнева! Он представляет высокородные искупительные жесты — так сказать, плод мечты массового убийства — репликой «добрые дела». Причисляет кровавого пса к «истинно благочестивым» и обещает ему «вечное блаженство».
Злодеяние же едва различимо изощренно переиначенное ссылкой на наказание за преступление населения и — риторически обвораживающе — в том «земном тумане, окутывающем все человеческие вершины и величие». Действительно хорошо сказано. Ибо что засчитывается, как только подчинение клиру величайшие исторические преступления рядом с этим — просто немного тумана, водяной пар, ничто.
Перед нами здесь первое «зеркальное отражение правителя», христианского государя, — идеал правителя, который делает прежде всего образ Христа, Царя, прототипом императора и должен решающе продолжиться в германском мире. Знаток Августина Питер Браун относит этот августиновский «портрет» Феодосия, так же как и портрет императора Константина к «величайшим китч-сделкам (the most shoddy passages) «Божьего государства».
Если дело тогда доходило до трений, то Феодосий большей частью уступал добровольно Особенно со времени своего «покаяния» за Фессалоники он определенно «стал полностью послушным Амвросию» (Штейн) Дружно сражались император и епископ — «оба великие, даже величайшие мужи своего времени» (Нидерхубер), — с «еретиками» и язычниками. И подобно тому как предшественник Феодосия Констанций выступил против них энергичней, чем Константин, так и Феодосий атаковал их уже жестче, нежели Констанций. Но в то время как Констанций и его отец еще приказывали церкви, — Феодосий — крестившийся задолго до смерти — уже регулярно ей подчинялся.
БОРЬБА ФЕОДОСИЯ «ВЕЛИКОГО» ПРОТИВ «ЕРЕТИКОВ»
Император начал гонения на иноверующих христиан в 381 г., когда он указом от 10 января передал все без исключения церкви ортодоксам и приказал более не терпеть «еретического» культа Своего генерала Сапора он сразу же послал на Восток, чтобы изгнать из церквей арианских епископов. Теперь он их (однако еще несколько десятилетий поддерживаемых готами) всюду преследовал. Дальнейшие религиозные декреты в пользу католиков и для подавления их противников последовали в том же самом году. Подобно Грациану Феодосий продолжил, с особой жестокостью, начатое еще Константином преследование маркионитов Прошения «еретических» епископов он разрывал на их глазах. Некатолические христиане получили запрет собраний, запрет обучения, запрет дискуссий, запрет посвящения в священники Их церкви и места заседаний были конфискованы в пользу католических епископов или государства, их гражданские права ограничены Их лишили возможности продвижения по службе, время от времени объявляли неспособными наследовать и передавать по наследству, угрожали при случае изъятием имущества, высылкой, депортацией. Всегда особые меры принимали, среди прочих, против евномианов, которые высмеяли закон от 5 мая 389 г как «spadones» (кастрированный). У них отняли jus militandi и testandi, что означает право занимать должности при дворе и в армии, а также составлять завещания или учитываться в завещании. Все их добро после их смерти должно попасть в казну. (Их историографом будет Филосторгий). За принадлежность к манихейству, в кодексе Феодосия среди всех сект называемого чаще всего, преследуемого двадцатью законами, император вводит 31 марта 382 г. смертную казнь. Однако они считались также энкратитами, с презрением отвергавшими мясо, вино и брак, саккофорами, носившими грубую одежду как знак своего аскетизма, гидропарастатами, отмечавшими евхаристию водой вместо вина Государственные ищейки должны были выискивать всех «еретиков» и представить перед судом. Тем, на кого донесли, доставались обычные кары. Даже могли подвергнуться пыткам. Да, оно уже появилось — в 382 г — слово инквизиция.
Всего Феодосий издал пять законов против вероотступников закон 381 г, два закона 383 г, два — 391 г. Эти законы, всегда детализированные, наказывали вероотступников изгнанием из общества, лишением правомочности завещателя и наследователя. Тем самым они не могли ни оставить имеющего силу завещания, ни быть наследниками. Согласно третьему закону, вероотступниками становятся не только христиане, язычники, но также евреи, манихейцы или валентинианские гностики. Четвертый закон замечает по поводу исключения из общества «Мы бы даже приказали изгнать их далеко или сослать, если б не было очевидно большим наказанием жить среди людей, но лишиться их поддержки. Таким образом, они должны оставаться жить в своем окружении как отверженные Возможность вернуться к прежнему состоянию для них заказана. Им нет никакого искупления, они не «павшие», а «потерянные». «Последний закон приписывает высокопоставленным вероотступникам «невыразимо развращенный характер» и предписывает тотчас лишать подобающего уважения (infamia) и даже не причислять к низшим классам. Общественное существование этих людей тем самым прекращено.
Императорская канцелярия постоянно использовала в своем антиеретическом законодательстве разработанный католическими епископами. Запада Анти — «еретический» словарь. Он оказывал влияние «не только на формулировку, но и на состав текста» (Готтлиб). Так как за Феодосием, естественно, стояла католическая церковь, — «Божественное Провидение содействовало при этом» (бенедиктинец Баур). Прежде всего через Амвросия — в своей речи у тела императора он ликовал, что разделался с «гнусными безумствами»; именно он склонил Феодосия «попытаться добиться единства церкви на католическом — вместо арианского — базисе» (Демпф). И учитель церкви Руфин Аквилейский подчеркивает, что Феодосий особенно ревностно взялся после своего возвращения с Востока за изгнание «еретиков» из церквей и способствовал передаче последних католикам.
Амвросий никогда не прекращал травить инаковерующих христиан, которые всегда обозначали «одинаковое безбожие», все были слепы, пребывали в ночи неправды, сбивали с толку общество Более того, с часто ему присущей логикой и проницательностью он уличал «еретиков», с одной стороны, что они «на еврейский манер» затыкают свои уши перед верой, а с другой стороны, припоминает их интерес к вере, их пристрастие ставить вопросы, их дерзость к тому же еще дискутировать в делах веры, уже несомненных.
Не только Амвросий, другие учителя церкви, хотя бы Григорий, тоже неоднократно побуждали Феодосия к стремительным атакам на еретиков. Или «достойный удивления Амфилохий», епископ из Иконии, породненный с Григорием Назианским и подобно ему святой (И сегодня католическая церковь отмечает праздник Амфилохия 23 ноября). Однажды он пришел к Феодосию и попросил, как сообщает Феодорит, «изгнать тайные собрания ариан из городов Император, однако же, счел эту просьбу бесцеремонной и не пошел на это Мудрый Амфилохий на мгновение замолк, но придумал удивительную хитрость «Ибо во время новой аудиенции он приветствовал только Феодосия, но не Аркадия, его сына, недавно провозглашенного соимператором Призванный императором к ответу, епископ объяснил «повышенным голосом «Ты видишь, о император, как невыносимо тебе неуважение к твоему сыну, и на тех, кто по отношению к нему ведет себя неприлично, ты сердишься Я верю все же, что и Бог Вседержитель чувствует отвращение к тем, кто порочит его единородного Сына, и он их ненавидит как неблагодарных к своему создателю и благодетелю». «Так император образумился, удивился поступку и слову епископа и тотчас издал закон, который запретил впредь собрания еретиков».
Карл-Лео Нетлих, который совсем недавно обстоятельно исследовал «Законодательные меры христианских императоров четвертого столетия против еретиков, язычников и евреев», суммирует наказания еретикам сожжение книг, запрет строительства церквей, посвящения в священники, погребальных таинств, запрет дискуссий, преподавания, собраний, изъятие церковных и культовых помещений, ограничение в завещании, неопределенные штрафы, недееспособность, позор, ссылки, денежные наказания взамен (для более бедных) телесных наказаний, конфискация имущества, смертные казни. Однако в XX-м веке иезуит Леккер утверждает именно о конце IV-го века «Вначале мы отметим, что церковь в периоды мира, как и в периоды борьбы, не забывает принципов Евангелия об уважении совести и свободы веры».
Она их не «забывает» (иезуитское слово) — однако она их презирает когда и где только возможно, если это ей нужно.
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ И ВОЙНОЙ ПРОТИВ ЯЗЫЧЕСТВА
Жестко, как на «еретиков», Феодосий напал и на язычество Проводил же он «самую решительную до сих пор антиязыческую политику» (Нетлилс), подстрекаемый «часто епископами и монахами» (Корнеманн).
Перешедших в язычество христиан Феодосий лишил в 381 и 383 гг. прав свидетельства и наследования, в 382 г он распорядился упразднить титул Pontifax Maximus, а также о новом удалении Виктории из сената Между 385 и 388 гг. он заставил закрыть многие храмы в Сирии и Египте. И именно в Милане (388–391 гг.), где Амвросий порой ежедневно бывал в императорском дворце, как раз после этих визитов католический государь активно проявлял себя: строгим осуждением посещения храмов, почитания статуй и жертвоприношений, а также ужесточением прежних указов против вероотступников. Когда в 388–389 гг. римский сенат захотел в третий раз установить статую Победы, заколебавшийся монарх отверг зто, как только епископ Амвросий высказал ему свое мнение «без опаски, в лицо». В 391 г Феодосий распорядился о всеобщем запрете молиться божествам и приносить им жертвы, что снова должно было убедительно внушено. Приказ от 24 февраля 391 г римскому префекту запретить практику жертвоприношений и посещения храмов, стало быть, — любой языческой церемонии, был распространен 16 июня на Египет, в том же году и вероотступники были лишены гражданских и политических прав.
Судей, преступавших закон, особо призвали к финансовой ответственности Вступил высокий чиновник (judices) в храм для почитания идолов, — не только он должен заплатить в качестве штрафа 15 фунтов золота, но и его служащие, если они немедленно не дистанцировались от него. Провинциальные губернаторы в ранге от consulares должны отдавать 6 фунтов золота, опять же и их служащие Антиязыческий закон следующего года объявил жертвоприношения оскорблением Величества. При пожертвовании с курением фимиама император конфисковывал «все места, которые, как доказано, задымлены чадом фимиама» (turis vapore fumasse). Если они не были во владении фимиамокурителя, то он должен уплатить 25 фунтов золотом, так же как и владелец. А снисходительных руководителей властных органов ожидал штраф в 30 фунтов золотом, их персонал наказывался на ту же сумму Геффкен находит этот закон «выдержанным в тоне почти риторической миссионерской проповеди», Герхард Раушен говорил о «похоронной песне язычества». Последовал запрет любого языческого культа на территории империи.
Так некоторые храмы пали теперь жертвой христианской ярости храм. Юноны Келестинской в Карфагене, храм Сераписа в Александрии, храм Афродиты в Константинополе Феодосий, который «ликвидировал кощунственные заблуждения», как славит его Амвросий в надгробной речи, сделал каретным сараем. За любую службу «языческого суеверия» (gentilicia superstitio) он угрожал ссылкой или смертью, всякое жертвоприношение с фимиамом, зажигание свечей, подношение венков, просто культовое отправление в собственном доме было запрещено. И Августин тоже славит фанатика, так как он «с самого начала своего правления неустанно» «защищал притесняемую церковь в высшей степени справедливыми и милосердными законами против безбожников», так как он «приказал повсеместно разрушить языческих идолов».
Феодосий укрощал язычество даже жестокой войной, причем поведение Амвросия опять же примечательно.
Валентиниан II, после смерти матери целиком оказавшийся в руках епископа, своего теперь «отеческого» друга, оказался 15 мая 392 г повешенным на веревке в своем дворце в Вьенне Туда его переместил Феодосий, чтобы гарантировать Италию своему сыну Гонорию. Там, в Вьенне, Валентиниан был убит, возможно, по приказанию франкского язычника и полководца Арбогаста, своего первого министра Источники сильно расходятся. Согласно Зосиму, Сократу, Филосторгию, Оросию императора удавили, согласно Просперу, он покончил с собой сам. (В Милане, куда его перевезли, Амвросий в речи у тела высказал с помощью Библии нечто двусмысленное «Какая бы смерть ни уносила праведника, его душа будет покоиться в мире»). Однако Арбогаст, названный многими убийцей Валентиниана, считался ближайшим доверенным человеком Феодосия на Западе. Стоял ли, таким образом, Феодосий за ликвидацией своего соправителя? Одобрил ли он ее, по меньшей мере? Арбогаст уверял в своей невиновности Феодосия, — тот молчал. Молчал, когда Арбогаст 22 августа 392 г в Лионе короновал в императоры бывшего римского преподавателя грамматики и риторики Евгения, а последний сразу после этого через миссию епископов разъяснил Феодосию невиновность Арбогаста. Феодосий остался пассивным. Так в Милане росла неуверенность.
Евгений был, по преобладающему мнению, религиозно индифферентным, но со времени своего возвышения все более связанным с языческой реакцией христианином. Хотя он не особенно содействовал ей, но поначалу санкционировалее. Он не издал законов ни против «еретиков», ни против евреев, однако же хотел быть с церковью на дружеской ноге. Короче, он однозначно добивался религиозно — политической терпимости. Многократно доказано, «что языческая реакция согласилась с Евгением в усилиях по полному политическому взаимопониманию, конечно, при условии, что языческая религиозность будет допущена» (Штраус). Но этого не хотели ни Феодосий, ни — совсем — Амвросий. И если у последнего прежде не было никаких плохих отношений с Евгением (он даже приглашал к личному знакомству), то теперь он держался в стороне, как Феодосий. Вмешается ли он, выступит ли против Арбогаста в Италии? Или здесь господствовал Евгений, который хотя и дал знать о дальнейшей готовности к взаимопониманию с Феодосием, но заключил также союз с франкскими и алеманнскими королями, обязавшимися предоставлять войска?
Амвросий был в смущении. Два письма Евгения, который будучи императором искал контакты с могущественными князьями церкви, он оставил безответными. В конце концов, он знал, как говорит он в другой связи, что «с молчанием увереннее жить. Мудрый вначале много размышляет, если он должен высказаться что он должен сказать, к кому нужно обращаться, в каком месте, в какое время». Лишь после того как Феодосий после месяцев молчания выразил соболезнование сестре убитого, заверил их в своей защите, Амвросий тоже прервал свое молчание, поспешил написать государю. До сих пор, как мы узнаем, ему мешала огромная боль. Во всем он винит печальную судьбу Валентиниана, но совершенно обходит политику, о которой только и могла для него идти речь, и лишь к концу намекает, в благословении, с оговорками и темно, на свое согласие с императорскими планами. Однако в 393 г, когда угрожало вторжение Евгения в Италию, Амвросий обращается и к нему, свидетельствует свою лояльность, называет его «clementia tua»,[200] безоговорочно признает его «lmperatoria potestas»[201] и оправдывает свое отношение к известному посланию Павла о властях. Наконец, и галльский епископ вновь сразу приходит к соглашательству. Правда, позднее епископ бежит через Болонью во Флоренцию, где изгоняет нечистых священников и воскрешает из мертвых, письменно угрожает меж тем продвинувшемуся к Милану, обосновавшемуся там Евгению даже отлучение, но торжественно клянется и теперь доказать ему подобающее послушание (sedulitatem роtestati debitam). Свой клир, ныне в бедственном положении, он призывает не отказываться от духовной службы, сам же, как только Евгений оставил город, возвращается туда 1 августа 394 г. и приобретает «подобно церковным стратегам всех времен бегством новую силу» (Дэвидсон). Более того, разразившийся между обоими императорами конфликт ему вновь предстает как борьба между Богом и дьяволом.
Борьба, которая меньше всего велась из-за религии, — даже если Феодорит увидел враждующие войска олицетворенными в знаке креста и в божественном образе Геракла, а Амвросий способствовал тому, чтобы признать войну религиозной, — подготовленной с каждой стороны религиозными лозунгами и церемониями. Тут — с надеждой на языческие жертвоприношения и пророчества. Там — с верой в «силу истинной религии» (verae religionis tretus auxilio Руфин), таким же образом, как в 388 г. против Максима, — с суеверным запросом испытанному Иоанну из Скифополиса в фиванской пустыне (успех — «после сильного кровопролития» — обещан), далее молитвами, постами, а также торжественным приходом к церквям Апостола и Мучеников. Перед выступлением Феодосий молится еще раз (у дорожного столба на седьмой миле) в совсем недавно построеннной им церкви Иоанна Баптисты, на парадном плацу армии, где император держал речь перед выступающими частями и где лишь в прошлом году помещена для хранения якобы голова Иоанна Крестителя Евгений и Арбогаст заняли грушевый лес в конце юлианской альпийской дороги и установили там статую Юпитера. Феодосий по прибытии к перевалу бросился на землю, воззвал со слезами к небу, провел молясь всю ночь в часовне. А к утру, когда он заснул, ему явились перед решающей битвой у Фригиды (ныне Виппах), у притока Изонцо, евангелист Иоанн и апостол Филипп, «в белых одеждах и на белых конях», с радостным обращением «быть в хорошем расположении духа» (Феодорит) Перед резней «глубоковерую — щий император» тоже молясь коленопреклонился, видимый всем, потом дал (об этом сообщает Оросий) крестным знамением сигнал к атаке (signo crucis signum proelio dedit), а его солдаты тоже понесли впереди «крест Избавителя» «Идите за святыми, — вскричал палач Фессалони, — нашими поборниками и путеводителями».
Так 5 и 6 сентября 394 г, в союзе со Спасителем, многими святыми, предательством младших офицеров и погнавшим против врага ураганом, решившим битву, сделавшим сторонников Евгения неспособными к борьбе, «бесстрашно сразили врага» (Феодорит) — «больше молитвой, чем силой оружия», — утверждает Августин. Уже в первый, для Евгения благополучно прошедший день сражения, — с большим удовлетворением и, пожалуй, преувеличением испанский священник Оросий сообщает о 10 000 павших готов. Ибо на стороне Феодосия сражался также контингент из более чем 20 000 вестготов под предводительством Алариха, — имевший особенно большие потери. Готы поэтому думали, — возможно, не без основания, — что император преследовал цель их ослабления. Во всяком случае, воины Феодосия отступили в темпе, близком к бегству, а Евгений уже раздавал своим воинам подарки. Но после второго дня сражения, который решил бора, фронтально секший лица евгенианцев циклон, естественно, — «Божий суд», Евгений был выставлен в оковах напоказ и тотчас обезглавлен, его голова была пронесена на шесте по Италии Арбогаст еще два дня блуждал по горам, а потом закололся сам Отцов же церкви утешило то, что резня поглотила в армии Феодосия прежде всего «варварских» солдат. А Амвросий, который однозначно называл узурпатора, когда тот еще правил, христианином и «clementissimus imperator», теперь впервые именует его «indignus usurpator»,[202] его войско «infideles et sacrilegi»,[203] сравнивает триумф его противника с победой Моисея, Иосифа, Давида и счастлив очищению империи от «грязи недостойного узурпатора», «бесчеловечности варварских разбойников», как он заверял Феодосия в письме, вслед за которым, однако, он отправил второе, более сильное, прежде чем поспешил сам, лично поздравил и держал благодарственную службу, с вестью о победе в руке во время мессы. Разумеется, он просил также, — достаточно понятно, — о пощаде к евгенианцам (Аналогично действовали немецкие епископы еще позже 1551 года, — в 1945-м). И Феодосий даже верил, что победил благодаря молениям Амвросия, который со своей стороны, не переводя дыхания, перечисляет благочестие и военное руководство Феодосия. Все-таки император из-за пролитой крови некоторое время воздерживался от евхаристии, — так сказать, вначале убивают, потом каются, потом убивают снова.
Августина тоже радовало, что победитель сбросил поставленные в Альпах статуи Юпитера и подарил золотые молнии, «весело и благосклонно», пешим связным «Языческих идолов он велел разрушить повсеместно, так как ясно понял, что наделение земными благами во власти истинного Бога, а не демонов».
«Итак, таким был император в мире и войне, — радостно комментирует набожный епископ Феодорит, — всегда молил Бога о помощи, и всегда она ему оказывалась». Правда, скоро он умер, 17 января 395 г, 48-ми лет, от водянки. (А другие императорские питомцы Амвросия достигли едва ли половины этого возраста). Однако и на смертном ложе он «больше думал о благе церкви, чем о своей болезни», — сообщает Амвросий, который во время торжественных похорон и в погребальной речи в Милане — само собой перед войском — восхвалял смирение и милосердие государя, назвал его идеальным образом христианского правителя, а итогом его жизни якобы последние слова «Я любил», естественно, в смысле Павла, согласно которому любовь — исполнение законов. В то время как по словам Феодорита император умирая рекомендовал «совершенное смирение». «Так как благодаря этому, — сказал он, — мир будет сохранен, война закончится, враги будут обращены в бегство». На логику церковных деятелей едва ли можно надеяться. В XII-м веке высокородный епископ Отто фон Френзинг, чья «Chronica» считается вершиной средневековой мировой хронистики, утверждает, что после 388 г при императоре Феодосий царило «время совершенной радости и незамутненного мира».
А когда 4 апреля 397 г усоп сам Амвросий, благоприча-щенный святых таинств (останки его покоятся сегодня, о чем он, пожалуй, вряд ли мечтал, — в одном ларе с останками «Гервасия» и «Протасия»), его борьбу продолжил новый герой.
174 «Гог — это реальный гот» (лат).
175 Которым обещана наша будущая победа (лат).
177 «В орехе», т. е. в зародыше (лат).
184 Sc — scilicet — именно, т. е. (лат)
185 В отсутствие (лат).
186 Совершенно четко (лат).
187 Преимущественное право (лат).
188 Причина смерти (лат).
191 Видели и утвердили (лат).
192 Сверхьестественным началам (ит).
Хома Брут
Всего пользователей: 11897
