• Том2 Глава 4 Борьба за патриаршие престолы на востоке в V в. и халкидонский собор

[dhs]

• Россия вступает в большую... от dhs
  [Сегодня в 18:05:52]
• Что происходит? от ser.Frans
  [Сегодня в 18:02:41]
• ВПЕРЁД В СССР-2 от Eok
  [Сегодня в 17:54:12]
• ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОС... от Eok
  [Сегодня в 17:39:33]
• Глобальные псевдоресурсы от Eok
  [Сегодня в 17:36:57]
• Джонсон на выход Байден п... от inj
  [Сегодня в 17:34:59]
• НОВАЯ ФИНАНСОВАЯ СИСТЕМА. от ser.Frans
  [Сегодня в 17:21:38]
• Информацыя к Размышленью ... от BJIaquMup
  [Сегодня в 17:07:18]
• ЧТО ДЕЛАТЬ. от ser.Frans
  [Сегодня в 16:59:01]
• РЕНЕГАТСКОЕ Вредительств... от seps
  [Сегодня в 16:50:03]

[• Goblin: Утомлённые сексом на костях отцов и дедов 2]

• Goblin: Утомлённые сексом на костях отцов и дедов 2
• Политические анекдоты
• Сергей Капица: «Россию превращают в страну дураков»
• Яркие кинопремьеры и запрещённые советские фильмы
• В. Работнова: Воспитание идеального электората
• Rubliovka War
• РПЦ цензурирует Пушкина
• В. Бортко: Я хочу снять кино про Сталина
• В. Голышев: Пребиотики
• М. Полторанин: Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
• К. Эрнст: Одиночество...
• Гражданин поэт
• Как Губенко ставит Чиполлино на колени
• РАН о буржуазной идеологии РФ
• Украинство - форма безумия
• Словарик для выпускников ВГИКа
• А.Кунгуров: автор фильма БабальонЪ Месхиев воровал у ветеранов
• А. Кунгуров: «Битва за Севастополь» - гламурное дерьмо для идиотов
• Сексот ФБР Элвис Пресли
• Кобзарь, царь, Белинский и г'усские националисты
• Карамазовы дворяне, не вписавшиеся в рынок
• Черная метка российской оппозиции
• Проф. Преображенский - все еще ваш герой?
• Несвоевременные мысли товарища Горького. Часть 1
• Несвоевременные мысли товарища Горького. Часть 2
• Несвоевременные мысли товарища Горького. Часть 3
• А. Кунгуров: Четыре танкиста и приблудная баба
• Солженицын проклят своим народом
• Как в России введут аутодафе
• 12-серийный фильм «Зорге»
• Тля советской интеллигенции
• Вставайте, люди русские!
• Эпитафия Даниилу Гранину
• В РФ сняли худфильм про Путина
• Калашников: человек, автомат и говно-фильм
• Большая перемога на культурно-идеологическом фронте
• Закономерный финал любого царя
• Туристы на Солнцепёке
• Классово близкие авторы
• Чем хуже – тем лучше. Господь, жги!
• Z-гитлеровская поэзия Путина

[• Не только о “Школе”…]

• Не только о “Школе”…
• Анекдот века: “Пророссийский Президент Украины”
• Россия-Украина
• О “собачьих сердцах”
• tedium vitae (отвращение к жизни)
• Были ли американцы на Луне?
• “...и время собирать камни” (Ек. 3, 3, 5) часть 1
• ...и время собирать камни» (Ек. 3, 3, 5) часть 2
• sokrat: А на Луне бушуют бури...
• “...и время собирать камни” (Ек. 3, 3, 5) часть 3
• Как программа Аполлон сделала из цветной Луны черно-белую
• Как РККА драпала, и сдавалась в плен в первые месяцы ВОВ

[• В. Иванов: Христианская церковь – страшная угроза свободе слова.]

• В. Иванов: Христианская церковь – страшная угроза свободе слова.
• В. Иванов: О монашестве
• Путин и "безбожники" Свердловска
• В. Иванов: Заявление в прокуратуру о признании ветхого завета экстремистской литературой
• В. Иванов: Реплика
• В. Иванов: Сопроводиловка
• В. Иванов: Состояние
• В. Иванов: Оценка акции
• Житель Ставрополя потребовал объявить Ветхий Завет экстремистской литературой
• Кирилл Решетников: Ветхий запрет
• В. Иванов: Ответ Ковельману
• Как жировала Русская православная церковь.
• В. Иванов: Наша задача - протащить Ветхий завет Библии на суд.
• Жалоба на бездействие Тимирязевского межрайонного прокурора г. Москвы
• В. Иванов: Мои комментарии на блогах Соловьёва и др
• Майк Филлон: Физиономия Христа
• Экстремисты в патриархии?
• Дворец патриарха в вырубленном заповеднике
• Благодатный огонь современного Иерусалима является рукотворным
• Е. Ф. Грекулов: Православная инквизиция в России
• Е. Шацкий: РПЦ и сожжения
• Е. Шацкий: Церковь, наука и просвещение в России XIX в.
• Архиепископ С. Журавлев: Не могу молчать – РПЦ и гомосексуализм!
• НТВ запретил показывать программу с Невзоровым о церкви
• Корпорация «церковь»
• Его Святейшество Патриарх Табачный и Аалкогольный Кирилл
• Осторожно: богохульство! Открытая студия, 5 канал
• Одеваемся скромнее? Открытая студия, 5 канал
• С. Соловьёв, Д. Субботин: Извращение к истокам
• Е. Ф. Грекулов: Нравы русского духовенства
• Е. Ф. Грекулов: Православная церковь — враг просвещения
• А. Солдатов: За что рабу Божьему Кириллу благодарить «раба на галерах»
• С. Бычков: История православного возрождение России
• Патриарх Кирилл оказался рейдером
• nevzorov.tv: Уроки атеизма
• РПЦ верный друг всех оккупантов России
• РПЦ как субъект экономической деятельности
• Pussy Riot первый инквизиторский процесс на постсоветском пространстве
• Поп из ХХС совратил прихожанку
• ОЗПП просит проверить деятельность Фонда ХХС
• Власти Карелии сажают в психушки и тюрьмы атеистов
• Безнаказанность РПЦ
• Нравственные ценности РПЦ
• Открытое письмо патриарху Кириллу
• Православные священники избивают бабушек
• Ю. Латынина: Невеликие инквизиторы
• К Дешнер: Криминальная история христианства
• А.Г. Купцов: Миф о гонении церкви в СССР
• Б. Вишневский: Поповизация УК РФ
• Библейские персонажи
• Бескорыстие православной церкви
• Ленин приказал расстреливать попов
• Был ли Иисус неевреем?
• Главный поп всея Руси рвётся в поп-звёзды
• Смерть православия
• Как РПЦ во главе с Гитлером воевала против советского народа
• 5 лет за свободу совести
• Сергиев Посад. В логове зверя
• Путлеровцы посадили за экстремизм Л.Н. Толстого
• Путлер: за атеизм тюрьма
• А.Г. Невзоров: Отставка Господа бога
• Раввин Иисус был агентом древнеримской охранки?
• Православный космос, или вместо экспериментов молитвы
• Как христиане любят ближних
• Кому и чему молятся православные?
• В. Орлов: РПЦ изнутри
• Святые отцы РПЦ
• УК царизма: как нагайками вколачивалось православие
• Невежественность профессора Осипова
• Туринская плащаница
• Поповские мифы
• С.Л. Толстой: как РПЦ уничтожала духоборов
• А. Невзоров: Гомосексуализм цементирует РПЦ
• В США зверски убивают атеистов
• Православный террор РПЦ
• РПЦ сажает конкурентов
• Во имя господа Иисуса Христа! Огонь!
• Православная эксплуатация человека человеком
• Кто такие святые?
• За что большевики попов убивали
• Противоречия в Библии (торе)
• Нелепости учения о Христе
• Церковь и наука
• А. Невзоров: Иисус Тангейзерович Чаплин
• Соглашение Минздрава РФ с РПЦ
• Как РПЦ оккупировала Соловецкие острова
• Скромная яхта Путлеарха
• Духовные скрепы
• ШизоНаркоЭксперт РПЦ Дворкин
• Поп Чаплин: гомосексуализм это награда VIP-попов
• Иисус разрыватель детишек медведями
• ФСБ занялось атеистами
• Иегова-Иисус увольняется за профнепригодность
• Патриарх — просветитель пингвинов
• Резьба по клитору - духовная скрепа
• Наше спасение в рабстве у Путина
• Попы РПЦ и Поклонская о Николае Втором
• РПЦ и власть. Хроника любви
• Исповедь бывшей послушницы
• Про дела церковные
• Православный терроризм Поклонской
• Групповые изнасилования по-православному
• Расследование о детях-невольниках в РПЦ
• Как РПЦ зарабатывает миллиарды
• Православные зэки
• Коммунист-атеист-православный буржуй Валя Терешкова
• Попы побратались педерастами
• Бесы Владимира Соловьева
• Молебен ВЦИОМ за правильный опрос о храме
• Черти в рясах РПЦ
• Деньги во славу Божию. Как финансируется РПЦ
• Миллиардер Гундяев против стяжания!
• Буржуйский поп Зюганов
• Конкурс мракобесия
• 7,5 лет за богослужения
• В тюрьму за веру
• Докинз - снова еретик
• Ананас веры
• Происходит изобретение "традиций" задним числом
• Как очистить ДНК от невежества

Пользователей

• Всего пользователей: 11904
• Последний: Илья Шаповалов

Статистика

• Всего сообщений: 9404092
• Всего тем: 70803
• Онлайн сегодня: 596
• Максимальный онлайн: 6088
• (07 Октябрь 2015, 10:58:05)

Сейчас на форуме

Пользователи: 7
Гостей: 298
Всего: 305

dhs
SENSONIC
Болгарин
ser.Frans
Sovetsky-ilovaysky
Eok

[• В новости Братства]

• В новости Братства
• Проект «Киевская Русь-2» - экономическая реальность
• Второе 9/11 насущная необходимость для США?
• Экономическо-организационная база «Киевской Руси-2», важнейшие вопросы – без ответов!
• В. Александров: Русский Тяньаньмэнь.
• Накануне мирового коллапса.
• Дегенераты душат промышленность
• В Донецке собираются сторонники новой республики!
• Чтобы не остаться в дураках
• Дух русского времени
• Вторая волна кризиса, признано официально!
• Макаки и ядерные вооружения
• РФ подготавливается к сдаче и полной колонизации?
• О лефтах-ру, бурцевых и прочих
• В. Александров: В ожидании Суллы
• Гайдар и Ко как могильщики капитализма
• Как взломать Режим?

[• Террор, как метод революционной борьбы в РФ.]

• Террор, как метод революционной борьбы в РФ.
• Революционная стратегия коммунистов
• Фашистский Кремль опять арестовал полковника Квачкова
• А. Соулдженайсен: Один день Воруй Воруевича
• Л.Н.Худой: Оборзение
• Рецессивный атавизм постсоветской России
• Кто такие евреи?
• Пожар в ухтинском универмаге как символ буржуазного права
• Сталинские репрессии. Жертвы коммунистического террора.
• Власовская удавка для Лундина и Романова
• Тайна СШ-катастрофы, или борьба с терроризмом по-Путински
• Простая суть коммунизма
• Путин и Медведев испугались революции
• Надо ли ходить на выборы?
• США как детонатор мировой социалистической революции
• Почему США официально признали чуровские подсчёты?
• Современная РПЦ
• Герои нашего времени: русский патриот Ю. Буданов
• Почему Сталину ставится в вину то, за что возвеличивается Кутузов?
• Донцова-Отец: Три путлераста
• Танки били по верховному совету РСФСР из 1983
• Золотой свинёнок
• Список Спилберга: фильм
• Православное преступление и патриаршее наказание
• Э. Володарский: Евангелие о Чапае
• Мыся Пурим: Культурная яма
• Как ЦРУ спасало жизнь Джеймсу Кэмерону
• Батрак Абрама: Абу-Грейб Гуантан, агент 911
• Владимир Путлерович: Москва 2032
• Как Ленин делал революцию на немецкие деньги
• Как Италия промышляет работорговлей оппозиционерами
• Как Путин сжег самоуправление Ярославля
• Обращение в прокуратуру о принуждении к православию
• Героизация бородатой сволочи
• Постсоветский кинематограф
• Христиане
• Уничтожение советской киноклассики
• Евангельские рассказы для детей
• Тайна смерти А. Меня и Ю. Семёнова
• Банальная тайна убийства М. Евдокимова
• Как умер Стенли Кубрик
• Ю.Андропов, - конец лжи
• Теория большого маразма
• Перстень Борджиа для Леонида Филатова
• Проституция Никиты Белоголовцева
• Хелен Мирен в травле Льва Толстого
• Крым с Р.Ф. Что дальше?
• Письмо президенту РФ о лунной афёре NASA
• После Крыма путлеровцы решили одеть на россиян кляп
• Политическая цензура поисковиков
• Что ждёт РФ в ближайшем будущем
• За что убили актёра Андрея Панина?
• Интервенция Путина на Украину
• Почему фашисты в Москве, а не в Киеве
• Культурная армия Путина
• О легитимности кремлёвской хунты
• Почему не наказаны убийцы Литвиненко?
• Единство Четвёртого Рейха
• Вова Сорокин как зеркало постсоветского маразма
• Крокодиловы слёзы Путина
• 1 Мировая. Путинский плачь по империализму
• Ложь о паспортной системе СССР
• Эпидемия фашизма у обывателей РФ
• Крёстный тесть
• Путлерюгенд и информационное гестапо РФ
• Бастрыкин выкинул с 6-ого этажа генерала МВД
• От чего умер Ельцин?
• Путин душит независимое ТВ
• Рейхсминистр пропаганды Лимонов
• Как фейсбук спамит нам мозги
• Иллюстрация к безальтернативности коммунизма
• Демографический прогноз Д.И. Менделеева
• Православный мир на Украине
• СССР. Нефть. Миф о падении цен
• Ещё раз о еврейском народе
• Власовская тряпка кремлёвской хунты
• Историческое враньё с Николаем Сванидзе
• Казанский Боинг ещё один скрытый теракт
• Дело Тихонова, Хасис и Горячева наш троцкистско-зиновьевский центр
• Беда Исраэля Шамира
• Свобода гадить на ислам
• Сытая отрыжка Говорухина
• О личности политического лидера. Б.Немцов
• ЦРУшные взрывы в Бостоне и фабрикация дела против Царнаевых
• Протоиерей Чаплин: православие это дикая злоба
• Как кремль заметает следы убийства Немцова
• Путлевизор
• Кто стоит за парижскими атаками 2015?
• Пророчество советской пропаганды
• Кто, если не Путин?
• О роли идеологии
• Календарные мифы
• Как Ленин в 1922г. попов стрелять призывал
• Лунная точка зелёного кота Егорова
• Физический прокол Стенли Кубрика при съёмках лунных миссий в павильоне
• Глобальное потепление такая же ложь, как ОМП в Ираке
• Цель закона Яровой тотальная слежка
• Путин готовит переворот?
• Любовь к Путину
• Как Путин врёт про Боинг
• Людей или автоматику легче высадить и забрать с Луны?
• Ельцинские мифы
• Шитая белыми нитками «тайна» убийства Джона Кеннеди
• Трамповская буря в вашингтонском стакане
• Информационное Гестапо Путина
• Фашизм и нацизм
• О плановой и рыночной экономиках
• Светоч демократии и верховенства права
• Что такое Биткойн
• Путин прячет детские трупы ТЦ «Зимняя вишня»
• Цензура коммуниста remi-meisnerа
• Пара слов в защиту Судоплатова
• Реабилитация Чикатило
• Гонения на Аум Синрикё или великомученик Асахара
• Хахалесудие
• Рэмбо из Керчи Росляков
• Разгадка тайны гибели группы Дятлова
• Буржуйская мораль
• Гонения на неверующих в буржуйской России
• В России репрессируют не только неверующих, но и верующих инако
• Формы антикоммунистической борьбы
• Как сестрички Хачатурян правосудие насиловали
• Как в России расследуют убийства детей
• Климатический фашизм
• О том, как Евгений Манюров ФСБ расстреливал
• О детском сексуальном рабстве
• Короновирусный психоз правительств
• Цель коронафейковой паники опустить Китай
• ДТП Ефремова спецоперация ФСБ
• Общие выводы теории относительности
• Время и пространство
• В поисках божественного
• Суть дифференциального и интегрального "чуда"
• Сталинская контрреволюция
• Общая теория поля
• Когда снова начнут взрываться жилые дома?
• Справедливость русского мира
• Так кто взорвал Крымский мост?
• Битва русских рабов за своё рабство
• Физика чернобыльского взрыва
• Роль Луны в жизни землян и инопланетяне
• Один пример бреда современных "квантовых механиков"
• Зачем Путин убил Навального?
• Навальный жив, и передан Путиным США!
• Проблема закона сохранения энергии в квантовой механике
• Как США и Путин утопили "Курск"
• Что такое электрический ток?
• Мюнхенский сговор 2.0 закончится Мировой войной 3.0
• Почему возникло христианство?
• Как Теорию Относительности объяснить без релятивизма

[Великая, могучая Омэрика…]

Великая, могучая Омэрика…
• Капитализм - это действительно дерьмо!
• Помойное изобилие и крах сельского хозяйства.
• В.М. Кузнецов, руководитель рабочей группы по борьбе с коррупцией при Государственной Думе РФ: Доклад
• Будзилович П.Н: Битва кагала за финансы антихриста
• В.М. Кузнецов, руководитель рабочей группы по борьбе с коррупцией при Государственной Думе РФ: Второй Доклад
• В.С. Волков: Так живет рязанская глубинка
• Население России. Статистика, факты, комментарии, прогнозы
• В.М. Кузнецов: 3 Доклад о коррупции
• Россия в цифрах
• А. Сёмин: Село в России идет на эшафот?
• Д. Бутрин: Зарплаты иностранцев в России
• А. Полухин: За восстановление электросетей заплатит население
• Путин. Коррупция. Независимый экспертный доклад
• Власть Семей. Президент. Часть 1.
• С. Дунаев: В хранилищах США вместо золота лежит вольфрам?
• С. Канев: ОПГ «Кремль»
• З. Бурская: Воровской общаг администрации Президента РФ
• А. Брусилов: Царская Россия в цифрах накануне Первой Мировой
• НЕ Официальная статистика
• Ю. Мухин: Врать про мясо как Путин
• В. Наганов: Путинские экономические заслуги
• Снижение оплаты ЖКХ в обмен на поддержку ПЕДИРосс
• Коррупция в МИДе, открытое письмо
• Немцов: золотые галеры Путлера
• Офигенный российский бизнес…
• Путин. Итоги
• Рабский секрет китайского экономического чуда
• Цветы изобретателю столыпинского галстука
• Буржуазные знахари ЕС
• Где хранится золото мира?
• 12 мифов о капитализме
• 1% россиян владеют 85% богатств страны
• Мировой капиталистический ГУЛАГ
• Власть Семей-2011. Премьер и его круг
• Дома друзей Путина
• Рубль и Путин
• А. Кунгуров: Нефтяная смерть Путина
• А. Кунгуров: КтоЕслиНеПутин?
• А. Кунгуров: Антикризисный план правительства – гон обгашенных нариков
• Уральский срез
• А. Кунгуров: Диагноз окончательный – смерть!
• Украденное Сердюковым переоформляли на соратника Путина
• А. Кунгуров: План Путина
• А. Кунгуров: экономические итоги РФ к 2016г.
• А. Кунгуров: Бриллиантовый мародёр Нахалков
• А. Кунгуров: Как победить кризис. Рекомендации Сталина
• Только за 2005-2011 кремлёвская хунта украла у РФ 1 триллион $
• Кормит ли Россия сама себя, как утверждает Дмитрий Медведев?
• Экономические достижения Ельцина-Путина
• Достижения ПЕДИРосс
• С. Демура: в РФ будет коллапс
• Экономические итоги 2016
• Пять лет со дня расстрела рабочих Жанаозена
• А. Кунгуров: Подарок Сечина самому себе
• Кунгуров о росте экономики РФ
• Эффективные манагеры
• Капитализм с человеческим лицом
• Космическое мародёрство Кремля
• Путин это победа!
• Крах эпохи социального государства
• Гримасы капитализма
• Помойная экономика капитализма
• "Дисфункции" капитализма Глазьева
• Колхозы при капитализме норма
• Укронадежды
• Эффективные бизнесмены против неэффективных россиян
• "Коммуналка" для Новой Нефти
• Медицинское-интернациональное
• Всерьез о Сталине
• Расслоение населения по доходам сейчас выше, чем в начале нулевых
• Высокотехнологичный экспорт в СССР
• Окончательное ниспровержение марксизма ч.1
• Окончательное ниспровержение марксизма ч.2
• Россия вымирает с рекордной скоростью
• Скулёж Атлантов
• Наивное буржуйское желание выжить
• Коронавирусная паника устроена фармкомпаниями
• Коррупция в ВОЗ
• Как правильно пугать COVID-19
• РежЫм против Короны
• Поддержим Нацлидера!!!
• Капиталистическое пепелище Путина
• Ваша нищета гарантирована Путиным
• Руины белорусской экономики Лукашенко
• Битва ключевых технологий США и Китая
• Что и сколько стоило в СССР
• Россия начинает признавать действие санкций
• Газовая победа Путина
• Удивительно, — рубль рухнул, и вдруг все подорожало!

[• В. Бёрд: Аушвиц, окончательный подсчёт]

• В. Бёрд: Аушвиц, окончательный подсчёт
• И. Брумель: Надо ли верить в холокост?
• М. Хрусталев: Холокост множит антисемитов
• В. Иванов: Бабий яр
• Место «самых умных» евреев в конце списка призёров математических олимпиад!
• Политическое влияние еврейства на постсоветском пространстве
• Е. Лобков: Евреи пишут письмо Сталину
• Д. Асламова: Палестинский холокост
• А Эвентов: Страна победившего расизма
• Еврейство на экране. Фильмы и ролики
• В школах РФ будут преподавать Холокост
• Еврейская армия Гитлера
• ООН запретил репрессировать неверующих в Холокост
• Иудейское христианство
• И. Слисаренко: Карикатуры на Мухаммеда, - свобода слова, карикатуры на холокост, - антисемитизм!
• ЕС заставляет изучать Лохокост все страны мира
• Еврейский след в нью-йоркском теракте 9/11
• Израиль открыто готовит бандитов и террористов
• Почему в Освенциме не нашли евреев?
• Еврейские банды Второй мировой
• Нюрнберг о холокосте
• Разоблачена очередная жертва холокоста
• Холокост Стивена Спилберга
• Симон Визенталь - фальшивый охотник за нацистами
• Как Израиль сотрудничал с SS
• Об ужасах холокоста
• Сколько и как убивали евреев
• Юрген Граф: Ревизионизм холокоста
• Религия холокоста
• Холокост, не дай себе засохнуть!
• Жертва еврейско-канадского ГУЛАГа
• Отзыв млн. бракованных холокостнутых евреев
• «Гитлеровец» для израильтянина - похвала
• Коррупция холокоста
• Оборотни холокоста
• Хамы лохокоста
• Как Израиль уничтожал расово-неполноценных
• Рассказам о холокосте 200 лет
• ИГИЛ дело рук Израиля
• Еврейское Гестапо ФРГ
• Подлинник «Протоколов сионских мудрецов»
• Новости антисемитизма

[• И. ДЬЯКОВ: Уничтожение российских учёных.]

• И. ДЬЯКОВ: Уничтожение российских учёных.
• А. Дальский: Американцев не стояло на Луне
• Вакуумный Клондайк РАН и РПЦ
• Православное изнасилование МИФИ
• Кафедра теологии МИФИ: о сотворении мира (конспект)
• Учреждение кафедр мракобесия во всех ВУЗах РФ
• Учёные потребовали доказательств байки про чудесную крещенскую воду
• В России вводится платное среднее образование
• Поповская биология в школах
• Из МИФИ увольняют атеистов
• Научные ахинезаторы МГУ
• Лунная база
• ВАК центр индустрии фальшивых диссертаций
• Расчет доз радиации Аполлонов
• О поддельных лунных снимках LRO
• Голливуд на Луне и до нее
• Уничтожение образования в РФ
• Интервью С. Кубрика: я участвовал в лунной афёре NASA
• Л-к С. Савицкая на службе NASA и ЦРУ
• Чернобыльская катастрофа
• Цензура вопросов о лунной легенде NASA
• А. Попов: Бодряки с «орбиты». (факты и версии)
• Фальшивый цвет американской «Луны»
• 1975 г., ЭПАС: «Союз» летал, «Аполлон» - нет!
• «Звёздная слепота» NASA
• Влияет ли вранье NASA на зрение?
• Остап Петрикович Маск или Илон Мавродиевич Петрик
• Воспоминания ракетчика
• Православный талибан РАН
• Снова о Сатурне-5 и конусе Маха. А.И. Попов был прав!
• Про американские лунные выходки
• Путь фон Брауна в тупик
• Антинаучная диссертация Мединского
• Как наши следили за американцами на Луне
• Лунные фотошоперы NASA
• Реальные метеориты на голливудской Луне NASA
• О лунных фотографиях NASA
• Миф Аполлонов
• Почему все кадры с Луны не далее 19 метров? ч.1
• Почему все кадры с Луны не далее 19 метров? ч.2
• Почему все кадры с Луны не далее 19 метров? ч.3
• Шариков истинно свидетельствует о полётах на Луну
• Путин космически обделался
• О верующих учёных
• Самые заметные проезды NASA по бутафорской Луне
• Как должны выглядеть движения астронавтов на Луне?
• Неопровержимое доказательство высадки на Луну
• Леонов врёт про лунный автограф астронавта Сернана
• Сколько раз соврал космонавт-банкир Леонов?
• Что знали советские специалисты об американских полётах на Луну?
• Мюнхгаузен действительно летал на Луну!
• Учёные установили фальшивость лунных камней NASA
• СССР не следил за полётами Аполлонов ч 1
• СССР не следил за полётами Аполлонов ч 2
• СССР не следил за полётами Аполлонов ч 3
• В МГУ состоялось заседание мракобесной ассоциации
• Как СССР устроил двойную засаду на Аполлон-13
• Документов по слежению за Аполлонами в СССР нет!
• Рецензируемые научные журналы публикуют фейки
• Кто вместо Армстронга спускается по лесенке?
• Купить книги д-ра физ.-мат. наук А.И. Попова о лунной афёре NASA
• Действительно ли происходит глобальное потепление?
• Ложь NASA о серой Луне добралась до глобусов
• Google: запрещает сомневаться в полётах на Луну
• Шаттлы – шумный старт и тихий финиш
• Станция Скайлэб никогда не была в космосе
• Академик РАН: Человечество ждет новый ледниковый период, а не глобальное потепление
• Надо ли бояться углекислого газа в атмосфере?
• Так давали ли СССР американцы лунный грунт?
• Про фотоплёнку и радиацию в космосе
• Большой ученый Путин
• Одиссея капсулы Аполлон-13

Автор Админ 19 Март 2013, 18:29:00 2355 просмотров Рейтинг: 0 (0 Оценки)

Том 1

О КНИГЕ. ВВЕДЕНИЕ КО ВСЕЙ РАБОТЕ
ГЛАВА 1 НАЧАЛО В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ
ГЛАВА 2 ДВУХТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ВОЙНА ПРОТИВ ЕВРЕЕВ НАЧИНАЕТСЯ
ГЛАВА 3 РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ ХРИСТИАН ХРИСТИАНАМИ НАЧИНАЕТСЯ
ГЛАВА 4 НАСТУПЛЕНИЕ НА ЯЗЫЧЕСТВО ИДЕТ
ГЛАВА 5 СВ. КОНСТАНТИН, ПЕРВЫЙ ХРИСТИАНСКИЙ ИМПЕРАТОР «ЗНАК СЕМНАДЦАТИ СТОЛЕТИЙ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ»
ГЛАВА 6 ПЕРСИЯ, АРМЕНИЯ И ХРИСТИАНСТВО
ГЛАВА 7 ХРИСТИАНСКИЕ СЫНОВЬЯ КОНСТАНТИНА И ИХ ПРЕЕМНИКИ
ГЛАВА 8 УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АФАНАСИЙ (ПРИМЕРНО 295–373 гг.)
ГЛАВА 9 УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АМВРОСИЙ (ПРИМЕРНО 333 или 339–397 гг.)
ГЛАВА 10 УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АВГУСТИН (354–430 гг.)
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Том 2

ГЛАВА 1 КАТОЛИЧЕСКИЕ «ДЕТИ-ИМПЕРАТОРЫ»
ГЛАВА 2 ВЕРХОВЕНСТВО ПАПЫ, ИЛИ «PETRA SCANDALI» ТРИУМФ ОБМАНА И ЖАЖДА ВЛАСТИ
ГЛАВА 3 ПЕРВЫЕ СХВАТКИ И СУЕТА ВОКРУГ ТРОНА РИМСКИХ ЕПИСКОПОВ
ГЛАВА 5 ПАПА ЛЕВ I (440—461 гг.)
ГЛАВА 6 БОРЬБА В ЦЕРКВАХ И ВОКРУГ НИХ ДО ИМПЕРАТОРА ЮСТИНА (518 г.)
ГЛАВА 7 ЮСТИНИАН I (527—565 гг.). БОГОСЛОВ НА ИМПЕРАТОРСКОМ ТРОНЕ

ГЛАВА 4
БОРЬБА ЗА ПАТРИАРШИЕ ПРЕСТОЛЫ НА ВОСТОКЕ В V в. И ХАЛКИДОНСКИЙ СОБОР

«Борьбы и разногласий не избежала и римская церковь.. Но они никогда не достигали такой степени страстности и крова­вой дикости, как на Востоке».

Иоганн Галлер¹

«Конфликт из-за Оригена вылился в настоящую войну между обеими столицами Востока и их могущественными патриарха­ми — Феофилом Александрийским и Иоанном Константинополь­ским».

Ян Штейнман¹

«В союзе с коптами и. насколько это было возможно, с Римом Феофил, Кирилл и Диоскор предали эллинизм в христианстве, дабы обеспечить и укрепить власть патриарха Александрии. Но это было пирровой победой... Закат эллинского христианства в Египте произошел уже в тот момент, когда Феофил под давле­нием коптов унизил оригеица Аммоиа, потребовав: «Еретик, прокляни Оригена». Это прозвучало как смертный приговор для всех эллинов Египта».

Теолог Карл Шнейдер³

Поскольку Александрия поначалу первенствовала среди городов Восточной империи, александрийский митрополит долгое время играл ведущую роль в восточной церкви. Его патриархат изначально был самым сплоченным на Востоке, в его руках находились огромные земельные владения, и вплоть до Костантинопольского Собора 381 г. он обладал бес­спорным первенством и удерживал его, по меньшей мере де-факто и иногда при поддержке Рима, до «разбойничего собора» в Эфесе 449 г. Однако постепенно он был вытеснен со своего места в иерархии восточных патриархатов Константи­нополем, который постоянно находился на подъеме. Патриар­хи Александрии не хотели, чтобы их коллеги в столице были сильными и способными людьми, так как они сами стреми­лись к восточному папству. Вероятно, первыми из верховных пастырей они ввели титул «архиепископ» (archiepiskopos), а не позднее чем с III в. стали постоянно употреблять и даже предпочитать термин «папа» (papas). (Термин «патриарх» приживался в IV в. очень медленно.) Даже католическая сто­рона признавала факт «почти непрестанной ревности Алек­сандрии к константинопольской резиденции» со времени основания Константинополя (Ветцер/ Вельте // Wetzer/ Welte). Тогда, в «эпоху кровопролитной борьбы вокруг догмотворчества» (католик Геер/ Неег), александрийцы пытались повергнуть своих столичных соперников при помощи спор­ных теологических вопросов⁴.

Это наглядно демонстрирует борьба за власть между пат­риархом Феофилом Александрийским и Иоанном Златоустом из Константинополя.

На протяжение целого столетия патриарший трон Алек­сандрии занимали люди в лучших традициях учителя церкви Афанасия. То есть против государства ими «с блеском приме­нялись испытанные методы: подкуп, обработка общественно­го мнения и задействование личной охраны или банд воору­женных матросов и монахов», (ф. Г. Мейер/ F. G. Maier). Епископы Александрии содержали сотни так называемых са­нитаров в качестве военизированных ударных отрядов, кото­рые штурмовали храмы и синагоги, грабили и изгоняли евре­ев, терроризировали всех, кто их не устраивал, включая им перские учреждения Но постепенно патриарх Константино поля, новой столицы, «второго Рима», приобретал все боль­ший авторитет и влияние. В конце концов, Второй Вселен­ский Собор (Константинопольский) 381 г. наделил его почет­ным преимуществом перед всеми епископами Востока (канон 3). Более того, Четвертый Вселенский Собор (Халкидонский) 451 г. поставил константинопольского патриарха вровень с папой, несмотря на решительный протест последнего (канон 28). Разумеется, пропорционально увеличивалось и имущест­во патриархата, чья недвижимость и хозяйства — земельные владения, виноградники и мельницы — находились повсюду и постоянно прирастали, благодаря дарениям и завещаниям⁵.

Александрийские иерархи не желали добровольно мирить­ся с этим, но, напротив, боролись с этим всеми способами. Их попытка посадить на патриарший трон столицы александ­рийца, предпринятая еще на Константинопольском Соборе 381 г., не удалась. После смерти патриарха Нектария (397 г.), которому покровительствовал император Феодосий I, но про­тив которого выступал папа Дамас, провалилась также затея александрийца Феофила протащить в столицу своего канди­дата — александрийского пресвитера Исидора, которого мы помним по роковой политической миссии (кн. 1, стр. 382). Он, видимо, должен был придержать константинопольский патриарший престол для тогда еще слишком юного племян­ника александрийского патриарха — Кирилла. Но через двадцать лет после Константинопольского Собора успех был до­стигнут патриархом Феофилом (385—412 гг.). Этому образо­ванному, но бессовестному священнику, фараону земель вдоль Нила, который надеялся стать своеобразным примасом[1] всего Востока, удалось при поддержке императорского двора свергнуть главу константинопольской церкви Иоанна Злато­уста и отправить его в пустыню — на смерть⁶.

Без малого за два десятилетия до прибытия Иоанна (398— 404 гг.) в Константинополь там происходили жестокие столк­новения с арианами. Теперь же он застал тут параллельного епископа Сисинния, верховного пастыря новациан, которых только и терпел Феодосий. Сисинний не доставлял особых хлопот патриарху; его уважали «правоверные», особенно в придворной среде. Он был речист и остроумен. Единствен­ное, что настораживало на фоне строжайшего аскетизма но­вациан — его ежедневные двухразовые посещения бань. Во­прос же, почему он изо дня в день по два раза принимает теплую ванну, он изящно парировал: трижды для меня было бы вредно!⁷

Учитель Церкви Иоанн Златоуст (кн. 1, стр. 115), сын вы­сокопоставленного, но рано умершего армейского офицера из Антиохии, согласно Мепаоп — литургической книге визан­тийской церкви, был очень маленького роста, исключительно худой, с очень крупной головой, большими ушами, большим носом и редкой бородой. Нажив после нескольких лет аске­тического монашества в пустыне болезнь желудка, он в 386 г. становится пресвитером в Антиохии, куда его, предположите­льно, пригласил епископ Мелетий (кн. 1, стр. 327). А своим роковым назначением на патриарший престол он обязан ста­рому Евтропию. Когда император Аркадий после смерти пат­риарха Нектария (397 г.) пребывал в нерешительности отно­сительно возможного преемника, главный придворный евнух и всемогущий министр экстренно вызвал в столицу уже зна­менитого (антиеврейского) проповедника Иоанна. Феофил пытался воспрепятствовать этому. Но намек на то, что против него имеются материалы, достаточные для возбуждения уго­ловного дела, заставил его умолкнуть, и никому иному, как протестовавшему александрийцу, было суждено в феврале 398 г. посвятить Иоанна в епископский сан!⁸

Но Феофил от своих планов не отказался и для проведе­ния своей церковной политики, а следовательно, для борьбы с константинопольским патриархатом использовал почти по­всеместную травлю оригенизма, войну между «оригенцами» и «антропоморфитами», раздиравшую, прежде всего, восточ­ное монашество.

БЕСЧИНСТВА МОНАХОВ И СМЕНА ФРОНТА ФЕОФИЛОМ

В конце IV в. на Востоке, и прежде всего в Египте, класси­ческой стране аскетов, насчитывались уже десятки тысяч мо­нахов. Отсюда, из бесчисленных монастырей и отшельниче­ских скитов, начиналось их триумфальное шествие по Си­наю, Палестине, Сирии, Малой Азии и западным провинциям Империи. А на Востоке они уже тогда оказывали большое влияние на общество: народ и элиту. В некоторые поселения отшельников прибывали издалека, «чтобы получить духовное наслаждение». Восхищались экзотикой, самоистязанием и ночными бдениями «бойцов Христа». Их почитали суеверно, почти как неземных существ⁹.

С одной стороны, у этих людей были заслуги в области благотворительности: они оказывали гостеприимство, устраи­вали настоящие приюты для странников, заботились о бед­ных, ухаживали за больными, помогали пленным и рабам. Тут и там проявлялась также определенная «культурная» актив­ность, например: переписка книг, устройство библиотек — и все это, несмотря на то, что, как отмечал еще Гарнак/ Нагпаск, в теологии они были не слишком искушены. С другой стороны, уже императору Валенту в 370 г. пришлось законо­дательным порядком выступить против «лодырей в монаше­ских общинах» (monazontes) и распорядиться «извлекать их из убежищ и, согласно предписаниям, возвращать в родные места и к прежним обязанностям». Ведь профессия монахов, этих «христианских совершенств», «как никакая другая, предполагала наличие предельной глупости, лени и невежест­ва» (Э. Штейн/ Е. Stein). Вопреки запрету императора Феодо­сия I, они вскоре бродяжничали повсюду, концентрируясь прежде всего в городах. Так, например, в александрийском районе Эннатон насчитывалось около 600 мужских и женских монастырей, «населенных, как ульи» (Север из Эшмуна). И правоверный Иоанн Златоуст осуждал этих бродяг, ко­чующих из города в город, равно как и еретик Несторий, ко­торый их за это даже отлучал от церкви. Власть же епископа, которому удавалось заручится их поддержкой, становилась практически неограниченной. Властьимущие, клир и государ­ство использовали монашество в преступных политических целях, а монахи, похоже, охотно позволяли это вплоть до XX в. Ярчайший пример тому — Хорватское государство усташей, где монахи становились вожаками настоящих банд убийц и комендантами концлагерей. Они играли огромную роль в искоренении язычества, в разграблении и разрушении храмов, а нередко и во внутрицерковной борьбе. Их «одухо­творенное существование» превращается в «жизнь против закона» (доминиканец Камело/ Camelot). Они просачиваются в города, становятся зачинщиками беспорядков, вмешивают­ся в догматические дискуссии, в церковно-политические де­ла, бунтуют против своих настоятелей: в лавре Св. Саввы — против Саввы или против Георгия. Но, пожалуй, еще чаще они подвергают нападкам епископов: в Константинополе — Павла I, Григория Богослова (Назианзина) и Иоанна Злато­уста, который «часто» мечтал о том, чтобы «отпала надоб­ность в монастырях, чтобы в городах воцарилась такая законность (eunomia), что никому не пришлось бы бежать в пус­тынь». Толпы монахов сражались под предводительством пре­словутого аббата Шенуте, святого подвижника коптской цер­кви, под началом учителя церкви Кирилла и его дяди Феофила. «Недаром (!) папы и патриархи снова и снова обращались к монашеским кругам. Ведь они знали, что с помощью народ­ных толп им легче оказывать эффективное давление на пра­вительство». В большинстве своем они «на редкость прими­тивны», что окупается наличием у них такого аргумента, как «грубая сила». «Чем тверже они веровали, что их ведет Свя­той Дух, тем беспощаднее они сражались» (Вахт/ Bacht)¹⁰.

На Востоке патриарх Александрии — это знаменательно и повлечет роковые последствия — меняет объект своих напа­док. Для достижения своих целей ему нужны были хулиганы от религии. Монахи Нитрийской пустыни в Ливийской впа­дине, где, согласно Палладию, их обитало около 5 тысяч, в большинстве своем были приверженцами Оригена (кн. 1, стр. 147), а среди монахов Скетийской пустыни преобладали антропоморфиты, предпочитавшие трактовать антропоморфизм Библии буквально. Феофил, которого его доверенное лицо — пресвитер Исидор, сам заядлый оригенец, склонил на сторо­ну этой фракции, поначалу вступил в контакт с монахами Ни­трийской пустыни. Он протежировал их руководителям, че­тырем «долгим братьям», за исключением старейшего из них Аммона, фанатичного аскета, который прижигал каленым железом то одну, то другую часть своего тела и всячески из бегал патриарха. Диоскора, который ему также противился, Феофил сделал епископом Малого Гермополиса, Евфимия и Евсевия — священниками и управляющими церковным иму­ществом в Александрии, и они оставались на этих должнос­тях, пока чудовищная алчность патриарха вновь не погнала их в пустыню.

Еще в своем пасхальном послании 399 г. Феофил резко критиковал «антропоморфитов», которые представляли себе Бога в человеческом обличьи. После этого из Скетийской пу стыни, из монастырей Пахомия Великого в Верхнем Египте они большими массами устремились в Александрию, сея все­общую панику и угрожая убить патриарха, если тот не отзо­вет свое послание. Феофил, с одной стороны, прилежный чи­татель Оригена, а с другой — за свою страсть к власти и роскоши сравниваемый с фараонами, порицаемый за «покло­нение золоту», «диктатор Египта», переметнулся в другой ла­герь, так как общественное мнение все больше отвращалось от Оригена. Он заявил, что тоже ненавидит Оригена и damnatio*— давно решенное дело. Он стал пламенным защитни­ком антропоморфитов и льстил разъяренным монахам-де­монстрантам: «Смотрю на вас, и мнится, что вижу перед со­бой лик Божий». Он начал «чистку» Египта от оригенизма и даже развернул широкомасштабную антиоригенскую пропа­ганду, «настоящий крестовый поход» (Грютцмахер/ Griitzmacher). В 400 г. на синоде в Александрии он, бывший еще в 399 г. сторонником Оригена, предает анафеме его спорное учение, а заодно и его последователей, прежде всего «долгих братьев», за исключением Диоскора. В пасхальных послани­ях нескольких следующих лет Феофил продолжает жесткую полемику, предостерегает от «кощунства», от «безумия», от «преступных заблуждений этой гидры всех ересей — Ориге­на», который уравнивает сатану и Сына Божьего. Феофил утверждал, что Ориген — слуга идолов, что он «унижает Христа и возвеличивает дьявола», что он «написал огромное количество пустых книг, в которых — лишь ничтожные cлова и несуразный вздор», и «осквернил благоухание божест­венных учений своим зловонием». Феофил намешал столь чудовищный винегрет из цитат этого идеолога и своих собст­венных комментариев, что всем «правоверным» должно было стать дурно.

В циркуляре, направленном епископам, он утверждает, что «лжемонахи», в своем безрассудстве «способные на любое преступление», посягают на его жизнь. «Чтобы учинить кро­вавую баню, они подкупили мою челядь деньгами. Только ми­лостью Божьей удалось избежать большей беды. Мы вынесли все это с терпением и кротостью...» На самом деле он сам, в сопровождении солдат, поспешил в Нитрийскую пустыню, чтобы расправиться с оригенцами, в том числе и с «долгими братьями». Одному из выразителей их идей, старику Аммону он пригрозил, что задушит собственным плащом, и бил его так, что кровь текла из носа. Пресвитера Исидора, почти во­сьмидесятилетнего приверженца Оригена, которого Феофил еще недавно намеревался сделать патриархом Константино­поля, после безуспешной попытки подкупить и склонить к да­че ложных показаний (он должен был лжесвидетельствовать, будто некая умершая прихожанка завещала свое имущество сестре патриарха), отлучили от церкви. Кроме того, Феофил

Damnatio (лат.) — проклятие, анафема (Оригену). (Примеч. ред.)

тяжко оклеветал Исидора, обвинив его в совершении — во­семнадцать лет тому назад! — «содомского» греха с корабель­ным юнгой. И наконец, он сам, среди ночи, во главе полупья­ного ударного отряда, в составе которого были и его черноко­жие рабы-эфиопы, штурмовал монастырь, разграбил и сжег его вместе с библиотекой, причем в огне погиб один из по­слушников и были уничтожены даже «святые дары» (бенедектинец Баур/ Ваиг). Обвинительное заключение против по­руганных монахов содержало семьдесят пунктов. Тем време­нем, папа Анастасий I (399—401 гг.) называл Феофила «свя­тым и достопочтенным мужем» (vir sanctus et honorabilis) и расписывался в своей теологической безграмотности, призна­ваясь в письме иерусалимскому патриарху Иоанну, что до не­давнего времени и слыхом не слыхивал об Оригене и его со­чинениях!"

УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ ИЕРОНИМ И ИЖЕ С НИМ НАСТРАИВАЮТ ФЕОФИЛА ПРОТИВ ИОАННА ЗЛАТОУСТА

Несколько сотен монахов в 401 г. бежали из Египта. Неко­торые в Константинополь, большинство же — в Палестину, где, правда, учитель церкви Иероним ополчился на оригенцев. Великий святой и покровитель ученых, увековеченный Альтдорфером, Дюрером, Леонардо да Винчи, прежде успел сделать многое для популяризации Оригена на латинском За­паде: он с восторгом переводил многие произведения Оригена, подобно многим другим, он беззастенчиво расхваливал его и воспевал «как величайшего, со времени апостолов, учи­теля церкви», как «бессмертного гения». Сокрушался, что в Риме Ориген был подвергнут нападкам «не из-за новизны его тезисов, не из-за ереси, как ныне пытаются представить это оголтелые псы, но потому, что слава его красноречия и его знаний была для них невыносима». В конце концов, за Оригена некогда вступались учителя церкви Василий Великий, Григорий Богослов, Афанасий и Амвросий. Теперь же, когда его противники активизировались — против него выступили и папа Анастасий, и епископы Симплиций из Милана и Хромаций из Аквилеи, и синоды Иерусалима, Александрии и Кипра — Иероним, подобно другим видным руководителям церкви, переметнулся в противный лагерь. Он бессовестно отрекся от своего старого учителя, и в одну ночь, как и Феофил, заделался яростным антиоригенцем.

В своем собственноручном послании он клеймит иеруса­лимского патриарха Иоанна, который отказывается отступи­ться от Оригена, да к тому же противостоит Иерониму в «войне монахов»: «Ты, святой отец, благородный епископ и прославленный оратор, вряд ли удостоишь взглядом своих хо­лопов, которые, как и ты, искуплены кровью твоего Господа... Ты презираешь прихожан, диаконов и священников; ты по­хваляешься, что мог бы за час создать тысячу клириков... Твои лизоблюды утверждают, что ты красноречивее Демо­сфена, остроумнее Хрисиппа, мудрее Платона, и, похоже, во все это ты веришь». Вот так, ругаясь, издеваясь и оскорбляя, святой учитель церкви борется против иерусалимского епис­копа, которого он обвиняет в том, что тот настроил против него власти. «Монах, ах, монах угрожает другим монахам ссылкой и добивается декрета об изгнании; монах, кичащий­ся тем, что восседает на апостольском престоле»¹².

Это показывает, что здесь, как, впрочем, почти всегда, тес­но переплетены политика, церковная политика и теология. И если некогда патриарх Феофил стремился к посредничеству между двумя конфликтующими сторонами, то теперь он по­просту меняет свои убеждения на противоположные. Еще в конце 396 г. он пытался примирить противников, но Иероним дал ему ответ, который за всю историю церкви еще не раз будет повторен: «Мы тоже желаем мира, мы не просто жела­ем его, мы его требуем — но только мира Христа, истинного мира».

Этот мир — мир «Христа», «истинный», «настоящий мир» — ученики Господа ищут на протяжении всех веков. Мир — против схизматиков, «еретиков», неверующих, про­тив внешних врагов, против врагов внутренних, против каж­дого, кто думает иначе, чем они. Повсюду и всегда, даже в XX в., звучит эта фраза об «истинном», «настоящем» мире. Она употребляется слишком часто, она настолько типична, она так оглупляет народные массы и целые поколения, она столь лицемерна и надменна, что на ней стоит остановиться подробнее. Она громко звучит в Первую мировую войну, во Вторую, затем в холодную; во время церковной суеты вокруг перевооружения Западной Германии, когда, к примеру, кар­динал Фрингс, член ХДС, на съезде немецких католиков в Бохуме назвал отказ от военной службы «предосудительной сентиментальностью», «высокомерием гуманности» и заяв­лял: «Итак, с точки зрения папы, ведение войны против не­справедливости является не только правом, но и долгом (!) всех государств... Настоящий мир (!) может основываться лишь (!) на Божественном порядке. Везде, где он находится под угрозой, народы должны восстанавливать нарушенный порядок даже силой оружия»¹³.

Итак, настоящий мир только там, где соблюдаются их ин­тересы, интересы папства в целом (а где их только нет!). Если же —- нет, то война, в той или иной форме, и не в последнюю очередь, «силой оружия». Так и только так по сей день пони­мает этот сброд: Иероним, Августин е quanti viri* — «мир Христа», «истинный мир», «божественный порядок»: их выго­да, их власть, их величие. И ничего кроме!

Итак, Феофил, стало быть, переметнулся в другой лагерь. А Иероним, постоянно брызжущий ядом на «еретиков», со своей стороны, настоятельно советовал патриарху срезать «дурные ростки острым серпом». Злорадно торжествуя, взи­рал святой на успешную охоту александрийца и оповещал о ней мир. Он приветствовал его нападки на «еретиков», «гадюк, расползшихся» аж до самых укромных уголков Палести­ны. Египет, Сирия и почти вся Италия, мол, избавлены от опасности этого заблуждения, и весь мир радуется его па беде¹⁴.

Феофил повсюду ополчался на изгнанников, направлял письма верховным пастырям Палестины и Кипра, некоторым епископам, папе Анастасию. Поскольку тот отрядил эмисса­ров против подвергнутых гонениям и даже Иоанн Иеруса­лимский не мог их защитить, они бежали дальше, в Констан­тинополь. Иоанн Златоуст принял их и взял под защиту, а правительство даже вызвало Феофила на собор в столицу, где Иоанну предстояло вынести приговор.

Однако Феофил умел менять тактику.

Как бы Иоанн ни владел массами, на роль придворного епископа он не подходил. Против него был не только его александрийский противник, но и многие другие католиче­ские прелаты. Прежде всего, Севериан из Габалы в Сирии, чрезвычайно популярный в придворных кругах Константино­поля проповедник, прекрасный знаток Библии, который с одинаковым рвением сражался за никейскую веру и против «еретиков» и евреев. Далее: епископ Акакий из Берла (Алеп­по), которому сирийский поэт Балеус посвятил пять хвалеб­ных песен; затем: епископ Антиох из Птолемеи (Акко в Фи-

Е quanti viri (лат.) — и иже с ними. (Примеч. ред.) 5*          

никии) и Макарий Магн (не исключено, что он и епископ Магнезийский из Карии или Лидии — одно и то же лицо)¹⁵.

В самом же Константинополе, богатой и высокоцивилизо­ванной столице, Иоанн был persona поп grata. Миллионеры видели угрозу в его «коммунистических» проповедях, в кото­рых он метал громы и молнии против того, что их золотые туалеты им дороже, чем нищие у их вилл. Он решительно от­клонял приглашения знати (aristoi). Его непреклонный аске­тизм, причина застарелой болезни желудка, был не по вкусу жизнерадостным придворным дамам и прочим, которых он в личной беседе или с амвона упрекал за прихорашивание: «К чему вы пудритесь и краситесь, как шлюхи?..» Императрица Евдоксия, покровительствовавшая церкви и клиру, поначалу протежировала и Иоанну Златоусту, но под конец возненави­дела его. После конфискации одного из земельных угодий (патриархата), он стал называть ее: «Иезавель». Для Феофила это стало достаточным основанием, чтобы предъявить сопер­нику уголовное обвинение в laesa majestas[2]. Многих священ­ников Иоанн просто отстранял. Одного диакона — за прелю­бодеяние, другого — за убийство. Он решительно указал на дверь даже епископам, которые заплатили за свое посвяще­ние в сан митрополиту Антонину из Эфеса (причем сумма за­висела от годового дохода той или иной епархии). Ведь симо­ния и алчность уже процветали среди клира. Митрополит, да­бы избежать наказания, скончался.

Не любили Иоанна и многие священнослужители Кон стантинополя, которые хотели хорошей жизни. Как кость по­перек горла он был прежде всего поклонникам синеисактства: любовных связей с посвятившими себя Богу «духовны­ми женами» (gyna syneisaktos). Практике единения, включая даже совершенно целомудренное пребывание священнослу­жителя со своей «духовной женой» в одной постели, как обычно, нашли библейское обоснование; она была тысяче­кратно опробована и пережила века на Востоке и на Западе. Иоанн Златоуст проявил недопонимание этого упорного са­моистязания и воинственно высказался против него в двой­ном трактате, утверждая: «Похоже, было бы лучше, если бы (посвященных Богу) дев вовсе не было»¹⁶.

И наконец, патриарху противостояли определенные мона­шеские группировки. Уже при интронизации антиохийца сформировалась монашеская партия под руководством абба­та Исаака, сирийца, основавшего в Константинополе мона­стырь. Эта партия годами ожесточенно отвергала и чернила Иоанна Златоуста. Сам же аббат Исаак стал страстным при­верженцем Феофила и успешно выступил обвинителем на процессе против Иоанна¹⁷.

О СМИРЕНИИ КНЯЗЯ ЦЕРКВИ

Исаак и его сторонники также обвиняли патриарха в за­носчивости и гордыне, что вряд ли было несправедливо. Свя­той, священник Всевышнего, как и множество подобных ему, не отличался скромностью. Он не только проповедовал: «Он (Бог) явил нас миру, потому что мы звезды... потому что мы, как ангелы, шествуем среди людей...»; он не только учил: «Нет ничего могущественнее церкви, человече... Церковь сильнее неба... Небо существует ради Церкви, а не Церковь ради неба!» Он даже императора называл «холопом» Бога и кичился, что епископ — тот же князь и даже «еще достопочтеннее, чем тот (император). Ибо даже императорская особа святыми за­конами поставлена ниже (духовного) авторитета епископа». Он бахвалился, что «священник превыше короля», что «даже королевская особа подчинена власти священника... что этот — больше государь, чем тот». Он мог даже воскликнуть: «Прави­тели не снискали таких почестей, как предстоятели церквей. Кто первый при дворе, кто первый и в обществе женщин, и в домах сильных мира сего? Нет чина выше, чем у него»¹⁸.

И, естественно, патриарх желает, чтобы духовный сан по­читали в любом случае и постоянно, «каким бы ни был его носитель». Если бы подобное требование высказал и отстаи­вал любой «мирской» тиран — он утонул бы в море насме­шек. Шулерство самого низкого пошиба, которым прикрыва­ют любую аморальность, любую подлость, но оно по вкусу всем овечкам, прежде всего, глупейшим, т. е. большинству. Пусть эта церковь возглавляется таким множеством негодяев, пусть она обогатилась за счет непомерной эксплуатации и об­рела могущество чудовищным разбоем — сама она всегда бе­зупречна, она свята. Просто сказочно! (Ср. кн. 1, стр. 238.) И не ради себя добивается князь церкви, чтобы вокруг него увивались, чтобы им восхищались, ах, не будем думать столь мелочно и своекорыстно: «Мы хотим почитания, но не ради нас самих — Боже упаси!» Нет, вы вдумайтесь, взывает «Зла­тоуст», покровитель проповедников, который — об этом всег­да следует помнить — разрешает даже ложь ради спасения души, подкрепляя это примерами из Ветхого и Нового Завета. «Вдумайтесь, здесь речь идет не о нас, но об архипастырском служении; не о той или иной личности — а о епископе! Внимают не мне, но моему высокому сану!» «До тех пор, пока мы восседаем на этом кресле, пока мы занимаем место архипас­тыря, мы обладаем и саном, и властью, даже если мы этого и недостойны». Повторимся: сказочно! Это их аргументы и по сей день. И по сей день массы ловятся на это. Нет, им самим почести не нужны. Они совсем простые, скромные, чистосер­дечные. Они — «всего лишь люди». В их лице надлежит почи­тать только Господа, а Он превыше всего¹⁹.

Итак, у Иоанна Златоуста были враги, а его умудренный опытом соперник Феофил, которого в Александрии не слу­чайно прозвали; «Amphallax» (хитрый лис), разыгрывал про­тив него любую карту, какую только мог, и отбирал у него козырь за козырем. Вместо того чтобы защищаться, он пере­шел в наступление и, обвинив Иоанна в «ереси» Оригена, давно проверенным способом перевел борьбу в догматиче­ское русло.

ОТЕЦ ЦЕРКВИ ЕПИФАНИЙ, СОБОР AD QUERCUM И УБИЙСТВА В ПАТРИАРШЕМ ДВОРЦЕ

Зимой 402 г. александриец спустил на константинополь­ского патриарха отца церкви Епифания Кипрского из Саламина (Констанции), закоренелого борца с «еретиками» (кн. 1, стр. 141). Бахвалясь, Феофил писал ему, что церковь Христа «мечом Евангелия снесла головы выползшим из своих нор змеям Оригена и уберегла от пагубной эпидемии святое во­инство нитрийских монахов». Епифаний, пресловутый автор «Панария» — «Аптечки» (с лекарствами от всех ересей) — издал боевой клич против Оригена, к которому он пристрели­вался и раньше: этот спорный теолог старой церкви в «Панарии» зарегистрирован под № 64. К тому же, приверженцы Оригена сильно досаждали Епифанию в его собственной епархии. Спиритуалистическая направленность Оригена, его символическая экзегеза казались тому не выдерживающими никакой критики. Между тем даже многие католики находят у знаменитого епископа удручающую скудость силы духа; пылкое, но не светозарное рвение — можно подумать, что все христианство берет свое начало не от скудости ума и нервов («failure of nerve», как писал Мюррей/ Murray), харак­терных для поздней античности.

Уже в 390 или 392 г. Епифаний, аттестованный Вторым Никейским Собором 787 г. как «патриарх правоверия», от­правился в Иерусалим; симпатии тамошнего епископа были на стороне Оригена. Выступая перед местной общиной, Епи­фаний осудил оригенизм и призвал иерусалимского архиепи­скопа Иоанна отступиться от Оригена, «отца Ария, корня всех ересей». Он непрестанно требовал от него безусловного проклятия для «ереси». Тогда Феофил еще пытался посредни­чать, для чего направил в Иерусалим своего старинного кон фидента и убежденного оригенца Исидора. Феофил поддер­жал иерусалимского епископа в его распре с монахами Виф­леема, которые тщетно ожидали от того проклятия Оригена. Теперь же александрийский патриарх вызвал в Константино­поль кипрского митрополита, который прежде клеймил Феофила как «нарушителя спокойствия» и «еретика», а теперь величал «всесвятейшим». Епифаний примчался на корабле с Кипра, собрал подписи против Оригена и снова принялся травить Иоанна Златоуста, который, мол, покрывает «ереси» Оригена. Он делал все, чтобы добиться смещения патриарха, но потом, убоявшись угроз последнего, обратился в бегство и умер в открытом море 12 мая 403 г., возвращаясь домой. Од­новременно Феофил установил контакты с получившими на­гоняй прелатами своего соперника и бесцеремонно клеветал, подкупал и лгал. Он посылал деньги придворной клике; под­делал, с помощью епископа Севериана из Габалы и его при­спешников, проповеди Иоанна, наполнив их всевозможными колкостями в адрес императрицы Евдоксии, распространил их, чтобы таким способом нанести удар патриарху²⁰.

      Летом 403 г. после успешной подрывной деятельности сво­их друзей и помощников Феофил, наконец, и сам появился на Золотом Роге. Перед отъездом он не преминул заявить: «Я отправляюсь ко двору, чтобы свергнуть Иоанна». Он прибыл в сопровождении монахов и 29 египетских епископов, привезя с собой много золота и драгоценных подношений для окружения императора, и остановился в предместье Констан­тинополя, во дворце уже разъяренной Евдоксии — через год она умрет от выкидыша. Затем, многонедельными усилиями он перетянул на свою сторону — что вызвало общественный скандал — большую часть клира Константинополя, включая и некоторых епископов. Напрасно император предписывал Иоанну Златоусту начать судебное разбирательство против Феофила, тот сам открыл в сентябре в Халкидоне (ныне: Ка-Аикёй), напротив столицы, на азиатском берегу Босфора собственный собор. Он проходил в Дубовом дворце (ad Quer cum), который незадолго до того был выстроен Praefectus ргаetorio Руфином, а после его свержения и убийства перешел в собственность императора. В обвинительном заключении пе­речислялось 29 проступков святого учителя церкви (в том числе: лично избивал до крови клириков или отдавал приказы о подобных избиениях, продал множество драгоценных кам­ней и т. д из церковной казны. Этот список участник синода аббат Исаак дополнил еще 17 пунктами, в частности: прика­зал высечь и заковать в кандалы монаха Иоанна, похитил чу­жие вклады)²¹.

Сам обвиняемый не явился, но прислал вместо себя трех епископов. Их жестоко избили, а одному — надели на шею цепь, предназначавшуюся Иоанну Златоусту, которого, в слу­чае его появления, намеревались немедленно отправить прочь на грузовом судне. И действительно, после многих за­седаний «отцов» смещенный ими, он был под покровом ночи доставлен на судно, но на следующий день реабилитирован. Евдоксия восприняла выкидыш как Божью кару. Униженного с триумфом возвернули. Между константинопольцами и александрийцами начались столкновения, вплоть до крово­пролития. Народ искал Феофила, чтобы сбросить его в море. Вместе со своими викарными епископами и аббатом Исаа ком, который опасался возвратившегося врага, Феофил спас­ся бегством в Египет. Однако оставшаяся часть клики Феофи­ла продолжала в столице агитацию против Иоанна, а сам Фе­офил ударил по нему яростным памфлетом. А вот попытка убийства не удалась: слуга священника Эльпида, которому за­платили около 50 золотых, успел заколоть в патриаршем дворце кинжалом четверых человек, прежде чем был схвачен. Но его заказчики остались в тени. Затем против Иоанна были задействованы военные. Император отказался принять от не­го причастие. Грабежи и убийства продолжались. В конце концов, правитель, скорее благосклонный к Иоанну, но нахо­дящийся в зависимости от Евдоксии и подстрекаемый враж­дебным Иоанну духовенством, отправил его в вечную ссылку.

ПОДЖОГ СВЯТОЙ СОФИИ. КОНЕЦ ИОАННА И «ИОАННИТОВ»

Когда июньской ночью 404 г. Иоанна грузили на судно, для него готовился еще и фейерверк: с моря он видел как вспыхнул храм Св. Софии, церковь премудрости Божьей, а вместе с ней и великолепный сенатский дворец. (Происхож­дение пожара, который начался с епископского трона и унич­тожил собор дотла, до сих неясно. Враждующие стороны вза­имно обвиняли друг друга.) Вообще-то, храм Св. Софии, во флигеле которого размещалась резиденция патриарха, вто­рично пострадавший во время восстания «Ника», в 532 г., по­сле восстановления все более превращался в «мистический центр Империи и церкви», «небо на Земле», «любимое жили­ще Господа». Он был переполнен шедеврами искусства и реликвиями, а кроме того, снабжен «всем необходимым для поддержания святыни и ее клира» (Бек/ Beck)²².

В тот год когда Иоанн отправился в ссылку, патриарх Фе­офил в очередном пасхальном послании вновь обрушивается на Оригена, который «вкладывал в уши простодушных и лег­коверных ложь своих вкрадчивых аргументов». Он призывал. «Итак, всякий, кто хочет встретить праздник Господа, должен презреть фантомы Оригена». И завершает со свойственным ему беззастенчивым лицемерием: «Помолимся же за наших врагов, возлюбим же наших гонителей». Спустя два года, когда сосланный Иоанн ковылял в мир иной, александриец по­слал ему вдогонку пасквиль, в котором поверженный конку­рент фигурирует, как одержимый нечистыми духами, как чу­ма, безбожник, Иуда и сатана, безумный тиран, отдавший свою душу дьяволу, враг человечества, чьи преступления по­хлеще разбойничьих. Христиане тогда говорили об этом пам­флете: «это — чудовищно; непрерывно повторяющиеся про­клятия ужасают»²³.

Св. Иероним, однако, пришел в восторг от столь необуз­данной хулы на св. Иоанна. Недаром он похвалялся в одном из своих писем Феофилу: «правоверие впитано мною с моло­ком матери». Более того, он перевел грязный пасквиль. Ведь «папа Феофил, — свидетельствует Иероним — смело и не стесняясь в выражениях доказал, что Ориген — еретик». Он позаботился о распространении в Риме этого потока ненависти александрийца. В сопроводительном письме он превозно­сит Феофила и самого себя: «Твое произведение — и мы это с восторгом отмечаем — послужит на пользу всем церквам . Прими же твою книгу, она и моя тоже, а еще вернее — на­ша...»²⁴

Лучшим доказательством того, что теология была лишь ширмой церковной политики, а Ориген — лишь предлогом Аля низвержения Иоанна Златоуста, служит поведение Фео­фила. А именно: едва его противник был устранен, он тут же забыл о своей антипатии к Оригену, которого он на протяже ние многих лет столь ядовито представлял еретиком. «Его ча­сто видели погруженным в чтение Оригена, а если по этому поводу высказывали удивление, он имел обыкновение отве­чать: «Труды Оригена подобны лугу, на котором растут кра­сивые цветы, но попадаются и сорняки; дело только в том, чтобы суметь их различить»²⁵.

За ссылкой Иоанна последовало damnatio memoriae. Его имя было вычеркнуто из диптихов — официальных церков­ных книг Александрии, Антиохии и Константинополя (веро­ятно, в подражание государственному обычаю). Еще три года изгнания, переводов с места на место, вплоть до самых отда­ленных уголков Империи, хроническая болезнь желудка, час­тые приступы лихорадки, нападения разбойников. Правда, он имел и поддержку, и помощь, его навещали и у него было до­статочно денег. И 14 сентября 407 г. — кончина в Команах (ныне: Токат), где прежде возвышался знаменитый храм бо­гини Анаис, в котором служили тысячи жрецов и иеродулов[1]. В послании из ссылки к Олимпию Фракийскому, святому гре­ческой и латинской церквей, Иоанн Златоуст признавался, что никого не боится так, как епископов, за исключением не­многих²⁶.

Тем временем не только в столице, но и повсюду начались дикие гонения на «иоаннитов»: бесчисленные аресты, пытки, ссылки, денежные штрафы, доходившие до 200 фунтов золо­том. Утверждается, что осенью 403 г., после смещения Иоан­на, в константинопольских церквах сотни монахов были пе­ребиты прихожанами. Многие монахи бежали в Италию — «трагедия, еще более удручающая, поскольку организована католическими епископами» (Хааке/ Haacke)²⁷.

Загнанный в угол патриарх (в Кесарии Каппадокийской епископ однажды натравил на него целую ораву монахов), не признавая примата Рима, апеллировал к епископам Рима, Ми­лана и Аквилеи посредством идентичных посланий. Однако за три дня до того, как они были получены, у папы уже по­явился нарочный от Феофила. Позднее прибыл второй гонец с пространным оправдательным письмом александрийца, в котором содержались следующие слова об Иоанне Златоусте: «Он убивал слуг святых», он — паршивый (contaminatus), без­божный разносчик чумы; безумный, жестокий тиран, насто­лько глупый, что бахвалится тем, что отписал свою душу дья­волу для прелюбодеяния (adulterandum)!»

В ответ Иннокентий 1 заявил в идентичных письмах, направленных обеим сторонам, что он согласен с ними! Перед императором Гонорием он ставит вопрос о созыве Вселенско­го Собора. Но совместная делегация императора западной ча­сти Империи и папы, из пяти человек, в составе которой быди и Эмилий из Беневента как руководитель, Венерий из Ми­лана и Хромаций из Аквилеи, столкнулась с издевательства­ми уже при въезде в Афины. Точно так же с ней обошлись и в Константинополе. К императору Аркадию она не была до­пущена, а, напротив, арестована, ее члены были заключены в различных замках на побережье. После неудачной попытки их подкупа, дабы они отказались от Иоанна Златоуста и всту­пили в союз с его преемником Аттиком, они были выдворе­ны. После четырехмесячного отсутствия они возвратились (в Италию) и поведали о «вавилонских бесчинствах». Самому же изгнаннику-жалобщику, который взывал к папе о «ско­рейшей помощи» и который являлся причиной «этого хаоса и ужасной бури в церкви», Иннокентий I отправил всего лишь утешительное письмо, призывавшее к терпению и покорно­сти Божьей воле и славившее преимущества чистой совести. Позиция Иннокентия в результате была представлена с точ­ностью до наоборот в мужественных, но сфальсифицированных посланиях папы к императору (и в мнимых оправданиях последнего)²⁸.

Через тридцать лет, в конце января 438 г. Феодосий II рас­порядился о торжественном перенесении праха Иоанна Зла­тоуста в апостольскую церковь Константинополя, а оттуда, после ужасного захвата города латинскими христианами, прах был перемещен в римскую церковь Св. Петра. И там, где об Иоанне напоминает большая статуя, он покоится и по­ныне²⁹.

Тогда жизнь епископов, о чем свидетельствует не только пример судьбы Иоанна, куда больше подвергалась опасности со стороны христиан, нежели в свое время со стороны языч­ников. Не менее четырех епископов одного из городов Фри­гии были один за другим убиты своей паствой. Лишь потому, что народ приветствовал на ипподроме весьма популярного поэта" и префекта Константинополя Флавия Кира громче, чем самого императора, Феодосий разжаловал его, лишил состоя­ния и насильно сделал епископом (хотя и подозревал, что тот язычник) той самой заслужившей наказания общины Фри­гии, памятуя о печальном конце четырех непосредственных предшественников. Но Кир с легкостью завоевал сердца своей дикой паствы исключительной краткостью проповедей: его первая проповедь состояла из одной единственной фра­зы. В 451 г.. когда климат при дворе снова казался благопри­ятным, он оставил свою духовную должность³⁰.

Учитель церкви Иоанн Златоуст был уничтожен. Патриарх Феофил Александрийский вышел победителем. Его преемник и племянник, учитель церкви Кирилл, открыто противился реабилитации св. Иоанна Златоуста и еще долгое время «был убежден в его виновности» (Библиотека отцов церкви/ Bibliothek der Kirchenvater). Он сравнивал его с Иудой и отказы­вался внести его имя в александрийские диптихи — списки имен почивших святых, которые зачитывались на евхари­стии. Лишь в 428 г. он крайне неохотно уступил настояниям Нестория, нового верховного пастыря Константинополя, и согласился на внесение имени Иоанна в александрийские диптихи. «Умолчу об Иоанне, чей прах ты ныне против воли почитаешь», — подчеркивал в свое время Несторий, обраща­ясь к своему противнику Кириллу. И тогда Кирилл, применив подсмотренные у дядюшки методы, сверг этого нового патри­арха Константинополя³¹.

ПАТРИАРХ КИРИЛЛ ПРОТИВ ПАТРИАРХА НЕСТОРИЯ

    Всего через несколько дней после кончины Феофила на патриарший трон взошел Кирилл Александрийский (412— 444 гг.), не без труда одолевший своего конкурента архидиа­кона Тимофея. Этот святой, якобы движимый «не жаждой власти и не личными соображениями, но исключительно чув­ством долга и рвением к сохранению чистоты вероучения» (кардинал Гергенретер/ Hergenrother), на деле оказался «но­вым фараоном» и стал олицетворением властолюбивого иерарха. Он был хитер и беспощаден, как ни один александ­риец до него. Он переплюнул Деметрия и даже Афанасия. Св. учитель церкви держал под контролем египетскую тор­говлю зерном и приумножил свое богатство при содействии жестоких монашеских банд. При нем процветала самая без­застенчивая симония; он продавал епископства самым гнус­ным людям. Он преследовал евреев в таких гигантских масш­табах, что его можно, без преувеличения, назвать инициато­ром первого «окончательного решения». В 428 г. его собст­венные клирики — для Кирилла они были всего лишь ничтожными личностями из «кучки дерьма Александрии» — обратились с жалобой к императору, обвинив его в чинимом насилии.

Император переадресовал жалобщиков, в том числе произведшего на него особое впечатление монаха Виктора, к сто­личному патриарху Несторию. Но Кирилл упредил грозящий ему процесс, следуя «благородному» примеру своего предше­ственника и дяди, истребительным крестовым походам кото­рого против «ереси» и язычества он был свидетелем, а в пре­словутом, свергшем Иоанна Златоуста «Соборе под дубом» (403 г.) и участвовал лично. Стремление его Константинопольских коллег-конкурентов к самостоятельности было ему и прежде не по душе; и вот, так же как его предшественник Феофил (и преемник Диоскор), он продолжил борьбу со сто­личным патриархатом за сохранение собственного господст­ва. Когда Несторий (возможно, по желанию императора) дол­жен был провести судебное разбирательство в отношении Кирилла, он обвинил Нестория в «еретичестве». Он приписал ему дурные и ошибочные взгляды. Он утверждал, что тот «причинил зло всей церкви и внедрил в народ семена новой и чуждой ереси». Короче, он действовал в соответствии с ис­пытанной тактикой своего предшественника и учителя Афа­насия и своего дяди Феофила: немедленно переводить церковно-политическое противостояние и борьбу за власть в об­ласть религии. Это облегчалось тем, что уже давно существо­вали теологические разногласия между Александрийской и Антиохийской школами. Несторий, приверженец, а возмож­но, и ученик епископа Феодора Мопсуестийского, основопо­ложника радикальной антиохийской христологии, вышел из Антиохийской школы³².

Несторий, которым открывается — это звучит многообе­щающе! — «классический период христологических споров» (Грильмейер/ Grillmeier), то есть продолжающаяся два с по­ловиной века и охватившая практически весь мир война, ро­дился не ранее 381 г. в семье персов в Германиции (ныне Мараш). Его жизнь чем-то напоминает жизнь его предшест­венника Иоанна. Несторий был монахом в монастыре Евпрепия близ Антиохии. Его сделали священником, «так как он обладал приятным голосом и красноречием» (историк церкви Сократ). Однако, согласно старой «Энциклопедии католиче­ской теологии» Ветцера/ Вельте // Wetzer/ Welte, у него не было «высшего духовного образования. Со стороны его образ жизни казался безупречным. Он редко бывал на людях, сидел дома над книгами, а одеждой, изнуренностью и бледностью придавал себе вид мужа строгих нравов. Благодаря этому, он вскоре широко прославился»³³.

Как некогда Иоанн Златоуст, Несторий, в силу своей сла­вы проповедника, а также благодаря Феодосию, устранил других претендентов и 10 апреля 428 г. достиг патриаршего трона Константинополя. Он тут же обрушился на евреев и «еретиков», но пощадил пелагиан, что не прибавило ему сим­патий Рима. По всему патриархату начались волнения, а кое-где дело дошло до кровопролития. «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за это я дам тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу персов!» Так восклицал Несторий уже в своей пер­вой проповеди. Он безжалостно нападал на иноверующих христиан, схизматиков, «еретиков», новациан, апполинаристов и прочих «сектантов». Уже через пять дней после своего посвящения в сан он приказал уничтожить арианский храм, в котором проводились тайные моления. Его подожгли, причем в огне погибли и соседние дома. Столь же фанатично он бо­ролся с македонианами или духоборами, которых он лишил молелен в столице и на Геллеспонте. «Болтливый враг ерети­ков, неосторожный карьерист, но человек не лишенный бла­городства...» (Харнак/ Harnack). А император, ужесточив 30 мая 428 г. уголовное законодательство, сделал законной погромную деятельность своего патриарха³⁴.

Но вскоре сам Несторий приобрел репутацию «еретика».

Об этом позаботился Кирилл, которому этот столичный соперник, по-видимому, казался слишком значительным и влиятельным. Продолжая старую вражду между двумя патриаршествами, Кирилл вознамерился свергнуть Нестория так же подло, как его предшественник и дядя сверг Иоанна Зла­тоуста.

И как всегда в подобных случаях, повод для теологических разногласий отыскался быстро. Он, в принципе, не должен был никого затрагивать, но вскоре им были затронуты церк­ви Востока и Запада. Единственно, что породило его, так это, согласно Эриху Каспару/ Erich Caspar, «тлевшая ненависть и ненасытная страсть к уничтожению, с которой Кирилл пре­следовал и добивал противника». Но даже такой исследова­тель истории догматических учений как Рейнольд Зееберг/ Reinhold Seeberg подчеркивает, что вряд ли Кирилла подвигли на борьбу теологические разногласия с Несторием и антиохийской школой, которую он представлял и которая до того времени считалась вполне равноценной (александрийской). Дело было в личных противоречиях, прежде всего, в церковно-политических мотивах, в постоянном соперничестве с Антиохией, а еще больше — с Константинополем. Положение александрийского архиепископа было сравнимо только с положением римского. Но Рим далеко, а кроме того, с Никейского Собора является, в большей или меньшей степени, со­юзником. Антиохия же и возвышающаяся столица находи­лись ближе; и прежде всего нужно было подчинить Констан­тинополь. При этом Кирилл вторично поставил ту же траге­дию, которую его дядя и предшественник уже однажды ра­зыграл против Иоанна Златоуста. На этот раз — против Нестория. «Но если Феофил, — пишет Зееберг/ Seeberg, — об­винил своего врага в оригенизме, потому что тот защищал го­нимых Феофилом оригенцев, то Кирилл объявил ересью само учение своего врага и тем самым добился не только того, что константинопольского патриарха стали считать еретиком, но и того, что всю антиохийскую школу взяли под подозрение. Это был блестящий политический ход, ибо удар с одинаковой силой был нанесен по обоим соперникам Александрии. То, что Кирилл в этих схватках искал союза с Римом и обрел его, вполне вписывается в церковно-политическую традицию. Антиохийская теология пала жертвой этой политики»³⁵.

АНТИОХИЙСКАЯ И АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ

В IУ в. в споре вокруг сложной сущности Бога, вокруг проб­лемы природы «Отца» и «Сына», а также их взаимоотношений всей силой государственной власти отстояли полную божест­венность «Сына», его тождественность «Отцу», одержав побе­ду над арианством. Это было закреплено решающим словом императора Феодосия I 28 февраля 381 г. (кн. 1, стр. 303). «Не­постижимым образом Единородный родился от сущности От­ца, через себя передавая нам всю полноту сущности Твор­ца», — с такой поэтической напыщенностью выражается Ки­рилл. Библейское изречение: «И да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю» (Быт., 1,15) — остроумно комментирует св. Амвросий: «Кто это говорит? Это говорит Бог. А к кому же Он обращается, как не к Сыну?» Вот вам еще одно доказательство церковного догмата!³⁶

Но в V в. (ибо даже если это безумие, то у него есть собст­венная логика) в «христологическом» спектакле, разыгран ном почти со всеми возможными интригами и с применени­ем насилия, речь шла об оглупляющем эпохи и поколения во просе о великой «тайне»: как относятся друг к другу «божест­венная» и «человеческая» природы Христа? Даже если бы эта тайна, эта поповская выдумка и существовала, возможно ли такое, в полном смысле этого слова, непостижимое таинст­во постичь рационально, и под силу ли это человеческой ду­ше? Эксперты опять вдрызг разругались. И вновь все народо­население Восточной Римской империи приняло живейшее участие в споре. (Ср. кн. 1, стр. 309.)

Согласно антиохийской, без сомнения, более близкой к Библии, теологической школе, которая исходила из «истори­ческого» Иисуса Евангелий, из человека и самостоятельного существования Его человеческой природы до ее соединения с Божьим Сыном —- из сосуществования в Христе двух различ­ных природ. Согласно александрийскому учению, исходившему из Логоса, из Божьего Сына, который воспринял челове­ческую природу, «божественная» и «человеческая» природа соединились в нем полностью. Это «соединение ипостасей», это «communicatio idiomatum в старой церкви называли более или менее точно (оставим за скобками, что, разумеется, ничего точного тут не было и быть не могло!): mixtio, commixtio, concursus, unio, connexio, copulatio, coitio и т. д. Для антиохийцев, «реалистов», соединение двух природ было лишь психологическим; для александрийцев, «идеалистов» и «мис­тиков», оно было метафизически-онтологическим. Учитель церкви Иоанн Златоуст был сторонником умеренной ветви антиохийского направления, а учитель церкви Кирилл являл­ся основателем и приверженцем александрийского направле­ния. Его истоки прослеживаются уже у Афанасия, хотя бы в его тезисе: «Не человек впоследствии стал Богом, но Бог стал человеком, чтобы обожествить нас». На смену арианскому расколу теперь пришел монофизитский, которому суждено было потрясать государство и общество много дольше и силь­нее и нанести куда больший вред чем вторжение «варваров» и великое переселение народов³⁷.

НАЧАЛО СПОРА ВОКРУГ «БОГОМАТЕРИ»

Несторий вышел из Антиохии и был представителем анти­охийской школы. В Константинополе, где велись оживленные дискуссии о Богоматери, он энергично принялся внедрять «истинное», причем исключительно в антиохийском понима­нии — и делал это всеми средствами. Почуяв апполинаризм или фотинианизм, он (быть может, невольно) употреблял выражения, которые могли быть истолкованы, как признание некоего дуализма личности Христа. В восприятии александ­рийца Кирилла, который в конце 428 г. решительно выступил против Нестория, правда, не называя его имени, последний учил «еретической» христологии. Кирилл же, для которого речь шла вовсе не о христологической проблеме, выдвигае­мой им в центр полемики, увеличивал догматическую дистан­цию между собой и Несторием и обозначал ее гораздо резче, чем это было в действительности. Более того, вопреки рассуд­ку, он приписал Несторию учение, согласно которому Хрис­тос состоит из двух разных личностей, чего, как пишет Иоанн Галлер/ Johannes Haller, «никогда не утверждал ни Несторий, ни кто-либо из его приверженцев. Тем самым Кирилл обна­ружил, что на борьбу его подвигло не стремление разобрать­ся в истинности или ложности того или другого учения, но — как и во всех подобных случаях, как до того, так и после — ученый спор должен был стать поводом и средством для развязывания церковной борьбы за власть и устранения внуша­ющего страх соперника»³⁸.

И не кто иной, как французский доминиканец, исследователь догматики и эксперт Второго Ватиканского Собора, Пьер-Тома Камело/ Pierre-Thomas Camelot, похоже согласен с Галлером. С церковного дозволения к печати, католик вынужден признать; «Дело в том, что епископ Александрии дол­жен был не упускать из вида, что его авторитет все больше уступал авторитету епископа «нового Рима», которого Константинопольский Собор 381 г. наделил почетным первенст­вом. Вполне объяснимо (!), что Александрия теперь предпри­няла попытку вмешаться в церковные дела столицы. Подоб­ное уже случалось при Петре Александрийском, который поддержал узурпатора Максима в борьбе против Григория Богослова. Вспомним также о роли Феофила в свержении Иоанна Златоуста («Собор под дубом» 403 г.)»³⁹.

Но, как утверждает Камело, против Кирилла свидетельст­вует еще и следующее: святой повел себя в трагедии Несто­рия «не лучшим образом»; «видимо, следует признать, что не­которые черты характера Кирилла Несторий, его современники, а также новейшие приверженцы передают более или менее верно»; «невозможно отрицать, что порой ему недоста­вало той умеренности, которую ему проповедовал его сопер­ник»; что его «самоуправное вмешательство в дела Констан­тинополя вызывает недоумение, а некоторые интриги даже раздражают». После таких признаний, вернее — обвинений, Камело, вразрез с всего лишь на предыдущей странице при­веденным государственно-политическим мотивом (а именно: неуклонным убыванием авторитета Кирилла по сравнению с его противником), «уверен в одном: какими бы чертами ха­рактера ни обладал Кирилл, он был движим лишь (!) заботой об истине и религиозным рвением. Ничто в его текстах (!) не свидетельствует о справедливости упрека во властолюбии, нигде не прослеживается намерение добиться господства Александрии над Константинополем, превзойти и уничто­жить своего противника. Правда...», — продолжает доминика­нец, — «нельзя отрицать, что он жесток по отношению к Несторию». Но, торжествует Камело, в переговорах 433 г. Ки­рилл сумел проявить умеренность и во имя мира отказаться от своих излюбленных, но уязвимых формулировок⁴⁰.

Правда, на самом деле, как раз эта «умеренность», эта, на первый взгляд, удивительная готовность к компромиссу яр­чайшим образом доказывает, что подлинным мотивом Кирил­ла был мотив государственно-политический. Ибо в 433 г., едва успев расправиться с Несторием, победитель в абсурдном христологическом театре немедленно идет на уступки. Те­перь ему нечего было опасаться Нестория, а догматическое очковтирательство никогда не являлось для него самоцелью. Человека подобного склада ни в малейшей степени не волно­вало соединение двух природ Господа. Оно было, прежде все­го, средством для достижения цели; это соединение представ­лялось ему — как он часто повторял — «неизреченным и нео­писуемым». Тем не менее люди, подобные ему, на протяже­нии веков непрерывно говорили и писали об этом.

Правда, сегодня это уже не так просто.

Как католическому теологу приходится ломать голову и постоянно лавировать между наукой, с одной стороны, и своей высокой должностью — с другой, чтобы в конце концов сделать выбор в пользу карьеры, во всей красе предстает уже на третьей странице Введения к книге Камело «Эфес и Халкидон». (Ср. кн. 1, стр. 13—14, 54.) Разумеется, пишет Ка­мело, историк не должен «пренебрегать страстями и интере­сами, которые руководят людьми, а также зачастую печаль­ными эпизодами, имевшими место в истории Церкви...». (Итак, эпизод: искоренение язычников; эпизод: сжигание ведьм; эпизод: истребление индейцев; эпизод: оглупление и обирание народа; эпизод: Варфоломеевская ночь; эпизод: Тридцатилетняя война; эпизод: Первая мировая война, и Вто­рая, и фашизм, и Освенцим, и Вьетнам, и т. д. История состо­ит из эпизодов.) «Но историк не имеет права, как загипноти­зированный, взирать лишь на эти прискорбные эпизоды в ис­тории, он должен рассматривать события, исходя из высших соображений, если он не хочет получить о ходе событий слишком узкое, неполное, чтобы не сказать, предвзятое, представление»⁴¹.

Непредвзят лишь тот, кто фиксирует ход событий с «пред­взятостью» этой церкви, исходя из ее «высших соображе­ний», имея перед собой весьма туманную, ложную, а зачас­тую и абсолютно перевернутую перспективу, sub specie auternitatis[2]. При этом черное охотно выдают за белое, а белое — за черное. Смотри 13-е правило ордена иезуитов! Так что ре­шающими становятся не «эти прискорбные эпизоды в исто­рии», но принципы «высших соображений»! Тут вновь и вновь встает вопрос: откуда, собственно говоря, берут эти люди «храбрость» для своих непотребств? И вновь, и вновь — ибо они ведают, что творят — ответ очевиден: из от­вратительной смеси недостатка духовной честности с избыт­ком духовного оппортунизма, что в сумме дает ужасающий дефицит стыда.

«И грандиозные фигуры Кирилла и Льва Великого должны быть увидены в правильном свете...»⁴²

Должны! То-то и оно... А «правильный свет» — самый что ни на есть мрачный.

Итак, в глазах Кирилла Несторий был представителем «еретической» христологии, так как он отрицал «соединение естеств» и учил о двух природах Господа, соединенных в нем (как: морально, психологически, внешне?), вместо того, чтобы подобно Кириллу, говорить только об одном естестве или природе, «ставшей плотью Божественного слова» (Mia physis tou theou logou sesarkomene). При этом учитель церкви Ки­рилл курьезным образом полагает, что, многократно произно­ся вышеприведенную формулу «Mia physis...», он цитирует св. Афанасия, а на самом деле цитирует епископа Аполлина­рия Лаодикийского, друга учителя церкви Афанасия, страст­ного противника арианства, борьба с которым привела (или довела?) Аполлинария к отрицанию человеческой природы

Христа и к признанию лишь одной природы — что автомати­чески превращало друга Афанасия в «еретика». Адальберт Хамман/ Adalbert Hamman пишет с церковного дозволения о Кирилле: «Это был муж, отличающийся нечеловеческой, инк­визиторской правоверностью». А вскоре добавляет почти гро­тескно: «И все же он позволил ложным формулировкам Аполлинария ввести себя в заблуждение, полагая, что они принадлежат Афанасию. И был настолько бестактен, что пы­тался навязать их Несторию. Противник, столь же непре­клонный, который истолковал бы двенадцать анафематизмов Кирилла буквально, бесспорно, смог бы уготовить им ту же участь, которую Кирилл уготовил высказываниям Нестория». Действительно, вскоре и монофизиты ссылались на авторитет Кирилла. Что же касается Нестория, то католический теолог и историк церкви Эрхард/ Ehrhard, характеризуя его теорию, пишет, что она, подобно учению Ария, годилась для «удовлет­ворения здравого смысла. При этом он преследовал цель по­нятным (массам) способом опровергнуть возражения иудеев и язычников против божественности Христа».

Поэтому Несторий последовательно отказывался призна­вать св. Деву Марию Богиней или Божеством. Он ни в коем случае не желал мириться ни с термином: «родившая челове­ка» или «человекородица», ни с тем, чтобы ее называли «ма­терью Бога» или «Богородицей» (Theotokos). Во всем творче­стве учителя церкви Иоанна Златоуста, самого плодовитого из всех старых церковных писателей Востока, также вышед­шего из антиохийской школы, термин «Богородица» не встречается ни разу. Это не может быть случайностью. Не­сторий, одним из первых мероприятий которого стало вклю­чение имени свергнутого предшественника св. Иоанна в цер­ковные молитвы, чуть ли не бичевал представление о завер­нутом в пеленки Божестве, как языческую басню — чем на самом деле это Божество и являлось! С конца 428 г. он высту­пал в проповедях против Theotokos, хотя и не возражал про­тив употребления этого термина, в случае его правильного понимания, а иногда и сам употреблял его. Однако сам он от­давал предпочтение термину: «мать Христа» или «Христородица» (Christotokos). Он опасался, что употребление слова «Богородица» вызовет недоразумение. Разве не станет Ма­рия, благодаря этому, богиней в глазах многих? И как же, во­прошает Несторий в послании римскому епископу Целести­ну I (422—432 гг.), Бог мог иметь мать? Ведь никто не может родить кого-то, кто старше его самого. А Бог — старше Ма­рии. Во всем этом Несторий видел «немалое искажение ис­тинной веры».

Но это лишь сбивало с толку его паству, в особенности людей, «которые в своей слепоте не имеют правильного взгляда на вочеловечивание Бога и не понимают, что говорят и что отстаивают». Недавно, мол, мы снова услышали как они, находясь рядом с нами, до изнеможения выспрашивали друг друга. Но если у Бога есть мать, делает вывод Несторий, «то и язычник, говорящий о матерях богов, не заслуживает упрека. Тогда Павел лжет, называя божество Христа «без от­ца, без матери, без генеалогии». Мой дорогой друг, Мария родила не Божество; сотворенное существо не может быть матерью Несотворенного...; творение не может родить Твор­ца, но — человека, ставшего орудием Божества...» Такая сильная логика только сбивала с толку овечек, «жалкую тол­пу», как выражался патриарх, против которой он задейство­вал полицию, которую он приказывал пороть и сажать под арест. Многие миряне и монахи уже начали почитать Марию как Богоматерь и восхищаться ею без всякой меры. Хотя Но­вый Завет упоминает ее крайне редко, не особо ее превозно­сит, а то и вовсе игнорирует, как, например, Павел в своих посланиях и т. д. Правда, Новый Завет — равно как и значи­тельно позже Тертуллиан — однозначно говорит о братьях и сестрах Христа, как о детях Марии. Но толпы жаждали «спа­сения»! Им хотелось полновесного Бога! Следовательно, и Его матери надлежало стать Богоматерью, тем более что по­добные матери богов были известны уже язычеству — в Египте, Вавилоне, Персии или Греции, где, например, даже мать Александра Македонского считалась «Богоматерью».

    Но Кирилл, которого, подчеркнем это еще раз, на борьбу с Несторием толкнуло «не догматическое разногласие», обру­шился на его несомненно более вписывающуюся в традицию рекомендацию, как на новую «ересь». «С искусной изощрен­ностью он представлял выдвинутые лично против него обви­нения как сущие пустяки по сравнению с религиозным спо­ром» (Шварц/ Schwartz) и сделал ключевое слово «Богома­терь» символом истинной веры. В Риме он подольстился к своему «святейшему и богоугоднейшему отцу» Целестину I и, искушенный во всех церковно-политических тонкостях, раз­дувал — «ибо Бог требует от нас в таких вещах бдитель­ности» — травлю Нестория, внешне весьма благородно и умеренно, но с бешенством в душе. В частности, он через своих агентов в Константинополе распространил слух, будто Несторий избегает слова «Богоматерь», потому что не верит в божественность Иисуса⁴³.

За добрых двадцать лет до Целестина другой папа отно­сился к «Богоматери» на редкость сдержанно.

В конце IV ъ. епископ Боноз Сардикийский оспаривал веч­ную девственность Марии и, не противореча Евангелию, разъяснял, что Мария, мол, кроме Иисуса, родила еще не­сколько сыновей. Тезис, хотя и подтвержденный Библией, но в высшей степени еретический, с точки зрения церкви. Си­нод Капуи (391 г.) не осудил Боноза, а переадресовал его дело соседним епископам, которые также уклонились от принятия решения. Они запросили римского епископа Сириция, кото­рый, хотя и отстаивал вечную девственность Марии, тоже не вынес приговора. Он препоручил это своим «коллегам» — по­ступок весьма примечательный, ибо именно Сириций имел обыкновение направо и налево отдавать приказы, почти как император. Его сдержанность, вероятно, объяснима тем, что в Риме в IV в. еще не был официально признан культ Марии⁴⁴.

Как бы то ни было, титул «Богородица» отсутствует в ран­не-христианской литературе. Его нет в Новом Завете; там го­ворится о матери Господа, но лишь в смысле: мать Сына Бога, а не Богоматерь. Этот термин, применительно к Марии, от­сутствует также во всей христианской литературе II—III вв., когда она, Мария, еще не играла особой роли. (Почетный ти­тул Theotokos содержится только в армянском переводе «Апологии» Аристида. А у Ипполита это — позднейшая встав­ка, то есть фальсификация.) И пусть Камело, не указав ни од­ного надежного свидетельства ранее IV в., утверждает, что почетный титул Theotokos «уже давно прочно вошел в лекси­кон христианства» — на самом деле, он лишь в 20-х годах IV в. впервые появляется в александрийском символе веры епископа Александра. Синод Антиохии (324—325 гг.), кото­рый обобщил Tomos Александра, также записал: «Сын Бога, Logos, рожден Богородицей (theotokos) Марией...» Напомним еще раз: спустя много десятилетий сам учитель церкви Иоанн Златоуст в своем огромном творчестве никогда не употребля­ет слова «Богородица» и, вообще, крайне редко говорит о Ма­рии⁴⁵.

И даже в V в. прочие епископы избегали называть ее так. Сам папа Сикст III (432—440 гг.), который вскоре после 431 г. завершил великолепную базилику Санта Мария Маджоре на Эсквилине — первую и долгое время остававшуюся единст­венной римскую церковь Св. Марии — в посвятительной надписи называет мать Иисуса, вопреки постановлению Эфесского Эфесского Собора, просто «Девой Марией». И ещё около двадцати римских церквей, посвящённых Марии, всегда называли просто «Santa Maria». Вообще, на Западе культ Бого­матери распространялся весьма медленно⁴⁶.

Титул «Богородица» мог повлечь и опасные последствия. Разве Мария тем самым не уподоблялась языческим богиням и матерям богов? Разве не должна женщина, которая рожда­ет Бога, и сама быть Божеством? В это хотелось верить не только рядовым верующим, этому были подвержены даже образованные люди. На практике уже существовали секты Ма­рии, имелось и ответвление монтанистов, которые называли Марию «Богиней», были и группы христиан, которые видели в Марии и Христе двух Божеств, наряду с Богом. Как утвер­ждает александрийский патриарх Евтихий (ум. в 944 г.), уже на Никейском Соборе заседали патриархи и епископы, верившие в то, что «Христос и его Мать — два Бога рядом с Бо­гом. Это были варвары и их называли марианитами»⁴⁷.

Забавно, что оба — и Несторий, и Кирилл — в своем спо­ре ссылаются на fides[3] Никейского Собора, «святого и вели­кого собора». По этому поводу они в 429—430 гг — в то вре­мя как вандалы высаживаются в Африке и осаждают Гиппон, а гунны прорываются к Рейну — ведут оживленную перепис­ку, как между собой, так и с другими. Несторий уже в пер­вом послании обосновывает свой отказ от термина Theotokos тем, что он отсутствует в Никейском символе веры. Кирилл, ссылаясь на тот же самый символ, упрекает «собрата в Госпо­де» в «богохульствах», в том, что он наносит «вред всей церк­ви», распространяет «необычное и чуждое лжеучение» и пророчит Несторию «невыносимый гнев Господа». Несторий не обращает внимания на «оскорбления, которые ты изверг на нас в твоем странном послании. Они требуют терпения вра­ча...». Он упрекает Кирилла в «невнимательном чтении» (Никейских документов) и хочет очистить его «от всех неправед­ных речей». Он еще полон оптимизма или, во всяком случае, делает вид. «Ведь дела церкви идут день ото дня все луч­ше...»⁴⁸

Кирилл не может отрицать, что «Богоматери» нет в Ни­кейском символе веры, но находит там ее косвенное упоми­нание и, видя, что послания его противника нашли широкое распространение, угрожает ему словами Христа: «Не думай­те, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч». А так как Несторий «неверно понял и ис­толковал» Никейский Собор, Кирилл требует: «Поэтому ты должен письменно и под присягой признать, что свое нечестивое и безбожное учение объявляешь незаконным и отныне будешь думать и учить, как все мы — епископы, учителя и вожди народа на Востоке и на Западе»⁴⁹.

В противостоянии с патриархом Константинополя Кирилл использует все средства. Он насмехается, что тот думает, буд­то «умнее всех», что «лишь он один понял смысл боговдохновенных Писаний и таинство Христа». Он называет его «наду­тым гордецом, который, занимая столь высокое положение, ненавидит всех других». Кирилл собирает перлы отцов церкви, равно как и подходящие ему тексты проповедей своего противника. Почти каждая проповедь Нестория стенографи­ровалась и срочной почтой отправлялась в Александрию. Святой написал пять книг «Против богохульств Нестория». В своих доверительных письмах он настолько исказил его уче­ние, что речи о примирении уже быть не могло. Он высылал вперед группы монахов, как ударные отряды. Он лихорадоч­но агитировал по всем направлениям. На Востоке и на Западе он искал союзников и соратников, по-возможности, влияте­льных. Он буквально завалил императорский двор своими по­сланиями. Его письма к императору Феодосию, императрице Евдокии и сестрам императора Аркадии и Марине выдержа­ны в умеренных тонах, а сестре императора Пульхерии, о на­тянутых отношениях которой с Несторием ему, наверняка, было известно, он писал со всей резкостью. Он обращался к епископам: к Ювеналию Иерусалимскому, к почти стодесятилетнему Акакию из Алеппо и, наконец, летом 430 г. в Рим к папе Целестину. К последнему обращению он приложил полную антологию патристики вместе с изложением (commonitorium) «лжеучения» противника⁵⁰.

Несторий, установив контакт с Римом в качестве равно­правного папе предстоятеля церкви, что само по себе должно было быть не по вкусу Риму, намеревался вести, так сказать, теологическую дискуссию и, «в согласии» с братом по сану, одолеть «дьявола, врага мира». Ибо, как Несторий уже писал папе, он увидел, как среди его собственного клира «распро­страняется еретическая зараза, здорово попахивающая Апол­линарием и Арием». Но вскоре он с прозорливостью, которая делает ему честь, обнаружил, что римлянин «слишком прими­тивен, чтобы проникнуть в тонкости догматических истин».

Со своей стороны, Кирилл, из-за своих нападок поначалу не снискавший симпатий восточных коллег, сумел более ловко сблизиться с Римом, хотя, в принципе, это сближение и было ему не по душе. «Святейший и возлюбленный Богом Отец», — обращается он к папе, — «церковный обычай пред­писывает мне давать отчет Вашему Величеству. До сей поры я хранил глубокое молчание... Но ныне, когда зло достигло пре­дела, я считаю свом долгом заговорить и сообщить обо всем, что произошло...» Свою агитацию против Нестория Кирилл перевел на латинский язык (Несторий пренебрег такой воз­можностью) и, презрев совесть, так оклеветал и исказил уче­ние своего соперника, что тот «не узнал бы сам себя» (Аланд/ Aland). Таким образом, Кирилл оказался в выигрышном поло­жении, а на Нестория пали все тени⁵¹.

Уже хотя бы в интересах своих претензий на первенство, летом 430 г. Рим с удовлетворением пошел на контакт с алек­сандрийцем. Несмотря на то что теологические диспуты всег­да занимали Рим куда меньше, чем вопросы власти, он на­учился добиваться власти при помощи доктрин. Итак, теперь диакон (впоследствии папа) Лев раздобыл заключение (есте­ственно, опровергающее Нестория) своего друга Иоанна Кассиана, настоятеля монастыря св. Виктора в Марселе. Тот во времена Иоанна Златоуста жил в Константинополе, знал гре­ческий и нашел титул «Богородица» (mater Dei; genetrix Dei) в самой Библии! Целестин и Римский синод 11 августа 430 г. вынес решение против Нестория, так сказать, коллегиально и, как сообщает с imprimatur Хамман/ Hamman, «не исследо­вав документы». Папа милостиво уполномочил Кирилла вместо себя (vice nostra usus) «со всей сторогостью» покончить с «лжеучением» Нестория, с «ядом его проповеди». Одновре­менно папа резко одернул Нестория, потребовав от него в де­сятидневный срок отречься «и публично, и письменно от вво­дящих в обман новшеств». «Мы готовим, — грозил он ему, — каленое железо и ножи, так как нарывы созрели настолько, что их невозможно более запускать и пора вскрыть». Кирил­ла же римлянин считал «единомышленником во всем», «ис­пытанным и могучим защитником правоверия». Он нахвали­вал его: «Ты распознал все ловушки лжеучения» — и поощ­рял: «Такие нарывы следует вырезать... Сделай же это...»

И Кирилл сделал. Он продолжал собирать материал про­тив Нестория, как и раньше не заботясь о его достоверной интерпретации, он сознательно приписал Несторию, который считал правильным называть Марию «Матерью Бога», лож­ные доктрины. Император упрекал Кирилла в «задиристо­сти», «хаосе» и предостерегал его: «Знай же. что церковь и государство — едины. Они по нашему приказу и Промыслу нашего Господа и Спасителя будут едины вечно... Мы ни при каких обстоятельствах не потерпим, чтобы в городах и церк­вах из-за тебя возникали волнения». Феодосий был на сторо­не того, кого он призвал в Константинополь. Нестория защи­щала и императрица Евдокия, столь же прекрасная, сколь и образованная дочь афинского философа. Но как раз в Кон­стантинополе у патриарха уже было множество врагов — прежде всего, интриганка Пульхерия (399—453 гг.), старшая сестра владыки, которую Несторий критиковал за тайные на­рушения данного ею обета девственности и которой, по на­стоянию Евдокии, пришлось в 439 г. покинуть двор. Кроме того, оппонентами патриарха были различные секты, с кото­рыми он боролся, вплоть до применения кровавых методов. В этом споре Кирилла поддерживало многочисленное монаше­ство столицы, руководимое аббатом Далмацием. По заданию Кирилла они будоражили общество и распространяли ложные слухи о Нестории. К примеру, что он-де глашатай двух сыновей Бога, двух ипостасей (hypostaseis) в Христе, что он якобы видит в Иисусе только человека, и ничего более. Ата­куемый Несторий поспешил с помощью Феодосия созвать на Троицу 431 г. в Эфесе, столице провинции Азия, имперский Собор, не подозревая, что именно на этом Соборе ему сужде­но было быть низложенным⁵².

ЭФЕССКИЙ СОБОР 431 г., ИЛИ ДОГМАТ ПОСРЕДСТВОМ ПОДКУПА

Когда в 1931 г. папа Пий XI распорядился о праздновании 1500-летия Эфесского Собора, он лгал в своей энциклике «Lux veritatis», что Собор был созван по приказу папы (Iussu Romani Pontificis Caelestini I). В действительности созыв им­перских Соборов, со времен Никеи, всегда являлся прерога­тивой римского императора, а не римского епископа! Ни один из восьми Вселенских Соборов старой церкви (вселен­скими, по причине своей исключительной важности для цер­кви, они, правда, были признаны значительно позже) не со­зывал, не открывал и не вел «папа». Не им утверждались и решения Соборов. Все это, прямо или косвенно, делалось им­ператорами. Императорское право созыва Соборов доказано давным-давно, прежде всего Ф. К. Функом/ F. X. Funk. Пра­вители вовсе не присвоили себе это право, церковь уступила его «без разговоров» (Х.-Г. Бек/ H.-G. Beck). То же самое, кстати говоря, относится и к праву председательствовать, лично или через своих представителей, на синодах: в том чис­ле на незначительных, патриарших синодах и на Поместных Соборах — а также к праву подписывать их решения и при­давать им законную силу. Монархи могли посредством выбо­ра места проведения и отбора участников влиять на духовное и дисциплинарное содержание этих собраний. Императоры отдавали распоряжения о выработке символов веры и вне­дряли их. И не кто иной, как учитель церкви папа Лев I при­знал за императором непогрешимость!

Феодосий II 19 ноября 430 г. назначил на Троицу (7 июня) 431 г. открытие Собора в Эфесе. Целью Собора было объяв­лено укрепление мира и покоя в церкви, хотя на практике эти Соборы, как правило, приводили к обратному. «Благо на­шей Империи, — писал император, который с самого начала враждебно относился к Кириллу и упрекал его в высокоме­рии, интриганстве и склонности к спорам, — зависит от ре­лигии. Империя и религия взаимосвязаны, они тесно пере­плетены и развиваются к взаимной выгоде... Но прежде всего мы добиваемся уважения к делам церкви в той мере, в какой это требует Господь...»⁵⁴.

Это императорское послание о созыве Собора демонстри­рует тесную взаимосвязь империи и религии. Они зависели друг от друга и надеялись извлечь выгоду друг от друга. А то, что как раз церковь была ненасытна, видно из письма папы Целестина к Феодосию II от 8 мая 431 г.: «Дело веры должно быть для Вас важнее Империи. Ваше Величество должны больше заботиться о мире в церкви, нежели о безопасности всей земли. Вам все удастся, если в первую очередь будет со хранено то, что является наиболее ценным для Бога»⁵⁵.

Значение этих строк трудно переоценить: это зеркало римско-католического мышления во все эпохи и по сей день. (О чем наглядно свидетельствует политика влиятельных кле­рикальных кругов, включая папу Пия XII, по вопросу об атомном оружии.) На первом месте самое ценное — церковь. Ее дело важнее, чем судьбы Империи; ее покой — то есть не что иное, как ее выгода — важнее, чем «безопасность всей земли»! Иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner торжественно ком­ментирует: «Превосходство церковного над государством...»⁵⁶.

В Эфес были приглашены все митрополиты Востока и За­пада, а также епископ Рима Целестин, пославший вместо себя легатов, и Августин, о чьей кончине, последовавшей за че­тыре месяца до Собора, при дворе еще не было известно.

Первым прибыл Несторий. Его сопровождали шестнадцать епископов и эскорт солдат, «как если бы он шел на войну» (Хефеле/ Hefele). При этом солдаты были «самыми миролю­бивыми среди собравшихся бойцовых петухов» (Дальмейр/ Dallmayr). Позднее патриарх вместе с шестью или семью вер­ховными пастырями отказался появиться на Соборе до при­бытия всех участников. Присутствовали: местный епископ Мемнон, со всей своей епархией занимавший сторону Ки­рилла; епископы Малой Азии, которые пытались освободить­ся от господства Константинополя; прибывший с пятнадца­тью палестинскими прелатами Ювеналий Иерусалимский, че­столюбивый оппортунист, стремившийся к независимости от Антиохии и повышению статуса своего кресла до патриарше­го. Он с самого начала тяготел к Кириллу. Сам же Кирилл прибыл морем и уже с Родоса сообщил домой: «Милостью и человеколюбием Христа, нашего Спасителя, мы пересекли это огромное и широкое море при мягких и умеренных вет­рах...»⁵⁷.

Вопреки предписанию императора, Кирилл заявился с грандиозной свитой: примерно, пятьюдесятью египетскими викарными епископами, множеством клириков и толпами во­инственно настроенных монахов, частично безграмотных, но крепких верой. Со времен Афанасия ударная гвардия алек­сандрийских патриархов, с самого начала рекрутировавшаяся из бездельников, санитаров и матросов (кн. 1, гл. 8), была по­слушным орудием епископской политики силы. Эти оголте­лые фанатики не останавливались ни перед чем: они терро­ризировали суд, власти и своих религиозных противников. Взлелеянное и опекаемое высшим клиром монашество по­всюду действовало «самыми жестокими методами для под­стрекательства масс» (Штейн/ Stein). Местный епископ Мем­нон также настраивал жителей Эфеса против Нестория и за­претил ему появляться в местных храмах. Сам Кирилл не только написал в 430 г. пять книг «Adversus Nestorii blasphe­mies» («Против богохульств Нестория») и выпустил тогда же еще три полемических труда «De recta fide» («О справедли­вом правлении»), один из которых он адресовал императору Феодосию, а два других, с подзаголовком: «Ad reginas» («Пра­вительницам») — трем сестрам императора: Аркадии, Мари­не и Пульхерии, а также императрице Евдокии, но и осудил в двенадцати анафематизмах «врага Святой Девы» и его тези­сы тем самым превратившись из обвиняемого в обвинителя. С Несторием он обращался как с закоренелым «еретиком», что представляло собой абсолютное беззаконие, так как по имперскому церковному праву лишь созванный императором Собор имел право разрешать религиозные споры. Кроме то­го, Несторий в многих письмах заявлял, что готов, с извест­ными оговорками, признать за Марией титул «Богородица» (Theotokos) и писал римскому епископу: «Что до меня, так я не против тех, кто хочет употреблять слово Theotokos, если только его не станут толковать, вторя глупости Аполлинария и Ария, как свидетельство смешения природ»⁵⁸.

Собор не был открыт в срок — 7 июня, из-за опоздания патриарха Иоанна Антиохийского, который несколько недель добирался тяжелыми проселочными дорогами, причем неко­торые верховные пастыри занемогли, а множество вьючных животных пало, а также епископов Сирии и Палестины. Од­нако, несмотря на то (или как раз потому) что в депеше Иоанна от 21 июня сообщалось о его скором прибытии, Ки­рилл решил открыть Собор. Стояла жара, и здесь, в Эфесе, многие епископы заболели, а некоторые даже скончались. И еще до того как прибыли преданные Несторию делегаты, Ки­рилл 22 июня 431 г. в главном храме Эфеса, который незадол­го до этого стал именоваться храмом Св. Марии, на свой страх и риск открыл собор. Открыл — вопреки решительно­му запрету со стороны правительства; вопреки (сохранивше­муся в греческих вариантах соборных актов!) резкому проте­сту 68 епископов из различных провинций, которые предо­стерегали, «что все поспешные деяния, на которые кое-кто осмелился, обернутся божественными установлениями и по воле Господа нашего Христа против их дерзости и самонаде­янности»; вопреки императорскому уполномоченному комиту Кандидиану, который, опасаясь, что Собор превратится в «приватный», выражал протест до тех пор, пока его «imperiose et violenter» не выставили за дверь. Таким простейшим способом Кирилл обеспечил себе надежное большинство. Впоследствии это кириллово большинство было провозглаше­но «Третьим Вселенским Собором в Эфесе».

Позднее этот святой, который беззастенчиво тянул одеяло на себя, утверждал, будто несколько сирийских епископов, опередив своих коллег, прибыли в город раньше и от имени патриарха Иоанна, который в то время выступал против Ки­рилла и голосовал против него, попросили Кирилла открыть Собор незамедлительно. Даты, приводимые Кириллом, даже

Камелло доставляют «некоторые затруднения... Но прежде чем подвергать сомнению честность Кирилла, следовало бы предположить, что, быть может, он просто кое-что забыл или перепутал...» А разве сегодня нам не приходится столь часто сталкиваться с тем, что политики кое-что забыли? Что цер­ковь просто не помнит о самом важном? Или, что она пере­путала с движением Сопротивления свое сотрудничество с Гитлером, Муссолини и Павеличем? Нет ничего нового под солнцем.

Кирилл председательствовал над 153 епископами и, со­гласно протоколу заседания, являлся «представителем Целе­стина, святого и достопочтенного епископа церкви римлян». Ведь прибытия папских легатов: епикопов Аркадия и Проек­та, а также пресвитера Филиппа — Кирилл также не стал до­жидаться. Поначалу зачитали много золотых святоотеческих слов про вочеловечивание Логоса и объединение божествен­ного и человеческого в едином Христе. Затем этому эффект­но противопоставили двадцать избранных мест из Нестория, чудовищных «богохульств», которые так потрясли епископа Палладия из Амасии, что он, оцепенев от ужаса, заткнул свои правоверные уши. После этого, с изрядным шумом и перекрикивая друг друга, обрушились на проклятого «ерети­ка», который, по мнению Евоптия из Птолемеи, «заслужива­ет всяческой кары от Бога и людей». В первый же день засе­даний Кирилл добился отлучения от церкви и смещения «безбожного Нестория», проповедника «безбожных учений», которого не выслушали, поскольку он предусмотрительно от­сутствовал, и отправки извещения о произошедшем по адре­су: «Несторию, новому Иуде». В формальном документе го­ворится, что синодалы пришли «к этому печальному пригово­ру, обливаясь слезами. Поэтому оскорбленный им Господь Иисус Христос определил посредством присутствующего святейшего синода, что Несторий лишается епископского са­на и исключается из всего собрания священников». Но то, «что Несторий объявлен еретиком и осужден несправедливо, сегодня является, пожалуй, единодушным приговором исто­риков догматики» (Клаузер/ Klauser). «Пожалуй, — в свою очередь замечает Швайгер/ Schwaiger, — проступок Кирилла с величайшей бесцеремонностью был заклеймен как бес­славный». В то время, как солдаты были вынуждены защи­щать Нестория, Кирилл организовал праздник в свою честь, с факелами и кадилами — постановка столь же подлая, сколь и удавшаяся⁵⁹.

Ликуя, он сообщает клиру и народу Александрии о собы­тиях 22 июня: «Хвала Всевышнему, мы после длившегося весь день заседания вынесли приговор о смещении Нестория и от­странении его от должности епископа. Он был осужден и да­же не осмелился предстать перед священным синодом. При­сутствовало более 200 епископов». Святой сильно преувели­чивает. Под приговором Собора стоят подписи 197 еписко­пов, в то время как на нем присутствовало лишь «около 150 епископов» (Камело/ Camelot и «Справочник церковной ис­тории»/ «Handbuch der Kirchengeschichte»)⁶⁰.

Потом Кирилл рассказывал, что весь Эфес с раннего утра до поздней ночи ждал решения «Священного Синода», а за­тем принялся поздравлять «Священный Синод» и славить Господа «за то, что враг веры был сокрушен». Покинув храм, все, сопровождаемые факельщиками, отправились по кварти­рам. «Иллюминации и торжества охватили весь город, а женщины даже шествовали перед нами, воскуряя ладан! Господь явил свое всемогущество тем, кто хулил его имя»⁶¹.

Вот что обращает на себя внимание: во всем тексте этого письма нет ни слова о провозглашении Марии Богоматерью, что, собственно, и должно было явиться предметом соборных обсуждений! В действительности, она даже не была упомяну та. Соборные тексты не содержат никаких внятных определе­ний Theotokos! «Подобных дефиниций в Эфесе не было сдела­но», — подчеркивает хронист и эксперт Второго Ватиканско­го Собора Камело/ Camelot, но очень скоро в завершении своего описания сообщает: «В Эфесе эта, одновременно чело­веческая и божественная, история породила догматическое определение наивысших религиозных ценностей, из которого вытекает вся реальность (!) нашего спасения». Этим лишний раз доказывается, что у того, кто удостаивается звания като­лического теолога, логика летит ко всем чертям. Что мозги людям этого пошиба даны только для того, чтобы морочить голову другим людям. (Неплохо сказано: эта, одновременно человеческая и божественная, история!) Правда, папа Пий XI, анонсируя свой спектакль в честь Эфеса, неоднократно упо­минал о торжественном провозглашении (solemniter decretum) там Марии Богоматерью. Из этого следует, что кто-то — не иначе как Святой Дух — просветил его, ибо в энциклике «Lux-veritatis»[1] (какая издевка!) от 25 декабря 1931 г. уже не содержится никаких указаний на это провозглашение. Те­перь Пий объявляет, что догмат Богоматеринства представля­ет собой лишь вывод из учения об «ипостасном единстве», каковое учение во время Эфесского Собора также еще не было сформулировано⁶².

Для Кирилла же ни то ни другое не имело большого зна­чения. Поэтому в его письме речь весьма подробно идет только о том, как ему и его окружению воскуряли фимиам, а также о расправе над «еретиком», опасным соперником, которого письменно известили: «Священный Синод, собрав­шийся милостью Божьей и по повелению нашего благочес­тивейшего и всесвятейшего императора в городе Эфесе, — Несторию, новому Иуде. Да будет тебе известно, что ты, по причине твоих безбожных высказываний и твоего непови­новения канонам, 22 числа сего месяца июня отстранен Свя­щенным Синодом и в церкви отныне не имеешь никакого чина»⁶³,

Отец церкви Феодорит, епископ Кирский и участник это­го Собора, писал об этом: «Египтянин вновь неистовствует против Бога и борется с Моисеем и его слугами, а большая часть Израиля на стороне противника, ибо лишь немногие достаточно крепки, чтобы безропотно нести тяготы во имя благочестия... Какой комедиограф когда-либо рассказывал подобную басню, какой автор трагедий сочинил что-нибудь столь же слезоточивое?»⁶⁴

Об этом Вселенском Соборе Несторий говорил, что один Кирилл и был всем собранием, «ибо что бы он ни говорил, все повторяли. Без сомнения, он олицетворял собой весь суд... Он отовсюду созвал лишь тех, кто ему угоден, и сам се­бя назначил судом... Кто был судьей? Кирилл. Кто был обви­нителем? Кирилл. Кто был римским епископом? Кирилл, Ки­рилл был всем». Со своей стороны, папа Целестин I вытребо­вал для себя «промыслом святой Троицы большую часть успе­ха» и похвалялся, что предоставил нож, чтобы «вырезать из тела церкви эту язву — порождение ужасного гниения». (В XX в. католический историк церкви Паланк/ Palanque обна­руживает у «еретика» Нестория дурной характер, а у св. Ки­рилла — «злонамеренность»⁶⁵.)

Папа Целестин провозгласил Эфесский Собор «большим собранием святых», которое стало для него свидетельством «присутствия Святого Духа». При этом Кирилл лишь прикры­вался папой, просто использовал его в своей борьбе как с константинопольским патриархом, так и с императором. Пап­ские посланники никак не влияли на принятие решений, они даже не были представителями всего Запада: епископат Африки и Иллирии имел собственных представителей. В резуль­тате легаты Рима, прибытия которых даже не стали дожида­ться, в пространном отчете Целестину были упомянуты лишь вскользь, что полностью соответствовало их роли, хотя ими и было произнесено несколько цветистых фраз: «святейший и блаженнейший Петр, первый из апостолов и глава апостолов, столп веры и опора католической церкви, принял от нашего Господа Иисуса Христа, Спасителя рода человеческого, клю­чи от царства и власть связывать и разрешать; Он, кто ныне и во веки веков живет и правит в своих преемниках...» и так далее⁶⁶.

Не только Кирилл разыгрывал в своих интересах римскую карту, но и Целестин, бывший тогда не более чем козырем в руках александрийца, приобрел на Востоке известность, ка­кой не знал прежде. И все же заявление его легата, священ­ника Филиппа, включенное в протоколы Собора, послужило для Первого Ватиканского Собора 1870 г. доказательством папской непогрешимости! Во всяком случае, «трагическая бо­рьба патриарха Нестория с Кириллом и Эфесский Собор по­зволили папству наглядно продемонстрировать всему миру на огромной сцене восточной имперской церкви новые римские претензии эпохи декреталий. О трагедии можно говорить с полным правом, так как расхождения в воззрениях антиохий­ской и александрийской школ на проблему инкарнации ни­как не могли рассматриваться как еретические и не должны были привести к расколу. Отправной точкой катастрофы яви­лась затаенная ненависть и непримиримая воля к уничтоже­нию, с которой Кирилл разжигал несторианский спор и довел его до апогея. Самые сильные из его боевых отрядов состоя­ли из монахов, малообразованных, лишенных здравого смыс­ла и поэтому легко впадающих в фанатизм...» Таково мнение католического теолога и историка церкви Георга Швайгера/ Georg Schwaiger об одном из величайших святых католи­цизма⁶⁷.

Но торжественным извещением Кирилла о победе Собор не окончился.

Через несколько дней, задержанные непогодой и «падежем лошадей», появились на всякий случай выведенные свя­тым за скобки сирийские епископы, называемые тогда ориенталами — жителями Востока, во главе со своим патриархом Иоанном Антиохийским, другом Нестория. Сразу же по при­бытии, едва спешившись, они вместе с теми, кто 21 июня противостоял Кириллу, 26 июня в присутствии императорско­го уполномоченного комита Кандидиана объявили себя без сомнения «правомочным Собором. Иначе его не назовешь» (Зееберг/ Seeberg). Пусть этот Собор состоял из существенно меньшего числа участников — всего около 50 епископов, они сместили Кирилла, а также изобличенного в тяжких проступ­ках местного епископа Мемнона, чьи монашеские орды столь рьяно притесняли Нестория, что к нему пришлось приставить военную охрану. (Вердикт о смещении Кирилла в греческих документах содержит 42 подписи, а в латинском варианте Rusticas — 53.) Остальных же соборных отцов новый синод объявил отлученными от церкви до тех пор, пока они не про клянут «еретические» речи Кирилла, «которые открыто про­тиворечат учению Евангелий и апостолов». Меньшинство на­правило императору жесткий протест против «варварского собрания» противников и перехватило адресованное Феодо­сию послание Кирилла, после чего святой вывел на улицы свои боевые отряды монахов, среди которых особенно выде­лялся коптский святой Шенуте из Атрибы Воцарилась пол­ная анархия. Выступившее на стороне Нестория собрание меньшинства едва удалось защитить от разъяренной толпы, хотя и у Нестория имелся свой худо-бедно вооруженный от­ряд, представлявший угрозу для жизни епископов, сторонни ков Кирилла⁶⁸.

Начиная с 10 июля, когда прибыли римские посланники, епископы Аркадий и Проект, а также руководитель делега­ции священник Филипп, соборное большинство до конца ме­сяца собиралось еще пять раз. Уже в своей приветственной речи Филипп отметил, что исход дела фактически предрешен, что следует из послания к Кириллу папы Целестина. После этого второе папское послание было зачитано сначала по-латыни, на чем настояли делегаты, а затем и по-гречески. Со­бравшиеся, явно подготовленные Кириллом, разразились вы­криками: «Справедливое решение! Целестину, новому Павлу! Кириллу, новому Павлу! Целестину, защитнику веры, Целе­стину, единому с синодом! Весь синод благодарит Целестина! Один Целестин, один Кирилл, одна вера синода, одна вера всему миру!» (Каждый немец моего поколения, услышав столь тоталитарные фразы, немедленно вспомнит, правда, бо­лее скромный, чем этот, лозунг времен нацизма: «Один на­род, один рейх, один фюрер!»)

Одна вера всему миру! Да, им этого все еще хочется — ес­ли речь идет об их вере! Их неверии...

Результатом синодальных аккламаций[2] стало объединение Александрии и Рима, так сказать, на паритетных началах. По­этому папский легат Филипп представил дело — на тошнот­ворном поповском жаргоне — именно в римском видении: «Мы благодарны святому и досточтимому синоду за то, что Вы, после оглашения послания нашего святого и всеблаженнейшего папы, присоединили свои святые члены к святой главе посредством своих святых голосов и святых возгласов. Ибо Вашим Святейшествам хорошо известно, что глава... всей веры и апостолов есть блаженный апостол Петр». (Та­кой избыток святости не может не быть ложью¹) И уже на следующий день Филипп сформулировал воззрение Рима на примат. Но епископ Феодор из Анкиры (Фригия) сделал лов­кий выпад против этого замысла. Однако и сам Кирилл не по­мышлял о том, чтобы превратиться в простого уполномочен­ного папы, и вновь подчеркнул приоритет прежнего соборно­го порядка: папы принимают решения синода, а не наоборот! Обе стороны вели себя сдержанно, ибо они были нужны друг другу и взаимно использовали друг друга⁶⁹.

11 июля папская делегация утвердила смещение Нестория. 16 июля Собор большинства объявил смещение Кирилла и Мемнона ориенталами противоречащим канону и недействи­тельным. 17 июля он отлучил от церкви патриарха Антиохии Иоанна (после того, как тот трижды отказался прибыть на за­седания этого Собора) вместе с его сподвижниками и распо­рядился об отстранении их от занимаемых должностей, «вплоть до исправления». Таким образом, каждый из Собо­ров истинно по-христиански проклял другой, каждый, по вы­сочайшему повелению, послал свою делегацию ко двору, а император утвердил решения обоих Соборов. Попытка прий­ти к согласию сорвалась. На стороне Кирилла был и считав­шийся святым аббат Далмаций, якобы 48 лет не покидавший своей кельи. Теперь же он возглавил отряды монахов и устраивал демонстрации перед императорским дворцом, под священные песнопения и в окружении огромных толп народа, пока колебавшийся государь не принял его. Теперь он вынужден был принять решение, он просто обязан был это сде­лать. Но все еще не мог решиться. В начале августа в Эфес прибыл государственный казначей (comes sacrarum largitio
num) Иоанн с посланием от своего господина, которым Ки­рилл, Мемнон и Несторий отстранялись. Когда же в присут­ствии самого Иоанна на собрании обеих партий разгорелся спор, он, «дабы избежать волнений», приказал взять под стражу всех трех главных действующих лиц: Кирилла, Несто­рия и местного епископа Мемнона, причем последнего поса­дили под домашний арест в его собственном дворце.

На этой решающей стадии Собора, когда Кирилл выдви­нул, как бы то ни было, догмат о «Богоматери» и «Богороди­це», в настроении двора «по причинам, которые частично остались непроясненными, наметился поворот» (Библиотека отцов церкви/ Bibliothek der Kirchenvater). Кирилл вскоре бе­жал из-под стражи и в конце октября объявился в Александ­рии. Там он отблагодарил тюремщиков, которые способство­вали его бегству, зачислением их в тамошний клир, но преж­де всего через своих агентов в столице как мог ратовал за продолжение Собора, так сказать, а 1а Кирилл. Теперь сей муж, который столь часто и с таким пафосом говорит о «ха­ризме Церкви» (К. Ранер/ К. Rahner), которого папа Целе­стин I называет «мой святой брат Кирилл», «bonus fidei catholicae defensor» («усердный защитник католической веры»), «probatissimus sacerdos» («справедливейший священнослужи­тель») и «vir apostolicus» («апостольский муж»), которого Афанасий Синайский прославляет как «печать Отцов», вооб­ще, имя которого остается в церковной и догматической ис­тории символом избранного орудия, великого защитника и спасителя ортодоксии — так вот, этот самый муж теперь рас­точительно проливал золото александрийской церкви на им­ператорский двор, который был наводнен его клевретами и ищейками. Святой подкупал людей Бога и светских людей, подкупал всех, кого только можно, и все это — лишь «во имя веры, которая находилась под угрозой» (Грильмейер/ Grillmeier). «Последние теологические переговоры.,, — донельзя искажает этот период, с церковного дозволения к печати, до­миниканец Камело/ Camelot, — все это вещи, на которых мы не будем останавливаться подробно, поскольку они не имеют непосредственного отношения к собору»⁷⁰.

Мы же задержимся тут еще на некоторое время, посколь­ку вряд ли кому-либо придет в голову, что александриец на­воднил двор своими «евлогиями» из благотворительных по­буждений.

Св. Кирилл, награжденный — заклейменный! — декре­том церемониальной конгрегации от 28 июля 1882 г. высшим титулом католической церкви «Doctor ecclesiae» («Доктор церкви»), с купеческой щедростью — в нужный момент он мог все поставить на карту — жертвовал принцессам и при­дворной камарилье лично и через подставных лиц дорого стоящие страусиные перья и ткани, ковры и мебель из сло­новой кости. Высшим чиновникам подсовывались огромные суммы — «его известные средства переубеждения», как иронизирует Несторий, у которого, правда, вскоре пропала охота к иронии — его «золотые стрелы», деньги, много де­нег. Деньги для жены начальника императорской резиден­ции, деньги для влиятельных евнухов и камеристок, которые получали до 200 фунтов золотом. Вследствие всего этого, александрийский престол, хотя и весьма состоятельный, был вынужден сделать заем в 1500 фунтов золотом (100 тысяч золотых), не смог расплатиться и остался в больших долгах. (Когда преемник Кирилла Диоскор приступил к обязанно­стям, он нашел казну пустой — все ушло на эти подкупы.) Короче говоря, учитель церкви Кирилл шел на «широкомас­штабный подкуп» (Каспар/ Caspar), не нанося ущерба своей святости — напротив, даже подтверждая ее таким способом. Иезуит Грильмейер/ Grillmeier с удовлетворением отмечает, что все эти мероприятия Кирилла «попадали точно в цель». В подлинных актах Собора сохранился список «подноше­ний», сохранилось письмо Епифания, архидиакона и личного секретаря (syncellus) Кирилла к новому константинопольско­му патриарху Максимиану — по-видимому, самый ранний источник, в котором упоминается о «подношениях», а по­дробный перечень их содержится в приложении к письму. Отец церкви Феодорит, епископ Кирский, сообщает об этом как очевидец⁷¹.

Догмат дорогой, спору нет. Но остается догматом и по сей день. Успех оправдывает средства. А в данном случае успех не просто оправдал того, кто его достиг, но и послу­жил одним из источников его святости. Ведь благосклонно­сти Святого Духа добивались н добиваются очень часто, и теология, точнее то, что из нее можно извлечь, как правило, влетает в копеечку. Деньги в делах религии и власти задействовались с довольно ранних пор, а чем дальше — тем больше. Иезуит Вахт/ Bacht вскользь упоминает о «больших суммах на подкуп», на которые «патриархи Александрии ни­когда (!) не скупились» — впрочем, это относится и к дру­гим высшим иерархам церкви, например, римским! С помо­щью денег действовали и главы правоверных, и главы «ере­тиков». И христианские императоры расплачивались ими, принимали их. Уже первый из них — Константин — не только осыпал клир деньгами и льготами (кн. 1, стр. 194, 203), но и раскошеливался в пользу бедных, дабы склонить их к христианству⁷².

Разумеется, некоторое значение имело и то, что Богоматеринство Марии стало догматом именно в Эфесе, центре поклонения фригийской Кибеле, языческой богине-матери, и покровительнице города Артемиде, паломничество в храм которой эфесцы наблюдали на протяжение многих веков. Артемида, почитаемая особенно в мае месяце как «спасите­льница», к которой взывали в молитвах, как вечная девст­венница, слилась с Марией. Последние приверженцы боги ни сохраняли в храме ее изображение «и все обломки раз­рушенных колонн и самок оленей, которые они заботливо складывали около этого изображения, в то же время разру­шая в священном рвении все, возводимое христианами» (Мильтнер/ Miltner)⁷³.

Кирилл, которому мир, среди прочего, обязан, как считает Алтанер/ Altaner, «самой знаменитой в древности пропове­дью о Марии» (Нот.; 4), если только она подлинна, что вызы­вает сильные сомнения даже среди католиков, посылал свои «золотые стрелы» точно в цель. Даже благочестивый, благо­словленный епископом «Справочник церковной истории»/ «Handbuch der Kirchengeschichte» не может не упомянуть «о масштабной акции подношений влиятельнейшим лицам сто­лицы», в результате чего патриарх «взвалил на александрий­скую церковь огромный груз долгов». В то же время, «Спра­вочник», похоже, уязвлен тем, что «Несторий позднее оха­рактеризовал все это, как ни горько об этом говорить, как подкуп» — как будто это не было самым чудовищным подку­пом. Как водится в столь деликатных вопросах, католики бук­вально обмусолили языки, приводя не менее деликатные объ­яснения. Так, теолог Эрхард/ Ehrhard, разумеется, выводит огромные взятки учителя церкви за пределы «современного толкования термина», иначе того пришлось бы «решительно осудить», что непозволительно. Итак, он оправдывает это хо­рошо известным тогда «обычаем... не приближаться к любой (?) вышестоящей персоне с просьбой, но без подношения». Но даже для Эрхарда «наше уважение к этому святому было бы больше, если бы он не следовал этому обычаю, а уповал лишь на святость своего дела». А вот как раз этого-то он и не мог.

Но константинопольский патриарх все больше терял поч­ву под ногами. Настроение при дворе резко изменилось. Им­ператор Феодосий II, всю жизнь сильно зависевший от свое­го окружения, а к тому же теперь запуганный террором, который чинили монахи Кирилла, а также, возможно, письмом папы Целестина, который как раз тогда, в 431 г., внушает ему, что истинным правителем его Империи («imperii rector») яв­ляется Христос и Федосий должен защищать ортодоксию, т. е. правоверие, причем римлянин настойчиво подчеркивает приоритет религиозного перед всем «мирским» — император Феодосий II закрыл глаза на свержение Нестория. Тем более что тот и сам допустил ошибку, попросив отставки. Он отка­зался от своей епископской должности и просил государя всего лишь о предоставлении ему права на оглашение во всех церквах эдиктов, осуждающих «болтовню Кирилла», дабы простодушным не было причинено зло. 3 сентября 431 г. Не­сторий отправился в свой старый монастырь около Антиохии. 25 октября его преемником стал пресвитер Максимиан — полный ноль, который совершенно не мешал Кириллу. Равно как и папе.

Целестин поздравил Максимиана с «повышением» и удос­тоил его письмом, выдержанном в начальственных тонах, на­правил пространное пастырское послание Константинопольскому клиру, как если бы он целиком находился под его нача­лом. 15 марта 432 г. он вновь обрушился на свергнутого Не­стория, сравнив его с Иудой, причем сравнение было не в по­льзу Нестория. Он бичевал его «безбожие», но был достаточ­но осторожен, «чтобы не называть его предательство «ере­сью», ибо не всякое безбожие есть ересь». Термин, который можно употреблять в разных смыслах[3]. Называя Нестория «грешником с затуманенным взором», он самого себя выстав­лял в наилучшем свете: «Восстановление спокойствия (!) в церкви и нынешнее благолепие я, промыслом Святой Трои­цы, большей частью отношу на свой счет, ибо это был я, я бросил семя...». И далее: «Чтобы удалить эту язву из тела цер­кви и вырезать ужасный гнойник, мы предоставили не только нож, но и исцеляющую повязку».

Кирилл, разумеется, тоже раструбил о своем триумфе на весь мир и не успокаивался, пока его заклятый враг, этот «хищный волк», этот «новоявленный дракон», этот «ковар­ный человек с распухшим от яда языком», пусть и находя­щийся уже в отдалении и годами ведущий себя тихо, не ока­зался на подвластной ему территории. Сосланный поначалу в Петру (Вади-Муша, Иордания), он был в том же 436 г. переве­ден на край света, в почти безводный район Египетской пус­тыни с дивным названием «Оазис», место ссылки для став­ших неугодными придворных чиновников и уголовников. Под надзором соглядатаев святого и всеми забытый Несто­рий, внутренне, однако, несломленный и до конца своих дней продолжавший считать себя правоверным, влачил жалкое одинокое существование. Его многократно переводили с мес­та на место, пока, после тщетного прошения о помиловании, он не скончался около 451 г., предположительно, в районе Панополя, Верхний Египет. Он оставил миру воспоминания, «Книгу Гераклида», свою (изданную в 1910 г.) скорбную био­графию, в которой он проводит параллели с судьбой своего предшественника Иоанна Златоуста, а также Афанасия и Флавиана⁷⁴.

Несторий пал жертвой согласованной игры Александрии и Рима и, наконец, жертвой двора. Папа Целестин I взывал к Феодосию о помощи, дабы укрепить свое господство. После Собора он без удержу славил монарха, называл его империю, употребляя слова пророка: «Империя на все времена». Этот славный титул останется «неподвластным ни времени, ни ста­рению. Ибо вечно то, что свершилось из любви к Царю веч­ному». Это полностью соответствовало его более раннему высказыванию: «Блаженна Империя, преданная служению делу Господа». В действительности же, в таком случае, блаженна не Империя, а папство. Пусть же так и будет. Ведь об этом-то и речь! Поэтому любая жестокость, подлость и низость — в порядке вещей. Вальтер Ульман/ Walter UUmann справедли­во подчеркивает, что именно папа теперь просил императора устранить из общества Нестория, уже проклятого приговором епископов, Иоганн Галлер/ Johannes Haller видит в этом свидетельство того, «насколько боялись и ненавидели низло­женного», от которого даже ожидали возобновления пелагианского спора⁷⁵.

Летописец Собора Камело/ Camelot предлагает нам типич­ный католически-теологический вывод. По вопросу о том, ка кой же из Эфесских Соборов считать «правильным», он сна­чала полагает, что многие современные историки «усматрива­ют в этом Соборе лишь довольно печальное событие, при­скорбную и запутанную трагедию», инсценированную алек­сандрийским «фараоном» (эпитет Луи Дюшесна/ Louis Du­chesne, католика знаменитого, но изрядно критикуемого), а затем пишет, что в действительности «еще и сегодня очень многие ученые, и даже отличные, среди которых далеко не все являются еретиками, чувствуют себя обязанными дать строгую оценку поведению Кирилла во всей этой истории, а тем самым — и всему Собору; и даже «опорочить» их». Быту­ет мнение, что Камело и сам склоняется к такому же выводу, поскольку он приводит веские аргументы в пользу Собора Нестория и Иоанна и столь же веские — против Собора Ки­рилла, сомнительность и безнравственность которого «совер­шенно очевидны». Далее он пишет: «Присутствия римских легатов достаточно, чтобы признать за Собором Кирилла все­ленский характер, которого не имел синод восточных еписко­пов. Таким образом, в единстве с папой пребывал Собор Ки­рилла, а не Собор Иоанна».

Итак, в очередной раз, как тысячекратно случалось в исто­рии, оказывается: нужно просто действовать заодно с папой, и неправое тут же станет правым. И все же Камело пишет, что многие называют этот Эфесский Собор «разбойничь­им» — ничуть не лучше, чем «Разбойничий синод» 449 г. в том же самом Эфесе. А Хорст Дальмейр/ Horst Dallmayr в своей книге «Четыре великих Собора», вышедшей в католи­ческом издательстве «Кезель», говорит об этом собрании: «фиаско», «самый досадный Собор в церковной истории» — хотя присутствовавшие на нем папские легаты сочли, «что все происшедшее соответствовало канонам и церковным пра­вилам⁷⁶.

Сегодня в Эфесе сохранилось лишь несколько христиан­ских памятников, прежняя соборная церковь лежит в руинах, а в Измире, самом крупном городе в округе, на 450 тысяч жи­телей приходится около 2 тысяч христиан⁷⁷.

«СОЮЗ», ПОЧТИ НЕВЕРОЯТНАЯ ТОРГОВЛЯ ВЕРОЙ И МОШЕННИЧЕСКАЯ ПРОДЕЛКА КИРИЛЛА С МОНАХОМ ВИКТОРОМ

Но когда ветер вновь переменился и весь Восток захлест­нули протесты, Кирилл, чье золото и ловкость одержали победу, ради своего положения отказался от всех теологиче­ских воззрений, которые он отстаивал в Эфесе. Оба синода, несмотря на то что папа Целестин уже в марте 432 г. неодно­кратно поздравил Собор с успешной работой, на самом деле разошлись абсолютно не примиренными. После некоторых колебаний, Кирилл уже в 433 г. пошел на догматическую ка­питуляцию. Он отказался от существенной части своих опре­делений и подписал символ веры, который и Несторий при­нял бы в большей части, если не целиком. В формуле унии Кирилл теперь признал различие между человеческими и бо­жественными свойствами Христа, прежде им отрицавшееся, и стал сторонником типично двусмысленной, компромиссной формулы-Христос есть истинный Бог и истинный человек в «неслиянном единстве», а как следствие: Мария — Богома­терь. «В конце концов это подписал бы и Несторий» (Галлер/ Haller). Да, ныне даже для считающего себя христианином Хорста Даймейра/ Horst Dallmayr «осталось не так много лю­дей, сомневающихся, что Несторий этот символ унии подпи­сал бы от всего сердца. У него просто не было такой возмож­ности, так как никто не представил ему это на подпись». Формула унии слово в слово совпадает с текстом письма-про­теста, против «Анафематизмов» Кирилла — знакового доку­мента, который составил, вероятно, Феодорит Кире кий и ко­торый антиохийские сторонники Нестория еще в 431 г. при­няли в Эфесе и направили в адрес императорского двора. «Радуйся, небо, ликуй, земля», — взывает теперь Кирилл к Иоанну. В качестве ответной услуги за Кириллову подпись, антиохийцы теперь признали законность рукоположения но­вого Константинопольского патриарха Максимиана (на чем продолжал настаивать Кирилл, поскольку именно это было для него самым важным) и признали — что Зееберг/ Seeberg уподобляет «моральному самоубийству» — анафему его пред­шественнику Несторию.

При этом, они учили тому же, что и Несторий! Уже на об­ратном пути из Эфеса, на двух синодах — в Тарсе и в самой Антиохии — они с негодованием заклеймили Кирилла как аполлинариста (это слово, используемое ими как ругательст­во, весьма часто в полемических посланиях) и отлучили от церкви св. учителя церкви вместе с его приспешниками. Епи­скоп Александр из Иерополя продолжал настаивать на опро­вержении Кирилловых анафематизмов, а оппозиционеры во главе с епископами Элладием из Тарса и Евферием из Тианы требовали от нового папы Сикста III осуждения александрий­ца. От Иоанна отпали целые провинции. Но Феодосию не ну­жен был поповский спор. Он привлек к делу Симеона Столп­ника, святого, над которым многие потешались в старое и но­вое время (Гиббон, Теннисон, Галлер). Этот высоко чтимый церковью святой простоял сначала семь лет на маленьком столбе, а затем тридцать — на большом. Предполагается, что он вырвал из «идолопоклонничества» целые племена и, вооб­ще, сотворил такое количество невероятных чудес, что даже для католиков это граничит с «неправдоподобием» (Ветцер/ Велье // Wetzer/ Welte). Однако против клира Симеон, столь щедрый на чудеса и видения, что его даже преследова­ли коллеги-монахи в монастыре Теледы, оказался бессилен. Даже когда трибун и нотариус Аристолай, специальный упол­номоченный Феодосия, присланный в Антиохию, потребовал осуждения Нестория и всех его трудов, ориенталы продолжа­ли сопротивление на синоде. Лишь после обращения патри­арха Иоанна к «светской власти» и решительного вмешательства императорских чиновников, сирийский епископат под­писал анафему Несторию, за исключением сплотившегося во­круг епископа-несторианца Александра из Иерополя незна­чительного меньшинства, члены которого были разжалованы и по инициативе патриарха сосланы в Египет. Коррупция и сила вновь одержали верх. Иоанн же, в 431 г. вместе со всеми своими прелатами сместивший Кирилла в Эфесе, теперь пи­сал: «Низложив Нестория, мы выразили согласие (с право­верными епископами в Эфесе)!»⁷⁸

Это был почти невероятный торг между патриархами Ки­риллом и Иоанном, впоследствии получивший название «уния». К нему приложили руку и два папы: Целестин I, а по­сле его кончины — Сикст III, который с самодовольством, граничащим с цинизмом, писал Иоанну: «Исход этого дела показал Тебе, что значит быть с Нами заодно». В память об Эфесском Соборе этот папа украсил перестроенную им цер­ковь Санта Мария Маджоре мозаичными изображениями Мадонны.

Многие епископы вне сферы влияния Кирилла резко на­падали на него, например, епископ Суксенсий из Диокесарии или Валериан из Тарса. Даже часть его приверженцев, среди которых был и ближайший сподвижник Акакий из Милитены Армянской, антипод Нестория, были настолько возмущены, что Кириллу пришлось выслушивать упреки, да­вать объяснения, в общем, страшно и беспардонно изворачи­ваться, чтобы не лишиться всех своих сторонников. Тем вре­менем Иоанн, связанный с Несторием давней дружбой, ока­зался предателем. И вообще, антиохийцы все больше оказы­вались обвиняемыми, в то время как Кирилл и Александрия, как центр силы, торжествовали. Вскоре после того Феодосий

II и Валентиниан III распорядились о сожжении всех трудов Нестория. «Посмотри же, возлюбленный брат мой, — так расхваливал «всемилостивейших и всехристианнейших им­ператоров» папа Сикст, обращаясь к антиохийскому патри­арху, — с какой чуткостью они посвятили себя делу религии, они неустанно размышляли и не думали ни о чем мирском, пока не потрудятся довольно во имя небесного... Они посвя­тили себя делу Того, кто никогда не отказывался потрудиться во благо их Империи. Они знают, что усердствуют для Того, кто вернет с щедрыми процентами. О том следует петь нам хвалу, что мы свидетели союза земных владык с Царем не­бесным».

Трон и алтарь! «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за это я дам тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу персов!» Так восклицал Несторий уже в своей первой проповеди. Тем временем, он сам оказался «еретиком» — и сокрушен. За исключением существующей в сирийском переводе «Liber Heraclidis» («Книги Гераклида»), от него уцелели, в основном, фрагменты, хотя сам он и не был «несторианцем» и вовсе не выступал против формулы, которую вскоре провозгласили в Халкидоне как правоверную. До самого конца он заявлял о своем «правоверии» — уже его современники говорили о «трагедии Нестория». И по сей день не доказано, что он был «еретиком». Видные исследователи пытаются оправдать его. Историк догматики Рейнольд Зееберг/ Reinhold Seeberg, тол­куя убеждения Нестория по «Книге Гераклида», в которой, кроме язвительной критики Кирилла, присутствует и собст­венная позиция Нестория, приходит к выводу: «На деле в этом учении нет ничего «еретического»... В конечном итоге, оно полностью совпадает с Львом и выводами Халкидона. Разница лишь в том, что последние ограничиваются общими обвинениями и утверждениями, в то время как Несторий столь же добросовестно опровергает своих противников, сколь и развивает свои собственные воззрения. Вряд ли явля­ется преувеличением, когда его книгу называют самым зна­чительным и мудрым опытом разрешения христологической проблемы в истории ранней церкви». Насколько «еретиче­ским» было его учение, пишет католик Франзен/ Franzen, «по сей день остается неясным». Прежде всего потому, что на этой стороне редко признаются в тяжких заблуждениях и преступлениях.

Но несториане, теперь открыто гонимые, толпами бежали в Персидскую империю. Там, где их принимали хорошо, они еще больше ослабляли и без того слабый католицизм. В 485 г. главы обеих церквей — несторианец Барсум из Нисибиса и католик Бабуе из Селевкии — отлучили друг друга от церкви. В том же году Бабуе был казнен. А несториане, после Собора в Селеквии (486 г.) официально отделившись от католиков, существенно расширили сферу своего влияния. Их острая полемика с монофизитами привела к новому противостоя­нию. Тем не менее они продолжали расширяться. На рубеже V—VI вв. они достигли Цейлона и тюркских народов Центральной Азии. В VII в., продвигаясь вдоль Великого шелкового пути, они достигли Китая, где христианство терпели почти два столетия. Многие, как пишет католикос Тимофей I (780— 823 гг.), «взяв с собой только посох и суму, пересекли моря и достигли Индии и Китая». В XIV в. монгольские завоевания предопределили стремительный и глубокий откат. В XVI в. многие несториане, так называемые халдеи и малабарские христиане, присоединились к Риму. В XVII в. многие нестори­ане стали монофизитами (яковитами). Но еще и в XX в. в Ираке, Иране и Сирии сохранилась (небольшая) церковь несториан. Свыше 100 тысяч несториан живут в Курдистане, около 5 тысяч — в Индии и 25 тысяч — в США. Но Несторий продолжает оставаться проклятым Богом «еретиком», в то время как уже Собор в Халкидоне чествовал Кирилла как второго Афанасия и увенчал его титулом «защитника орто­доксальной и безупречной веры»⁷⁹.

В действительности святой был страшно хитер, как, без сомнения, и очень многие другие князья церкви, которые между тем не становятся святыми, а тем более учителями церкви. Этот «защитник веры» с исключительной ловкостью борьбу за устранение своего противника представлял борь­бой за веру, а не за власть. Теперь же, когда он добился влас­ти, оказалось, что вера не так уж и важна, Еще недавно он грозил Несторию словами Господа: «Не думайте, что Я при­шел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч», теперь же, после сокрушения Нестория, весной 433 г. он признается Иоанну Антиохийскому, что «помнит слова Господа: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». Ведь и его учили молиться: «Господь, Боже наш, даруй нам мир, ибо так Ты даруешь нам все». Вот он все и получил!⁸⁰

Все, что было прежде — не в счет. Так же думал и Иоанн, писавший Кириллу: «Что касается причин этих разногласий, то сейчас, в мирное время, нам не стоит останавливаться на них. А Кирилл вторит ему: «Не стоит разбираться в том, ка­ким образом возник раскол. По-моему, более уместно думать и говорить о том, что актуально в мирные времена». И теперь он очень быстро «и окончательно убедился в том... что раскол был абсолютно необоснованным, а потому и ненужным». И с точки зрения веры, теперь все в порядке. Получив от «воз­любленного брата и товарища по служению Иоанна» по­здравление с «безупречным символом веры», он в ответ на эти «святые слова» может только «констатировать: мы дума­ем так же, как Вы. Ибо есть «один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф., 4,5)». Да, теперь все идет как по маслу Ки­рилл, великий борец за веру и защитник ортодоксии, уже больше не настаивал на формулировках александрийской школы. Он принял формулу веры более умеренной антиохийской христологии. У него вдруг обнаружилась «высокая сте­пень толерантности» (католик Эрхард/ Ehrhard). А нытики, критиканы, «непонятливые», «еретики», преисполненные «глупостью» и «небылицами», все, кто «привык ставить все с ног на голову», «извращать» Святой Дух, все, кто «жужжат подобно диким осам и говорят обо мне злые слова» — все они «должны быть осмеяны», им «необходимо заткнуть рот». «Их следует усовестить»⁸¹.

Торг об унии показывает, как мало значила вера для учи­теля церкви Кирилла. Ведь даже пелагианским спором, кото­рый не имел отношения к его жажде власти, он вряд ли инте­ресовался, в то время как папа Целестин (который в деле Апиария не смог добиться победы над католическими еписко­пами Африки) преследовал пелагиан в Галлии и Британии, и вплоть до края тогдашнего мира — до Ирландии, пока сам «не почил в бозе» (Грене/ Grone)⁸².

Таким же мошенничеством, как «торг об унии», но, если угодно, меньшего масштаба, был трюк с монахом Виктором.

Виктор — по всей видимости, аббат — был одним из об­винителей Кирилла из «кучки дерьма Александрии», чьи жа­лобы послужили поводом для созыва Собора. Он был наибо­лее опасен, так как пользовался особым уважением. Его об­винения против Кирилла были опровергнуты в Эфесе. И те­перь, после Кирилловой победы, Виктор опасался за свою жизнь. С другой стороны, и Кирилл опасался авторитета и учености монаха, который импонировал даже императору. Теперь Виктору пришлось сделать заявление, будто бы он никогда не обвинял Кирилла. Эту чудовищную ложь он под­крепил клятвой, после чего ему было разрешено вернуться в свой александрийский монастырь. А Кирилл, святой учитель церкви, не только притворился, что поверил клятве, но и в своём собственноручном оправдательном письме разыграл эту подкрепленную клятвой ложь, «как сильнейший козырь» против императора. Он заявил, что Виктор был оклеветан, так же как и сам Кирилл. Виктор никогда, мол, не обвинял Кирилла, своего патриарха. Так они оба оказались безупречны⁸³.

Благодаря Эфесскому Собору, александриец добился огромного триумфа, не столько теологического, сколько церковно-политического — ради чего все и затевалось. «Значе­ние собора, — подчеркивает Генрих Крафт/ Heinrich Kraft, — в том, что в результате он привел к однозначному осуждению Нестория, а внесению ясности в христологический догмат он способствовал в незначительной степени». Это была победа, прежде всего, над патриархом Константинополя, столицы Империи, но одновременно и над правительством, которое поначалу благоволило Несторию. Патриархат Александрии, со времен Афанасия находившийся на подъеме, теперь до­стиг вершины своего расцвета. Кирилл стал руководителем церкви Востока и даже возвысил «свою мирскую власть в Египте над властью тамошних представителей императора» (Острогорский/ Ostrogorsky)⁸⁴.

СВ. КИРИЛЛ — ГОНИТЕЛЬ ЕРЕТИКОВ И ИНИЦИАТОР ПЕРВОГО «ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РЕШЕНИЯ»

Все вопиющее властолюбие этого святого — типичное для католицизма в целом — удовлетворяется под предлогом борь­бы за веру. Причем опусы Кирилла, сохранившиеся не пол­ностью, занимают десять томов Patrologia Graeca*. Больше со­чинили только Августин и Иоанн Златоуст.

Кириллу постоянно мерещится, что «церкви Бога» угрожа­ет «множество ересей», «проклятые и безбожные учения» иноверующих христиан — «безбожников», которые «очень скоро будут низвергнуты в бездну преисподней», в «силок смерти», если они — чему он способствовал — не «примут позорный конец уже в этой жизни». Утомительный, оглушающе-хаотичный поток его ругательств становится понятным только на фоне его одержимости властью. Политику дьяволизации всех иноверующих христиан, характерную уже для

Patrologia Graeca (лат.) — Греческие отцы Церкви. (Примеч. ред.)

первых веков (кн. 1, гл. 3). он проводит, пожалуй, даже в бо­льших масштабах, вторя своему пресловутому предшествен­нику и учителю — св. Афанасию, «нашему благому и досто­славному отцу», которого ему, правда, удалось перещеголять в жестокости, но не в твердолобости. В стилистической же немощи они были, по меньшей мере, равны. Даже в католи­ческих кругах, что не случайно, в языке и манере изложения Кирилла находят «не много привлекательного». Его слог называют «тусклым, расплывчатым, рыхлым и перегруженным» («Библиотека отцов церкви»/ «Bibliothek der Kirchenvater»). А Алтанер/ Altaner и Штюбер/ Stuiber полагают, что «в литера­турном отношении его труды не многого стоят» — и это еще мягко сказано.

Кто не хочет того, чего хочет он, может быть только «ере­тиком». Тому он приписывает «непонимание»; «гигантское», «безмерное невежество»; «ошибочные представления и ис­порченность» — ибо тот, кто учит иначе, всегда аморален. Ему он приписывает нарушение моральных норм», «грехов­ность», «безумие», «фиглярство и пустую болтовню», «преде­льную глупость». Такие люди — «в высшей степени преступ­ны», они «путанники и клеветники до мозга костей». Они «как бы опьянены или одурманены», они разложились на «дурных дрожжах», они «больны тяжким недугом незнания Господа», они преисполнены «безумием» и учениями «дьяво­льского происхождения». «Они искажают унаследованную нами веру, следуя выдумкам новоявленного дракона» — име­ется в виду Несторий⁸⁵.

Как и подобает святому, Кирилл просто не в силах оста­новить поток своих проклятий. И, разумеется, он требует, на этот раз обращаясь к императору: «Итак, долой блевотину этих людей...» «Долой всю болтовню и пустые разговоры, все безумие и всю ложь пышных фраз!» Как и Несторий, вос­клицавший в своей первой проповеди, обращаясь к импера­тору: «уничтожь со мною еретиков...» и в мае 428 г. добив­шийся эдикта против всех «ересей», Кирилл считал само со­бой разумеющимся, что долгом правителя является истребле­ние «еретиков». Ибо, грозит он, потрясая Ветхим Заветом, «если они не обратятся — сверкнет меч Господа». Господь был не только императором, прежде всего, Господь был Ки­риллом.

Сразу после своего избрания епископом 17 октября 412 г. он резко выступил против дотоле терпимых и вполне «право­верных» новациан. Своей исключительной нравственной строгостью они не могли импонировать как раз Кириллу. От­крыто противодействуя императорскому наместнику, он при­казал закрыть их церкви, их самих изгонять, а их имущество, в том числе и личное имущество новацианского епископа Феопемпта, в нарушение имперского закона, было им прикарма­нено. «Библиотека отцов церкви» прославляет Кирилла за то, что он нанес «смертельный удар» многим сектам, разумеет­ся — «пером», по мнению составителей, его «главным оружи­ем». «О, безумие!» — вновь и вновь восклицает он. «О, неве­жество и безумие помыслов». «О, бабьи мозги и расслаблен­ный разум, который в состоянии только лепетать...» Да, у «еретиков» — лишь «безбожные выдумки», «мерзкие басни» и «чистейший бред». Они постоянно пребывают на «вершине порочности». «Их глотки, воистину, разверстые могилы... на их губах гадючий яд». «О, опьяненные, отрезвитесь от своего дурмана!»⁸⁶

Кирилл преследовал и мессалиан (от сирийского: msalyane — молящиеся), которых по-гречески называли евхитами, или энтузиастами. Эти аскеты, в большинстве своем, по-видимому, из простонародья, с длинными волосами и одетые во власяницы, избегали труда и старались служить Христу самоотречением и абсолютной бедностью. При этом они приветствовали, что особенно не нравилось католикам, со­вместное проживание мужчин и женщин, как выражение «братства». И хотя они были осуждены ранее, Кирилл на стоял на том, чтобы в Эфесе еще раз были прокляты их уче­ние и практика и тем самым загнал их в подполье. Разумеет­ся, они подвергались гонениям и со стороны других. Константинопольский патриарх Аттик (406—425 гг.), которого хвалил папа Лев I, а греческая церковь чтит как святого (по­минается 8 января и 11 октября), призывал епископов Памфилии изгонять мессалиан, как паразитов и мышей. Антиохийский патриарх Флавиан изгоняет их из Эдессы и всей Сирии. Епископ Амфилохий Иконийский подвергает их го­нениям в своей епархии, равно как и епископ Летой из Милитены, сжигавший их монастыри — «разбойничьи логова», по определению отца церкви епископа Феодорита. Тем не менее мессалиане возродились в средние века в богомиль­стве⁸⁷.

Всякий раз, когда Кирилл вступает в борьбу, на одной сто­роне образуется — что характерно для церковной политики двух тысячелетий — бездна заблуждений, безумия, глупости и одержимости. А на другой — он сам, т. е. безупречная пра­воверность. И его «мудрое и разумное изложение не может быть оспорено ни по одному пункту», как скромно аттестует он самого себя. Он и его сподвижники всегда в числе тех, кто утвердил свою веру на несокрушимой скале и сохранил бла­гочестие до конца... Они смеются над бессилием противни­ков. «С нами Бог...». Здесь всегда сияет «свет истины», а там — все преисполнено «неразумием и заблуждениями», там проповедуют «как бы во сне и под дураманом», там не знают «ни Писания, ни силы Господа! Так одумайтесь же, оч­нитесь от своего дурмана...»⁸⁸.

«Самым ярким свидетельством его благородных помыс­лов, — прославляет Кирилла вышедшее при Гитлере очень большим тиражом и с церковного разрешения к печати «Спе­циальное издание», — служит то, что и в борьбе он стремил­ся соблюдать заповедь о любви к ближнему и, смирив свою врожденную резкость, не потерял самообладания даже перед лицом самой подлой злобы своего противника». Ведь и одно­му из новейших исследователей этот святой представляется «ученым, человеком интеллектуального склада», а его борьба против «ересей» — «достаточно сдержанной» (Жуассар/ Jouassard). По крайней мере, на фоне его борьбы с язычниками или, например, евреями!⁸⁹

Патриарх Кирилл, сокрушаясь, что евреям не достает «по­нимания тайны» христанства, и говоря об их «болезни» и «духовной слепоте», называя их «распявшими», «убийцами Бога», обращается с ними в своих трудах «еще хуже, чем с язычниками» (Жуассар). В отличие от большинства старых отцов церкви (кн.1, гл. 2), он наносит им удары не только на литературном поприще. Уже в 414 г. сей «чрезвычайно актив­ный» муж, этот «цельный характер» (католик Даниель-Ропс/ Daniel-Rops) экспроприировал все синагоги Египта и превра­тил их в христианские церкви. В Палестине, в свою очередь, евреи также подвергались все большему давлению. Их сина­гоги сжигались фанатичными монахами. Когда же Кирилл вызвал руководителей многочисленной еврейской общины Александрии и разразился угрозами, евреи якобы ответили насилием и ночной резней, что — по состоянию источни­ков — нельзя ни подтвердить, ни аргументировано опровер­гнуть. Во всяком случае, теперь этот святой, не имея на то полномочий, лично возглавил огромную толпу, штурмующую синагогу. Она была разрушена, имущество евреев было за­хвачено, едва ли не как военные трофеи, а сами они, вместе с женщинами и детьми, были изгнаны. Не менее 100 тысяч че­ловек, а возможно и двести, — без пожитков, без пищи. Изг­нание было тотальным, так что существовавшая уже свыше 700 лет еврейская община Александрии, крупнейшая в диа­споре, прекратила свое существование. Это стало первым «окончательным решением» в истории церкви. «Возможно, этот поступок Кирилла, — говорится в «Библиотеке отцов церкви», — не свободен от бестактности и насилия».

Наместник императора Орест немедленно пожаловался в Константинополь, и тогда в Александрию примчалась орда Кирилловых монахов-пустынников, «уже издалека почуяв за­пах крови и ханжества» (Бьюри/ Вигу), Они поносили Орес­та, крещенного в Константинополе, как идолопоклонника и язычника, и учинили насилие: пущенный камень пробил ему голову. И не вступись за него народ — он мог бы погибнуть. Совершивший покушение Аммон умер под пытками, а Ки­рилл воздал ему почести мученика, каковым его считали далеко не все христиане. В одной из своих проповедей он вос­славил монаха и 3 февраля 418 г. повелел увеличить числен­ность своего штурмового монашеского отряда до 600 человек, несмотря на то, что императорский указ от 5 октября 416 г. сократил ее до 500 человек⁹⁰.

Смерть «мученика», соответственно, повлекла за собой убийство Ипатии.

В ходе беспорядков в Александрии в марте 415 г., которые, по Лакарьеру/ Lacarriere, не только произошли с согласия Ки­рилла, но и были спровоцированы им, была зверски убита Ипатия, известный всему тогдашнему миру и высокочтимый языческий философ, дочь математика и философа Теона, по­следнего из известных нам руководителей александрийского университета «мусейон»[1]. Учеником Ипатии был отец церкви епископ Синесий из Кирены, который в письмах величает ее «матушка, сестрица и учительница», «возлюбленный Богом философ». Среди ее слушателей были и христиане. Напри­мер, с ней любил общаться — к вящей досаде Кирилла — и praefectus augustalis[2] Орест. После того как патриарх распа­лил народ, в своих проповедях клеймя Ипатию как колдунью и распространяя о ней клеветнические слухи, на нее предате­льски напали монахи Кирилла под водительством клирика Петра, затащили в церковь Каисарион, сорвали одежду и буквально искромсали осколками стекла, а ее расчлененное тело было публично сожжено — «первая отмеченная в исто­рии охота на ведьм» (Тисс/ Thiess)⁹¹.

Более того, заодно начали преследовать и язычников. А патриарх Кирилл всеми рассматривался как «духовный отец преступлений» (Гюльденпеннинг/ Giildenpenning). Даже вышедший в 1970 г. (с Imprimatur) сборник «Реформаторы церкви» пишет о нем, как об одном из величайших католиче­ских святых: «Он, по крайней мере (!), морально ответстве­нен за подлое убийство благородной язычницы Ипатии». Ведь и христианский историк Сократ, который на фоне своих со­братьев больше других стремится к «объективности», сообщает, что народ обвиняет в этом преступлении Кирилла и александрийскую церковь. «Итак, можно быть уверенным, что благородная и высокообразованная женщина была самой знаменитой жертвой фанатичного епископа» (Тиннефельд/ Tinnefeld). У язычества в Египте были гораздо более сильные, чем принято думать, позиции В так называемом народе были большие языческие группы, в высших слоях, особенно среди интеллигенции, встречались выдающиеся личности, настро­енные антихристиански⁹².

Язычники, с которыми он боролся так же, как его предше­ственник и дядя Феофил, для Кирилла в принципе ничем не отличались от евреев. Они должны быть «повержены», как поверг их прославляемый Кириллом Осия, «который сжигал идолопоклонников вместе с их рощами и алтарями, искоре­нял все виды колдовства и гаданий и подавлял все уловки дьявольского обмана». Кирилл не преминул добавить: «Тем самым он обеспечил своему правлению признание и похвалу авторитетов; по сей день им восхищаются все, кто ценит бо­гобоязненность»⁹³.

Однако этот святой преступник, человек, который, с од­ной стороны, утверждает, что греческие философы все луч­шее списали у Моисея, а с другой — сам часть своих собст­венных излияний, в большинстве своем столь же скучных, сколь и напыщенных (тридцать томов только «Против без­божника Юлиана» — ровно по десять томов на каждый том книги Юлиана «Против галилеян»!), переписал у других; этот Кирилл, неоднократно изобличенный во лжи, клевете на Не­стория, огромных взятках, Кирилл, виновный в экспроприациях в пользу церкви и в свою собственную, в ссылках, мас­совых жестоких изгнаниях, в соучастии в убийстве, этот дья­вол, который вновь и вновь доказывал, выражаясь его собст­венным слогом, сколь «велик риск» «оказаться врагом Бога и, отклонившись с пути долга, как-нибудь его прогневить» — уже вскоре прославляется как «защитник истины», «пламен­ный поборник точности». Инициатор первого в истории хри­стианской церкви «окончательного решения», за которым по­следовали еще многие и многие «окончательные решения», становится «благороднейшим святым византийской ортодок­сии» (фон Кампенхаузен/ v. Campenhausen), одним из ярчай­ших святых римско-католической церкви, «doctor ecclesiae» и учителем церкви. Ведь даже после гитлеровского уничтоже­ния евреев он остается для католиков «в полном смысле этого слова, добродетельнейшим мужем» (Пиней/ Pinay)! При этом, еще в XVI в. католик Л. С. Ле Нен де Тиллемон с мягким и столь свойственным этой среде цинизмом иронизирует: «Кирилл — свят, но нельзя сказать того же о его поступках». Кардинал Ньюманн, по всей видимости, сбившись с толку, почему-то противопоставляет «внешние проявления» Кирил­ла его «внутренней святости»⁹⁴.

У одного из исследователей, некоего Геффкена/ Geffcken, вопреки его стремлению к непредвзятости и попыткам «ис­кать доброе в обоих лагерях», Кирилл «раз за разом вызывает резкое» неприятие. Он находит у него: «фанатизм без под­линной, не говоря уже яркой, страсти; ученость без глубины; усердие без скрупулезности, неуклюжую задиристость без диалектического навыка и, в конечном счете — отсутствие честности в борьбе...» Таково мнение не только Геффкена, но, пожалуй, почти всех некатолических историков, и оно не беспричинно⁹⁵.

Когда великий святой умер, весь Египет вздохнул с облегчением. В письме, возможно, апокрифическом, но приписы­ваемом отцу церкви Феодрриту, отражено всеобщее облегче­ние: «Наконец, наконец-то он умер, этот скверный человек. Его кончина обрадует переживших его, но мертвецам не по­завидуешь»⁹⁶.

О том, какие люди окружали патриарха, подробнее рас­смотрим на одном примере.

НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ ШЕНУТЕ ИЗ АТРИБЫ (ОК. 348—466 ГГ. !)

Шенуте (на языке жителей Саиса: сын Бога) находился в свите Кирилла на Эфесском Соборе, где ему суждено было «сыграть выдающуюся роль» («Энциклопедия теологии и цер­кви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirche»). Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте — нередкое начало большой христи­анской карьеры. Он довольно рано попал в Белый монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь, и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь. Но даже Иоганн Лейпольдт/ Johann Leipoldt, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он, «наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников». Лейпольдт говорит о «сильном ге­рое», который «столь же скор на кулак, как и на язык...» Ше­нуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни от­кровенного обмана, ни убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие «проступки»: смех или улыбку — десятилетиями варварски истязать, а то и забить до смерти. Для описания подобных случаев Виза в своей «Жизни Шенуте» регулярно пользуется одной и той же фразой: «...земля разверзлась, и богохульник живым рух­нул в ад»⁹⁷.

Истязания особенно популярны у теократических групп. Избивали не только во имя «улучшения» или укрепления соб­ственного «авторитета», но и для магического очищения и устранения вредных миазмов. Уже в иудейском религиозном праве существует телесное наказание, но не более 40, а затем и 39 ударов палкой. (Египетским правом разрешалось 100, а греческим — 50 и 100 ударов.) В христианские времена порка сохраняется и применяется часто; правда, теперь при опреде­лении меры наказания, что примечательно, учитывается со­циальный статус наказуемого! Порка применялась и в качест­ве епитимьи. Так, Шестнадцатый синод в Толедо (693 г.) рас порядился за идолопоклонничество или блуд наказывать лиц низкого сословия ста ударами, однако минимум с V по XIX вв. порке подвергали не только простых мирян, но и самих священников. Постоянно и особенно изощренно применя­лись телесные наказания в монастырях. Еще Жан Поль/ Jean Paul писал: «Католического послушника доколачивали до мо­нашества»⁹⁸.

Шенуте, впадавший то в экзальтацию, то в глубокую де­прессию, каждую мелочь фиксировал на бумаге, любую ерун­ду возводил в ранг государственного преступления. При этом его интересовало «не исполнение важных монастырских пра­вил, но исполнение его воли как руководителя»⁹⁹.

Правда, временами он осознавал всю жестокость своего правления и признавался, что Господь советует ему «прекра­тить эту большую войну» Он дает обет править мягче и пре­доставлять грешников суду небесному. Но подобные порывы редки. Как предполагает Лейпольдт, он действует жестко, возможно, еще с большей беспощадностью, нежели это пред­писывалось монастырским каноном. В любом проступке над­лежало признаться. Доносительство поощрялось и даже вменялось в обязанность. Он собственноручно избивал монахов, так что они часто корчились на полу от боли. Когда один из них скончался от его побоев, Шенуте нашел себе софистиче­ское, вернее, христианское оправдание. Бенедектинец Энгбердинг/ Engberding называет его «натурой, прекрасно со­знающей свое положение». Шенуте — святой коптской церк­ви (поминается 7 абиба, т. е. 1 июля)¹⁰⁰.

Отношение Шенуте к тем. кто отрезал себе гениталии «ра ди очищения», также говорит о его жестокости. Разумеется, сексуальные связи или рукоблудие подрывали строгость за­творничества. Монахам запрещалось беседовать друг с дру­гом в темноте, а монахиня даже на смертном одре не могла проститься с родным братом! Лекарю-монаху запрещалось врачевать женщин, а также детородный орган мужчин. В ре­зультате, похотливые фантазии цвели пышным цветом. И эти «прегрешения» постоянно фигурируют в реестрах грехов Бе­лого монастыря. Тех же, кто, «желая очиститься», отрезал свой пенис — что церковь, при всем ее безумном стремлении к целомудрию, запрещала — святой, ничтоже сумняшеся, вы­брасывал за пределы монастыря. «Положи их, истекающих кровью из ран, на ложе и вынеси на дорогу... Пусть они ста­нут (устрашающим) примером для всех прохожих». Совсем уж немилосердным он, правда, не был. Во всяком случае, он позволяет — это всего лишь разрешение, но отнюдь не пра­вило — этим членовредителям во имя исцеления души околе­вать не прямо под стенами Белого монастыря. Ибо, «если ты хочешь этого во имя Бога, то передай этих их родственникам, дабы они не умирали рядом с нами...»¹⁰¹

Лишь монахинь аббат не избивал лично — видимо, боялся искушения. В этих случаях его замещал постоянный уполно­моченный — некий «старец». И «мать-аббатиса», настоятель­ница монастыря, обязана была ему, «отцу», сообщать обо всех нарушениях, после чего он назначал количество ударов. Лишь послушниц можно было пороть в любое время, не исп­рашивая его согласия. В обоих монастырях, как и во всех остальных, были и дети, хотя об их пребывании там известно не более того, что их телесным наказаниям отводилось «боль­шое значение»; «в Белом монастыре дети всегда пользовались преимущественным правом быть битыми». Их горестное су­ществование в христианских монастырях заслуживает осно­вательного изучения. Равно как и судьба детей в нынешних «христианских» приютах!¹⁰²

О побоях, которые аббат Шенуте назначал монахиням, со­общается в своеобразном письме, сохранившемся в литерату­ре коптского монашества:

«Феное, дочери Апа Гермефа, о которой вы нам вначале сообщили, что она совершила дурные преступления и укра­ла — тридцать ударов палкой.

Сестре Апа Псироса, о которой вы нам вначале сообщили, что она тайно унесла нечто — двадцать ударов палкой.

Софии, сестре младшего старшины, о которой вы нам со­общили, что она упрямо и беспричинно спорила с теми, кто ее наставлял, и многими (другими), и дала пощечину или уда­рила по голове старшую — двадцать ударов палкой.

Дшенбиктор, сестре младшего Иоанна, о которой вы нам сообщили, что ее помыслы и сознание несовершенны — пятнадцать ударов палкой.

Таесе, сестре младшего Пшаи, о которой вы нам сообщи­ли, что она бегала к Сансно, в дружбе и телесном влече­нии — пятнадцать ударов палкой.

Такусе, прозванной Ребеккой, чей рот научился лживым и самолюбивым речам — двадцать пять ударов палкой.

Софии, сестре Захарии — десять ударов палкой. Мне ве­домо за что.

А ее сестра Аполле тоже заслужила удары палкой. Но, во имя Господа и ради покровительства, которым она пользует­ся, мы прощаем ей на этот раз как то запрещенное общение, так и наряд, в который она обрядилась в тщеславном жела­нии... Ибо я знаю, что ей этого (ударов палкой) не вынести, поскольку она очень жирна и толста...

Софии, сестре Иосифа — пятнадцать ударов палкой. Мне ведомо за что.

Сансно, сестре Апа Гелло, которая говорит, что наставляет других — сорок ударов палкой. Ибо иногда она, преиспол­ненная дружбой, бегала к своей соседке, иногда же лгала о тщетных, преходящих вещах, тем самым нанося вред своей душе, которой не стоит и весь мир, а еще менее того картин ка или чаша для питья или кубок, о которых она лжет.

Все эти (удары) нанесет им старец своими руками (то есть, лично) по их ступням. Они же должны сидеть на земле, а ста­роста и Тахом должны держать их ему, а вместе с ними стар­шие женщины. А также те старцы... придерживающие их ступни до тех пор, пока он не прекратит их наказывать, как и нам приходилось вначале делать с некоторыми. Тех же, кто как-нибудь будет препятствовать ему, он должен, придя к нам, назвать. Мы наставим вас, как с ними следует посту­пить. Если же он захочет нанести им больше ударов — хоро­шо, пусть будет так. Но если он захочет нанести меньше — то ему решать. Если он хочет кого-то отвергнуть — хорошо. Ес­ли же его сердце довольно некоторыми из вас, и он захочет на этот раз простить... — хорошо»¹⁰³.

Часто применявшемуся наказанию изгнанием, иногда предшествовали заключение и порка. Но эти и другие чудо­вищные вещи теолог Лейпольдт оправдывает результатом: «Успех налицо: Шенуте практически спас свой монастырь от опасности слишком стремительного роста. Впоследствии к правилам и к их жестокости привыкли...»¹⁰⁴

БОРЬБА СВ. ШЕНУТЕ С ЯЗЫЧНИКАМИ. РАЗБОЙ, РАЗОРЕНИЕ И УБИЙСТВА

Деятельность Шенуте не исчерпывалась интенсивным и широко применяемым битьем. Его террор, главным образом, ассоциируется с искоренением язычества в Египте. В тех кра­ях, где уже Климент Александрийский считал, что люди, по­клоняющиеся идолам, «хуже обезьян» (ср. кн. 1, стр. 169), оно проводилось с конца IV в. в самых насильственных формах¹⁰⁵.

Истребительные походы всегда проходили под водительст­вом епископов и аббатов, для которых даже самые прекрас­ные храмы были очагами заразы и оплотами дьявола. Самы­ми ярыми разрушителями выступали «черноризые сви­ньи» — так греки называли монахов, которые выглядели, как люди, но жили, как свиньи. Эти аскеты были прирожденны­ми разрушителями, а подавленные инстинкты лишь усилива­ли их агрессивность, к тому же ряды их пополнялись всевоз­можными сумасбродами и несуразными личностями. Даже происхождение наиболее выдающихся из них говорит о мно­гом: Шенуте — пастух, Макарий — контрабандист, Мои­сей — грабитель с большой дороги, Антоний — двоечник. Их ученики и единомышленники предпочли «антикультуру» и снискали уважение христианского мира, не в последнюю очередь, благодаря тому, «что вышли на бой с дьяволом почти как «профессиональные боксеры» (Браун/ Brown)¹⁰⁶.

Взбудораженными ордами, зачастую в звериных шкурах, проносились они по стране, опустошали храмы, сжигали и уничтожали шедевры искусства при малейшем подозрении, что они представляют собой изображения идолов. С тех пор как государственные чиновники ослабили борьбу с язычест­вом, монахи взяли это дело в свои руки. Они всегда тут как тут, если уничтожается древняя святыня, сжигается «ерети­ческая» церковь или синагога, а также — если запахнет день­гами. Толпы жаждущих добычи дотла опустошали заподо­зренные в неверии поселения. «Монахи совершают множест­во преступлений», — отважился пожаловаться епископу Амв­росию император Феодосий I и 2 сентября 390 г. приказал выслать их из городов (впрочем, 17 апреля 392 г. император отменил свое распоряжение). Не исключено, что он вспомнил об одном тексте Либания, высокочтимого, убежденного языч­ника (от которого сохранилось множество речей и более по­лутора тысяч писем, которые делают его одной из наиболее понятных нам личностей в античности) Этот текст посвящен монахам, которыми столь пылко восхищались христиане: «Они сжирают больше, чем слоны, и опустошают кубок за кубком», но наловчились скрывать свой образ жизни «искус­ственной бледностью лица». Итак, Либаний жалуется в 389 г. в своем послании императору «Pro templis»[3], что монахи, по­добно диким потокам, проносятся по стране и опустошают ее, разрушая храмы. «Они штурмуют святыни, о, император, хотя еще существует твой закон, таскают за собой поленни­цы дров, вооруженные булыжниками и мечами, а то и без всего этого, полагаясь лишь на свои руки и ноги. После этого, как если бы это добро было бесхозным, они срывают крыши, валят стены, разбивают изображения богов и разрушают ал­тари. Священнослужителям остается выбор между молчани­ем и смертью. Разрушив один храм, они спешат ко второму, к третьему и, в насмешку над законом, хватают трофей за тро­феем»¹⁰⁷.

На разрушение храмов требовалось государственное раз­решение. Закон, дозволяющий это на территории Сирии, был издан в 399 г., а на Западе, где римская аристократия все еще хранила верность старой религии, храмы в том же году пре­бывали под защитой закона. Однако в 407 г., согласно основ­ному закону, изданному при Стилихоне, все языческие хра­мы в окрестностях Рима были конфискованы. На Востоке Феодосий II в 435 г. распорядился об окончательном закры­тии храмов, их очищении (от язычества) или разрушении. Однако это надлежало делать без лишней шумихи (sine turba ас tumultu). А поскольку власти, чиновничество и солдаты за­частую относились к язычеству более терпимо, нежели до­зволялось принятыми под давлением клира указами, этот клир, совместно с простым людом, без всякого права на то, занимался стихийным разрушением храмов. Для описания этого существует эвфемизм: «христианизация». На самом же деле это были «хрустальные ночи»[4] античности. Хотя иезуит Гризар/ Grisar и пытается доказать, что «иногда или даже в большинстве случаев это происходило в ответ на организо­ванные язычниками беспорядки». В восточных провинциях, где христианство преобладало, а сопротивление язычников носило «академический» (Джонс/Jones) характер, уже во второй половине IV в. все больше и больше храмов разрушалось, причем фанатичные толпы нередко в кровь избивали старо­верующих. Известно, что те по возможности отбивались. Но сведения об этом скудны¹⁰⁸.

Террор был загодя подготовлен публицистически, в чем принимал участие и Шенуте.

В своих трафаретных пасквилях он осыпает оскорбления­ми «идолов» и «идолопоклонников», почитателей деревяшек, камней, «птиц, крокодилов, диких животных и домашнего скота». Он высмеивает зажигание огней и курение ладана (что и по сей день практикуется в католицизме), но не для «богов», а — колоссальная разница — для Бога (и его «свя­тых»), При этом Шенуте применяет тактику, и по сей день популярную в религиозных, особенно в католических, кругах: перед народными массами он клеветал грубо и примитивно, разжигая ненависть и фанатизм, а в благородном обществе брал серьезный тон и старался, как бы трудно ему это ни да­валось, завоевать собеседников изысканными манерами. «И поскольку Шенуте не испытывает к язычникам и отправле­нию их культов ничего, кроме презрения, он восторженно приветствует ту кровавую войну, которую ведет в его время христианская чернь против последних эллинистических жре­цов. Он восхваляет «справедливых правителей и полковод­цев», разрушающих храмы и низвергающих идолов. Он раду­ется, когда статуи... уносят прочь. Ему по душе христианские частушки, высмеивающие язычников и их храмы» (Лейпольдт)¹⁰⁹.

Шенуте, враг науки, яро ненавидевший эллинов, католиче­ский зилот[5], громогласно восхвалявший всех сильных мира сего, которые уничтожают храмы и статуи богов (последнее, по крайней мере после убийства императора Юлиана, по мнению Функе/ Funke, «стоит на повестке дня») — этот «ве­ликий аббат» продолжал опустошать страну. Во главе толп по-армейски вымуштрованных, хорошо распаленных и из­рядно оголодавших аскетов — мясо, рыба, яйца, сыр и вино были исключены, разрешался лишь хлеб и одна порция горя­чей похлебки в день — он врывался в храмы, грабил их, гро­мил и сбрасывал в Нил «идолов». Однако все, что представля­ло ценность, что сулило деньги, уносилось в его монастырь. За год до своей кончины якобы в возрасте 118 лет, он подверг подобному набегу один из фиванских храмов. Но теолог Лейпольдт не может не причислить к бесспорным «заслугам» Шенуте то, что «после 450 г. в Верхнем Египте старым богам больше не поклонялись»¹¹⁰.

Святой неоднократно собственноручно упразднял храмы своей родины. «Пример его архиепископа Кирилла вдохно­вил его на то, чтобы добиться больших успехов таким легким и удобным способом», — пишет Лейпольдт и приводит в ка­честве примеров сожжение языческого святилища в близле­жащем Атрибе и храма в деревне Пнеуит (Плеуит). «Язычни­ки, видевшие его деяния, не смели защищаться. Одни бежа­ли, «как лисы от волков». Другие лишь умоляли: «Взгляните на наши святыни», что значило: пощадите святой храм. Лишь немногие находили в себе мужество грозить Шенуте. Мол, если ваши претензии обоснованы, вы можете обратиться в суд и там доказывать их. Действительно, в самый последний момент и среди свиты Шенуте раздались голоса, призывав­шие, быть может, из страха перед возможными последствия­ми, пойти на мировую. Но Шенуте считал, что его долг не по­зволяет ему прислушиваться к подобному. Сделав ставку на благосклонность своего архиепископа и христианского пра­вительства, он хотел во что бы то ни стало завершить начатое дело. Он вынес из храма все, что только можно: священные светильники, магические книги, жертвенные дары, сосуды для зерна, культовую утварь, освященные дары и даже свя­тые изображения богов. С этой богатой добычей он вернулся в монастырь. Возможно, не без оснований Шенуте впоследст­вии упрекали в том, что он присвоил храмовые сокровища с тем, чтобы обеспечить монахам приличный доход, если наста­нут трудные времена. Вскоре дело приняло плохой оборот. Когда один из языческих начальников прибыл в Антиноу, жрецы разграбленного храма пожаловались ему на Шенуте. Если они надеялись, что чиновник-язычник встанет на их сто­рону, то они заблуждались. Они упустили из вида, сколь сильна ненависть народа к ним и сколь велико почитание Шенуте. Короче, утром в день судебного заседания Шенуте прибыл в Антиноу не один. Из всех окрестных деревень и по­местий стекались христиане, мужчины и женщины, столь многочисленными толпами, что все дороги были забиты ими. Час от часу их становилось все больше. Вскоре они заполони­ли весь город, значительную часть жителей которого еще со­ставляли язычники. И когда должно было начаться разбира­тельство, все собравшиеся закричали как один: «Иисус! Иисус!» Восклицания толпы заглушали голос судьи. Процесс был сорван. Шенуте же под громкие торжествующие возгла­сы был сопровожден в так называемую Водную церковь, где он произнес страстную проповедь против язычников»¹¹¹.

К прочим преступлениям: разбою, разрушениям, подстре­кательству и выкачиванию денег прежде всего у богатых землевладельцев-греков — присовокупилось еще и убийство¹¹².

При сожжении большого храма в Панополе был убит бо­гатый предводитель язычников. А поскольку аббат врывался в дома и других знатных лиц, чтобы порушить всевозможных идолов и чертовщину и «очистить» местность, то убивали и там. После того как Шенуте однажды ночью в Ахмине нагря­нул в дом только что уехавшего Гесия, разрушил и сбросил в реку его «идолов», потерпевший пожаловался губернатору. «Жизнь Шенуте» так сообщает об этом случае: «С тех пор как Иисус лишил его (Гесия) его богатств, никто о нем боль­ше не слыхивал». Видимо, это было обычной формулировкой Для сообщения об очередном убийстве, совершенном святым. И когда он, по его собственному признанию, вместе со свои­ми монахами разрушил часто посещаемую языческую статую в Ахмине, город разграбил и поджег, а жителей вырезал, их постигла участь Гесия. Вот как говорит об этом Шенуте: «Бо­льше о них ничего не слышали, и после резни их прах разве­ял ветер...» «Жесткий, суровый, горячий, но и пленительный, завораживающий характер», для которого имела значение «только практика»: «повиноваться Богу и делать свою рабо­ту» (Энциклопедия теологии и церкви/ Lexikon fur Theologie und Kirche)¹¹³.

В «Патрологии» Альтанера/ Altaner, еще одном стандарт­ном католически-теологическом сочинении (с Imprimatur от 1978 г.), Шенуте фигурирует как «выдающийся организатор египетского монашества», «самый значительный автор копт­ской церкви». Эрнст Штейн/ Ernst Stein также восхваляет аб­бата как самого выдающегося религиозного деятеля своего народа, как «культовую личность коптской литературы». Но добавляет к этому, что «своим низким интеллектуальным уровнем и своей жестокостью, не чурающейся собственно­ручного убийства, он дает нам мерило духовой нищеты своей нации»¹¹⁴.

ЕВТИХИАНСКИЙ СПОР

Через несколько лет после торга об унии (433 г.), этого чу­довищного скандала, Несторий, изолированный в пустыне, все еще бедствовал, а его врагов: бывшего друга, а затем пре­дателя Иоанна Антиохийского и св. Кирилла Александрий­ского — уже не было в живых. Но противостояние продолжа­лось и привело к падению Александрии. Монофизитский спор, пришедший в V в. на смену арианскому, расколол цер­ковь и христианский мир еще глубже. При этом, монофизитские «еретики», приверженцы формулы «Mia-physis» («одна природа»), в значительной степени имели право — что само по себе комично — ссылаться на св. Кирилла, поскольку они повсюду «проповедовали ни что иное, как Кириллову или александрийскую христологию» (иезуиты Грильмейер/ Бахт // Grillmeier/ Bacht). Таким образом, этот учитель церкви не так уж далеко отстоит от наиболее распространенной на заре христианства «ереси» Востока. Некоторые исследователи да­же полагают, что он был ее наиболее авторитетным проводником¹¹⁵.

После Нестория патриарший трон Константинополя с 431 г. принадлежал «пустому месту» Максимиану, с 434 г. — честолюбивому Проклу, трижды тщетно претендовавшему на это место и, наконец, после его смерти в 446 г. — честному, но слабовольному Флавиану. В Антиохии после кончины Иоанна в 442 г., в полном соответствии с традицией клерика­льного непотизма, патриархом стал его племянник Домн, чьим советником был, прежде всего, Феодорит, самый вид­ный теолог тамошней школы, «правоверие» которого было несколько шатким. После кончины Кирилла 27 июня 444 г. в Александрии правил его преемник Диоскор, приверженец ра­дикальной Кирилловой теологии, продолжавший традицион­ную борьбу с Константинополем за власть. Швайгер/ Schwaiger пишет, что он был «безудержно честолюбив, беспощаден до жестокости и опирался на имперских военных и боеспо­собные толпы фанатичных монахов». Диоскора католики поч­ти единодушно считают одной из самых прискорбных фигур V в. Однако не случайно, а вполне закономерно, что Кирилл именно его назначил своим архидиаконом и оказывал ему особое доверие. Они были одним миром мазаны. Сюда впол­не вписывается и то, что сразу же после кончины Кирилла Диоскор обвинил своего покровителя в разбазаривании цер­ковной казны, конфисковал его наследство и исключил из александрийского клира многих родственников Кирилла¹¹⁶.

В остальном, в своей борьбе против Константинополя Ди оскор, как и Кирилл, сразу же выступил против столичного патриарха и антиохийской теологии. Но в результате петлю, приготовленную им для обоих своих противников, он затянул на собственной шее. Вероятно, прежде всего потому, что не установил, подобно Кириллу, союз с Римом, понадеявшись, что сможет одолеть и Рим.

На стороне александрийца выступали две влиятельные личности Константинополя: придворный евнух Хрисафий и архимандрит Евтихий.

С того момента как Хрисафию в 441 г. удалось добиться ссылки императрицы Евдокии и нейтрализовать сестру императора Пульхерию, он руководил политикой Феодосия II. Но могущественный евнух враждовал с патриархом столицы Флавианом. За свою помощь Флавиану в избрании того пат­риархом, Хрисафий, вместо ожидаемого вознаграждения, по­лучил лишь освященный хлеб, который он немедленно ото­слал назад дарителю с намеком на то, что у него имеется ап­петит на золото. Третий союзник — архимандрит Евтихий, уважаемый на Востоке настоятель большого монастыря под Константинополем и крестный отец всемогущего евнуха. Бле­стящая троица стремилась ликвидировать унию 433 г. и про­возгласить пресловутые двенадцать анафематизмов Кирилла путеводной звездой «истинной веры», в противовес бесстыд­но торжествующей антиохийской теологии. Патриарх Алек­сандрии Диоскор должен был при этом вновь обрести превосходство над патриархом Константинополя Флавианом¹¹⁷.

Маневр был начат старым аббатом Евтихием.

Католики часто говорят, что он был слаб в догматике, а проще говоря — Дурак от теологии Но в вопросах, касающихся Бога, одни знали и знают ничуть не больше других. В этих делах не помогут ни красноречие, ни изворотливость, ни отсутствие совести. Кто-то может оказаться правым, но по причинам, не имеющим ничего общего ни с логикой, ни с че­стностью, ни с хотя бы минимально достоверным знанием — действительно, откуда бы ему тут взяться! Как бы то ни было, здесь нет ничего «научно обоснованного». Все висит в возду­хе, сплошной обман. Выражаясь словами Канта, «голая идея», «пустые поиски на ощупь, и, что самое прискорбное, при по­мощи пустых понятий». Существует ли что-либо философски более постыдное, чем необходимость распространяться об этом?¹¹⁸

И вот именем Евтихия называется вновь разыгрываемый теологический спектакль, потрясший чуть ли не полмира — евтихианский спор, в ходе которого впервые распадется тра­диционный альянс Рима и Александрии¹¹⁹.

Евтихий, монах с ранней юности, славившийся особым благочестием, был заподозрен в «ереси». Папа Лев, который поначалу хвалил его за усердие, в конце концов пригрозил ему, что «если он останется лежать в грязи своей глупости», то его постигнет судьба тех, чьи «заблуждения» он разделяет. Дело в том, что Евтихий отказывался верить в «две природы Христа после соединения» Он развил пропагандировавшееся александрийской школой учение о соединении божественной и человеческой природ Христа до логического конца — до их полного слияния, т.е. до монофизитства. Эта ветвь христологии восходит к объявленному еретиком епископу Аполлина­рию Лаодикейскому (ум. после 390 г.), который в споре о соединии обеих природ в Господе ограничивал человеческую природу, что тогда еще не заставляло ортодоксов бросаться на баррикады. Целый ряд трудов этого «еретического» епис­копа можно было бы распространять, снабдив подписями «правоверных» отцов церкви, что ныне теологу Генриху Крафту/ Heinrich Kraft представляется фактом отрадным, ко­торый, помимо прочего, показывает «сколь мало даже (!) древние понимали в том, о чем спорили с такой страстью»! И то сказать, не может быть понято то, что пртиворечит всяко­му опыту и основывается на чистой фикции, то есть вымыс­ле. Короче, для обоснования единства личности Господа монофизиты отрицают полноту человеческой природы. Более умеренные «еретики» — после Воскресения, а радикаль­ные — с момента вочеловечивания. В этом, по их мнению, Его человеческая природа отлична от нашей.

Если Несторий настаивал на разделении божественного и человеческого в Христе, на отличии божественной личности от человеческой, то Евтихий проповедовал, что божественное и человеческое в этой личности соединены неразрывно, что человеческое растворилось в божественном — «одна природа после соединения», формула: «Mia physis», которую Евтихий заимствовал у св. Кирилла! Камело/ Camelot признает, что все евтихианство «зиждется на непоколебимой верности формулировкам Кирилла и, прежде всего — формуле об «од­ной природе». Монофизиты признавали в Христе после воче­ловечивания только одну, божественную природу (Mia kai шопе physis). Таким образом, Евтихий оспаривает человече­скую сущность Христа. Он объяснял, что она была поглощена божественностью, «подобно тому, как капля меда поглощает­ся океаном воды». Против этого выступили антиохийцы, опо­рочившие себя унией 433 г. Их новый патриарх Домн, пле­мянник и преемник Иоанна, направил императору протест против лжеучений и клевет монаха Евтихия¹²⁰.

Затем вмешался александрийский патриарх Диоскор I (444—451 гг.). Преемник св. Кирилла, скромно называвший себя «императором Египта», принудил родственников своего предшественника выдать накопленные тем богатства, хотя сам не отказывался от стяжательства. Как и Кирилл, он завел «настоящую, и устрашающую, личную дружину». «Даже (!) в моральном плане он был небезупречен» (Эрхард/ Ehrhard). Подобно Кириллу, он имел при императорском дворе своих шпионов и клевретов. И так же, как Кирилл (а равно как и многие другие епископы), для достижения своих политиче­ских целей он использовал — каков курьез! — монашество: христианскую общность, обязанную своим возникновением идее бегства от мира. Ведь в христианстве все изначальные «идеалы», рано или поздно, превращаются в свою противопо­ложность. Оберегаемый своей личной охраной, архиепископ Диоскор, святой монофизитов, правил, опираясь на голую си­лу, и, при отправлении своего духовного судопроизводства, при случае, прибегал к помощи наемных убийц. В результате, его собственный клир, устав от его беспощадной тирании, об­винил его в желании править в Египте вместо императора (Маркиана)¹²¹.  

Вскоре патриарх вступил в полемику со своим антиохийским коллегой, которая происходила в форме обмена посла­ниями и градус которой все время повышался. Разумеется, за этим стояла застарелая конкуренция обоих патриархатов, тем более что на троне в Константинополе сидел антиохиец Флавиан. Как писал, по поручению антиохийского патриарха Домна, церковный историк епископ Феодорит Кирский: «Диоскор постоянно кивает на трон св. Марка, хотя прекрасно знает, что великий город Антиохия владеет троном св. Петра, главы всех апостолов и учителя св. Марка»¹²².

Протест поступил к верховному пастырю Константинопо ля Флавиану; его «Святейшество» просили не допустить, «чтобы безнаказанно попирались святые каноны, и мужест­венно сражаться за веру». Но Флавиан, человек довольно скромный и боязливый, которого церковная историография предпочитает называть «миролюбивым», хотя подобное опре­деление, честно говоря, едва ли применимо к князьям церкви, не хотел вступать в противоборство с могущественным лидером монашества своей епархии. Несторий, внимательно на­блюдавший из ссылки за полем брани, писал, что Евтихий ис­пользует Флавиана как «слугу». Лишь когда против Евтихия выступил и епископ Евсевий Дорилейский (Фригия), в свое время донесший на Нестория — внушающая страх горячая голова, которой повсюду мерещилась «ересь», человек, кото­рому, причитал Флавиан, «при его религиозном рвении, сам огонь холоден» — ему пришлось вмешаться и вызвать Евтихия в ноябре 448 г. endemousa на синод¹²³.

Первый раз Евтихий не явился из-за данного им обета, второй — из-за болезни. Лишь на третий раз (по действовав­шему церковному праву, вызов на синодальный суд произво­дился трижды, а после третьей неявки обвинение считалось доказанным) он в сопровождении толпы монахов, военных и чиновников префекта гвардии, явился на седьмое и послед­нее заседание синода 22 ноября 448 г. Этой муж, утверждав­ший, что живет в своей келье, как в могиле, на процессе вел себя в манере «удалившегося от мира затворника», который, так сказать, по профессиональным причинам «не мог преры­вать своего затворничества», но «на самом деле, он уже в те­чение десятилетий был в курсе всех церковно-политических коллизий»¹²⁴.

Ссылаясь на кредо св. Афанасия и св. Кирилла, Евтихий отстаивал однозначную — скорее даже радикальную — монофизитскую позицию: разумеется, Христос был настоящим че­ловеком, но его плоть по сути не идентична человеческой. Хотя он до соединения состоял из двух природ но после — нет. Из обеих его природ в момент инкарнации возникла од­на божественная природа (monon physis). Он неустанно твер­дил свой confiteor*: «Верую, что наш Господь до соединения состоял из двух природ, а после соединения я признаю толь­ко одну природу». Даже папа Лев I, по его собственному при­знанию, долго не мог сообразить, что же «ложно» в учении Евтихия! Поначалу даже казалось, что он встанет на его сто­рону, тем более что Евтихий был его союзником в борьбе против несториан. Но патриарх Флавиан собрался с духом и, не преминув пустить слезу, проклял Евтихия за богохульство. Он лишил его должности аббата и священнического сана, от­правил его в ссылку, а в Рим отослал протоколы (gesta) судеб­ного разбирательства, заверенные 32 епископами и — задним числом! — 23 архимандритами и аббатами. Все это, весь свой «груз печали и обильных слез» он сложил к ногам папы Льва. Тот поначалу мало симпатизировал Флавиану, хотя бы из-за хронического раздражения римских епископов тщеславием их константинопольских коллег. По-видимому, Флавиан на­меренно медлил с отправкой документов в Рим. Но в июне 449 г. Лев I предал анафеме Евтихия и его «противоестествен­ное и глупое заблуждение». Теперь он называл ранее считав­шегося большим святошей почти семидесятилетнего главу монахов, который был столь ярым антинесторианцем и дру­гом Кирилла, что последний послал ему экземпляр соборных актов Эфеса, не только «senex imperitus» (старым невеждой), но и «stultissimus» (глупейшим), который не знает не только Писания, но и даже начал символа веры¹²⁵.

Но «волк ереси» не сдавался. Он рассылал по всему свету письма «защитникам веры»: епископам Равенны, Александ­рии, Иерусалима, Фессалоник. Из всего этого уцелело только послание папе Льву I, в котором Евтихий называет все прои­зошедшее заранее спланированной игрой. Там говорится: «Даже моей жизни угрожала опасность, если бы Божьей по­мощью и молитвой Вашего Святейшества (т. е. по недоразу-

Confiteor (лат.) — символ веры. (Примеч. ред.)

мению — К. Д.) военная подмога не спасла меня от яростной толпы черни». Он приложил к сему свой символ веры. Он со­ставил сборник цитат «Отцов», осуждающих двойственную природу Христа. Он пытался воздействовать на народные массы посредством расклейки листовок, которые немедленно срывались по распоряжению патриарха Флавиана. Но Евтихий получил поддержку от императора Феодосия II, которому замолвил за него словечко всемогущий евнух Хрисафий, ис­поведовавшийся у Евтихия. Вместе с александрийским архие­пископом Диоскором они добились у императора согласия на проведение чудовищно дорогостоящего имперского Собора в Эфесе: во имя укрепления истинной веры, как подчеркива­лось в императорском декрете о его созыве от 30 марта 449 г Тщетно пытался полный предчувствий Флавиан, теперь со­стоявший в союзе с папой Львом I, который 16 мая также по­лучил приглашение, воспрепятствовать благочестивому со­бранию¹²⁶.

«РАЗБОЙНИЧИЙ СОБОР» 449 г. В ЭФЕСЕ

Назначенный императором на 1 августа, Второй Эфесский Собор конституировался лишь к 8 августа, в составе, пример­но, 130 епископов. Как и в 431 г. заседали в церкви Марии, месте Кирилловой победы. Согласно императорскому прика­зу, председательствовал александриец Диоскор, прибывший по традиции с двадцатью епископами-вассалами. Папа Дев I поначалу поддерживал с ним хорошие отношения, выражал свое уважение и расположение, надеясь на продолжение взаимопонимания между Римом и Александрией. «Мы наме­реваемся. — писал папа Диоскору 21 июля 445 г., — еще больше поддержать твои начинания, чтобы ты абсолютно ни в чем не испытывал недостатка, ибо, как мы убедились, ты обладаешь духовной благодатью». Когда же с духовной благо­датью было покончено, Лев стал язвительно называть Диоскора «новым фараоном», как прежде называли Кирилла. Бы­ло предрешено: провозглашение единой природы Христа, ре­абилитация Евтихия, отставка Флавиана, как отмщение за го­дичной давности анафему Евтихию, и устранение всех «несториан». За всем следили два императорских комиссара: co­mes святой консистории Элпидий и трибун Евлогий. Они прибыли в Эфес с твердо намеченным планом ведения Собо­ра и с сильным военным отрядом. Феодориту Кирскому, тео­логическому лидеру противной стороны, вообще запретили принимать участие в Соборе. Соборные отцы «эндемическо­го» константинопольского синода предыдущей осени и мно­гие другие епископы — в общей сложности 42 человека — были лишены права голоса. Сам Диоскор прибыл, сопровож­даемый монахами и своей закамуфлированной под санитаров параболан) личной охраной, готовой «на любое насилие» (Каспар/ Caspar) На всякий случай он прихватил с собой и сирийского архимандрита Варсуму (Bar Sauma), известного антинесторианца, которому императорский указ поручил, учитывая его добродетели и правоверность, представлять на Соборе настоятелей монастырей Востока. Варсума же был другом Евтихия, и в нарушение всех традиций — даже не бу­дучи епископом — получил право участия в Соборе и право голоса. Каждого из них сопровождала своя орава дюжих мо­нахов, вооруженных дубьем, причем у Варсумы, как полага­ют, она насчитывала тысячу единиц. Как бы то ни было, эти монашеские орды оказывались чрезвычайно полезными на разных этапах Собора¹²⁷.

Гораздо менее полезными оказались три легата Льва I: епископ Юлий из Путеоли, диакон Иларий, в будущем папа, и секретарь Дульцитий — не зная греческого языка, они за­висели от переводчика, которым был епископ Флоренций из Сард. (Четвертый легат — священник Ренат, которому якобы отводилась важнейшая роль, скончался, добравшись только до острова Делос.) Папские послы доставили послания Льва виднейшим представителям константинопольской знати, а также императору, которого папа тщетно пытался отговорить от проведения Собора. Кроме того, папская почта содержала и «Epistola dogmatica ad Flavianum» («Догматическое посла­ние Флавиану»), так называемый Tomus Leonis, в котором па­па в крайне жестких формулировках отстаивает «единство личности», но «две природы» Воплотившегося. Тем самым па­па противоречит учителю церкви Кириллу, часто говоривше­му о «двух природах» до соединения и об «одной природе» после него — даже о «единой природе воплотившегося Лого­са» (mia physis toy logoy sesarkomene). Подобные взгляды бы­ли объявлены лжеучением еще римским епископом Дамасом в 377 и в 382 гг., а также Константинопольским Собором 381 г.¹²⁸.

      Это послание, в котором «еретик» Несторий, внимательно изучив его в изгнании, нашел подтверждение собственной правоты, согласно позднейшей легенде, положенное Львом на могилу Петра, было поднято чудесным образом усовершенствованным. Тем не менее на Соборе, который анафемствовал учение о двух природах в Христе «после вочеловечивания», оно не было даже оглашено. Диоскор пресек на корню по­пытку папских легатов сделать это. А Ювеналий Иерусалим­ский поддержал его: любого, «кто заговорит о двух природах после вочеловечивания», этот патриарх желал бы видеть со­сланным. Для них учение Нестория было страшнее дьявола. Общий настрой Эфеса был однозначно в пользу Диоскора и Александрии. «Кирилл бессмертен! Живи Александрия, город правоверных!» — вопили соборные отцы А еще они кричали: «Весь мир признал твою веру, о несравненный Диоскор»¹²⁹.

Посланцы Льва в подобных обстоятельствах выглядели не лучшим образом. После их первого, не слишком дружествен­но встреченного выступления, они некоторое время вообще никак себя не проявляли. Когда в заседании под председате­льством Ювеналия 80% синодалов: 113 из примерно 140 уча­стников — согласно намеченному плану, признали правовер­ность Евтихия, епископ Юлий из Путеоли не стал голосовать. А при утверждении обвинительного заключения по делу Фла­виана папские легаты, вследствие различных недоразумений, даже проголосовали за. Лишь после осуждения Флавиана и упрямого Евсевия Дорилейского, бывшего адвоката из Алек­сандрии, выступление которого прерывалось возмущенными выкриками из зала, когда Флавиан во всеуслышание заявил протест и поставил под сомнение «компетентность» Диоско­ра — легат Иларий отважился на краткое вето и швырнул в лицо собранию «contradicitur»[1]. Это явилось кульминацией выступления папской делегации.

      Но тут Святой Дух, что незримо царил в зале, принялся делать это в причудливых формах. Поднялся страшный шум и суматоха. Диоскор дал знак военным — двери отворились, и в помещение ворвались солдаты с обнаженными мечами, александрийские параболаны, личные охранники Диоскора, беснующиеся монахи и визжащая толпа обывателей. Большая церковь Марии огласилась выкриками: «Кто заикнется о двух природах, того — в ссылку!», «Подать сюда Евсевия! Сожгите его, сожгите его заживо! Разодрать его на куски! На куски — за то, что он «раскалывает (единого) Христа». Примечательно во всем этом то, что, как пишет францисканец Геманс/ Goemans, в «выкриках» и «аккламациях» соборных отцов ранней церкви усматривалось тем более сильное и действенное влия­ние Святого Духа, чем дружнее и громче были выкрики. Епи­скопы разбежались по темным углам, либо забились под ска­мьи. Аббат Варсума ополчился на Флавиана, пытавшегося укрыться в алтаре: «Забейте Флавиана!» Константинополь­ский архиепископ позднее тайным посланием, переданным через легата Илария, апеллировал в «резиденцию князя апос­толов». «Нужда заставляет меня, — начинает он свое посла­ние, — надлежащим образом проинформировать Ваше Святейшество (sanctitatem vestram)», — и тут же просит помощи для защиты «благочестивой веры отцов, над которой нависла опасность» — этот константинопольский князь церкви снача­ла попытался спастись в алтаре, но архиепископ Диоскор швырнул его на пол и попинал ногами, в чем спонтанно при­няли участие и другие синодалы, а особенно монахи. Изби­тый Флавиан — обстоятельства и дата его смерти спорны — возможно, он скончался от увечий уже через несколько дней на пути к месту ссылки в Хипайпу (Лидия). (Если все ограни чилось увечьями, в чем сомневаются даже католики. Так, Чедвик/ Chadwick пытается доказать, что Флавиан был убит по приказу св. Пульхерии, которая была заинтересована в его смерти. На следующем Соборе в Халкидоне также поговари вали о том, что Флавиан был не то убит Диоскором, не то за­душен Варсумой. Как бы то ни было, Халкидонские соборные отцы объявили Флавиана — возможно, ставшего жертвой св. Пульхерии — св. мучеником. Поминается 18 февраля.) В 1984 г. Фритс ван дер Мер/ Frits van der Meer просвещает нас во вступлении к своей «Ранней церкви»: «Ландшафт ранней церкви тем и привлекателен для современного христианина, что он находит здесь неразделенную церковь, хотя и дву­язычную, но единую, уверенную в себе, отважную и пото­му — обладающую силой убеждения».

Между тем папский легат диакон Иларий откланялся че­ресчур поспешно — даже не успев захватить свой багаж («omnibus suis»), — чтобы затем основать в Риме, в благодар ность за свое чудесное спасение, капеллу в честь апостола Иоанна, покровителя Эфеса. На нее и по сей день можно по­любоваться в Латеране: Libtratori suo beato Johanni evangelistae Hilarus episcopus famulus Christi (Раб Божий епископ Ила­рий (воздвиг) блаженному апостолу Иоанну за свое освобож­дение)¹³⁰.

Евсевий Дорилейский, смещенный и объявленный еретиком, также смог ускользнуть из Эфеса и воззвал к папе Льву — «единственному, на кого остается надеяться, кроме Господа»¹³¹

А низложенный епископ Феодорит Кирский направил в Рим сразу три в высшей степени льстивых письма: подхалим­ское послание самому папе, другое — архидиакону Иларию, будущему преемнику Льва, а третье — уже покойному к тому времени пресвитеру Ренату, которого он просит: «Уговори святейшего (римского) архиепископа, чтобы он употребил апостольскую власть». И славит папский трон «прежде всего» за то, что его «никогда не коснулось еретическое злово­ние»¹³².

Имперский синод в Эфесе стал величайшим триумфом монофизитов и Диоскора, который держал Собор в руках еще тверже, чем его предшественник св. Кирилл без малого за двадцать лет до этого — свой Эфесский Собор. В отличие от Кирилла, Диоскор уже не нуждался в поддержке римского епископа. Он держал его на коротком поводке и сам стал, опираясь на императора, утвердившего решения Собора, «фактическим хозяином в церкви» (Аланд/ Aland). 113 из присутствовавших на Соборе «отцов» объявили Евтихия пра­воверным и реабилитировали его, Флавиана же низложили, а унию 433 г. расторгли. Разумеется, папа Лев предал Диоскора анафеме, его действия назвал «не решением суда», но «бес­пределом», а сам Собор объявил «поп judicium, sed latrocinium», то есть — «Разбойничьим Собором», собранием, кото­рое, «прикрываясь верой, заботилось о частных интересах (privatae causae)». Впрочем, то же самое может быть сказано и обо всей истории церкви, более того — о каждом верую­щем в отдельности. Не только патриарх Константинополя, но и патриарх Алесандрии Домн II (442—449 гг.), а также Евсевий Дорилейский и епископ Ива Эдесский (этот, восстанов­ленный на Халкидонском Соборе, был, правда, сто лет спустя, в 553 г., вновь осужден эдиктом императора Юстиниана, но­сящим название «Три главы») — короче, все ведущие прелаты-антиохийцы, включая Феодорита, были низложены, про­кляты и отправлены в изгнание. Епископские кресла самых важных епархий Востока заняли приспешники Диоскора. ко­торый отлучил от церкви — поддержанный в этом, правда, лишь десятью египетскими епископами — даже Льва I. По­добной победы Александрия прежде не знавала¹³³.

    Теперь папа отправляет датированное 13 октября 449 г. по­слание «кроткому Величеству», «христианнейшему и досточтимейшему императору» Феодосию. В начале своего посла­ния он делает смелое утверждение, что все обернулось бы иначе, если бы последовали его указаниям. Ибо, если бы не воспрепятствовали прочтению его послания «священному со­бору» (который он и назвал «разбойничьим собором»), то, под воздействием изложения его «истинной веры, на кото­рую нас вдохновили небеса и верность которой мы храним твердо, прекратился бы звон скрещаемого оружия, а с бого­словским невежеством» — можно подумать, что в богословии имеется что-нибудь, кроме этого! — «было бы покончено. Ревность клириков», — каковая процветает и по сей день, — «лишилась бы призрачного повода для своей вредоносности». Папа осудил и то, что «при вынесении приговора присутство­вали не все участники Собора». Так же обстояли дела и на Эфесском Соборе 431 г! «Нам сообщили, что некоторые про­сто не были допущены, что других, по-рабски готовых на что угодно, — так, должно быть, это были вовсе и не еписко­пы! — протащили скрытно. Они покорились... произволу, по­ставили свои безбожные подписи, доподлинно зная, что им придется навсегда распроститься со своими креслами, если они не подчинятся его (Диоскора) приказу». Можно поду­мать, что на Соборах, руководимых католиками, когда-нибудь бывало иначе!¹³⁴

Итак, папа Лев настаивал на том, чтобы отменить «этот гнусный, неправильный приговор, это вопиющее святотатст­во». Ведь с некоторыми неумными людьми дьявол порой иг­рает злую шутку, подсовывая яд, когда те ищут лекарство». Ах, как содрогнулось тут сердце Льва! Он просит Его Величе­ство о проведении Собора «на итальянской земле», дабы бы­ли урегулированы все спорные вопросы и восстановлена братская любовь. Римлянин великодушно соглашается допус­тить на него даже епископов Востока. Он движим желанием «излечить» сошедших с праведного пути истинной веры «це­лительным лекарством». «Даже закоренелый преступник не должен быть лишен единения с церковью, если он исправится». Но если нет — пусть примет яд от католицизма, то есть пусть немедленно будет «лишен кресла». Одна сторона не уступает другой в коррумпированности и жажде власти¹³⁵.

Но как бы папа ни проклинал решения Собора, которые он полагал преступными, и считал себя смертельно оскорб­ленным ими, он все же не осмелился ни самостоятельно, ни посредством синода публично оспорить эфесские решения, а тем более отменить их. Это стало бы нарушением, в той или иной мере, имперского церковного права, согласно которому

Вселенский Собор имел верховную юрисдикцию во всей цер­кви. Когда позднее он отсылал в Галлию часть актов Халкидонского Собора, exemplar sententiae, то не побоялся выма­рать из полного текста приговора Диоскору сюжет о том, как Диоскор проклял его самого: западным епископам вовсе не следовало знать даже о возможности подобного¹³⁶.

Разумеется, Лев настойчиво апеллировал к императору. Он вновь и вновь писал: «Я заклинаю Вас, не взваливайте на себя бремя чужого греха!», «...освободите Вашу благочести­вую совесть от вины». Он молил его «во имя святой Троицы... и во имя святых ангелов Христовых». Он заклинал его от имени всех своих епископов, всех церквей «нашей половины Империи». Он обращался к «кроткому Величеству, обливаясь слезами». Он называл его: «Всехристианнейший и коленоп­реклоненно почитаемый император». Но писал он и (правда, уже скончавшемуся) св. Флавиану, клиру и монахам Констан­тинополя, всем гражданам этого города, епископам Востока, Италии и Галлии. Он всех призывал на борьбу за католицизм. Но прежде всего он прикрывался Пульхерией, самой стар­шей властолюбивой сестрой императора, которая воспитыва­ла его в строго христианском духе, хотя сама нарушила ран­нее данный обет девственности, послужив в этом примером для своих сестер. В силу своих полномочий, полученных им от св. Петра, папа просил ее, «постоянно поддерживающую церковные начинания», ходатайствовать перед Феодосием. Свое письмецо Пульхерии присовокупил и столь чудесным образом спасшийся в Эфесе диакон Иларий. Лжемонахиня, очевидно, считалась важнейшей проримской фигурой в им­ператорском доме Константинополя.

    Но сам правитель решительно встал на сторону Диоскора. На празднике в честь «престола Петра», который отмечался 22 февраля в церкви Св. Петра, папа Лев I смог уговорить им­ператора Валентиниана III, его мать Галлу Плациду и его супругу, дочь императора Феодосия II, Лицинию Евдоксию, а также сестру императора Валентиниана направить «кроткому Величеству» в восточный Рим четыре письма с просьбами об отмене решения имперского Собора в Эфесе. Высокопостав­ленные дамы писали, «мешая слова со слезами», «едва в си­лах говорить, преодолевая печаль», но Феодосий остался не­преклонен. Лев это ловко придумал, так как эти послания двора буквально сочились подобострастием перед римским престолом, обладающим «самым большим авторитетом»; ав­тор и авторши были большими католиками, чем Папа Рим­ский. Но Феодосий запретил любое вмешательство «патриар­ха Льва» в дела Востока, назвал Собор «Божьим судом», а его результат «чистой правдой». Флавиан, «повинный во вредных новшествах», понес, мол, заслуженное наказание. «После его деления в церквах воцарились мир и полное единодушие . » Преемником «блаженного Флавиана», которого послание Льва уже не застало живым, стал александрийский apokrisiar при константинопольском дворе Анатолий, собственный пре­свитер и креатура Диоскора. Он, в свою очередь, посадил на патриарший престол Антиохии своего ставленника Макси­ма¹³⁷.

Но теперь, когда Диоскор Александрийский, как раз гото­вился повелевать всей церковью Востока, он рухнул с высот триумфа. Заурядный несчастный случай повлек за собой ра­дикальный поворот имперской и церковной политики.

28 июля 450 г. погиб, упав с лошади на охоте, до последне­го момента поддерживавший монофизитов, всего лишь соро­кадевятилетний император Феодосий II, последовательный оппонент папы. Он не оставил после себя наследника. Св. Пульхерия, его лицемерно благочестивая сестра, некогда вы­тесненная с политической сцены Хрисафием, захватила браз­ды правления государством, и первым деянием нового прави тельства стало убийство всесильного евнуха Хрисафия, дей­ствовавшего заодно с патриархом Александрии. Затем Евтихия доставили из его монастыря и содержали под стражей в предместьи Константинополя. А папа Лев немедленно углядел в этом «преумножение милостью Божьей католических сво­бод».

      Действительно, ветер теперь переменился. Полковедец Аспар, сильный человек Востока, 25 августа привел к власти ге­нерала Маркиана (450—457 гг), который только что женился на 51-летней, до и после вступления в брак сохранявшей дев­ственность св. Пульхерии, и стал ее соправителем. Маркиан, который, как пишет Проспер/ Prosper, был «тесно связанным с церковью» новым человеком, открытым противником моно­физитов и всего лишь прихотью императрицы, неоднократно предлагает папе проведение Собора для «спокойствия хрис­тианской религии и католической веры». Но Лев, теперь уве­ренный в поддержке правителя, более не нуждался в Соборе Господь, пишет он Маркиану, призвал его «для защиты ве­ры», и заклинает того именем Господа нашего Иисуса Христа не допускать обсуждение этой веры на каком-либо Соборе. Тело Флавиана было торжественно погребено в кафедраль­ном соборе Константинополя, аббат Евтихий был отлучен от церкви на Поместном Соборе, а доселе победоносный патри­арх Александрии Диоскор обвинен в хуле на Св. Троицу, в «ереси», осквернении реликвий, в воровстве, убийстве и так далее. Александрия «вновь становится ареной кровавых, по­рожденных нетерпимостью столкновений» (Шультце/ Schultze). Епископы тут же единодушно отреклись от Диоскора, взвалили на него всю вину и уверяли, будто прежде были вы­нуждены подчиняться силе И Анатолий (449—458 гг.), кото­рого Диоскор сделал патриархом Константинополя, тотчас по настоянию вступившей в брак «монахини» пополз к кресту, на сей раз к римскому, предал своего благодетеля Диоскора и отправил в Рим множество покаянных заявлений эфесских синодалов. Но он вел двойную игру. Антиохийский патриарх Максим также собирал заявления с проклятиями Несторию и Евтихию. От Диоскора отрекся даже его собственный архи­диакон — и стал, как известно, патриархом Александрии¹³⁸.

Итак, патриархат, одерживавший в борьбе за восточную церковь на протяжении трех поколений победу за победой, все же утратил свое ведущее положение. Его стремление к власти окончательно потерпело крушение. Отныне несколь­кими сотнями восточных епископств безраздельно правил его константинопольский конкурент. Он далеко превосходил Александрию и Антиохию, равно как и епископа Рима, кото­рый правил теперь лишь на большей части Италии и Илли­рии, но усердно и энергично плел свои сети на Востоке. Правда, здесь не все было гладко.

ХАЛКИДОНСКИЙ СОБОР, ИЛИ «МЫ КРИЧИМ ВО ИМЯ БЛАГОЧЕСТИЯ»

Еще 9 июня 451 г. Лев попросил императора Маркиана, ввиду военных тревог, отложить проведение Собора. Но Маркиан уже принял другое решение. Так начинался извест­ный Четвертый Вселенский Собор, последствия которого ска­зывались и спустя столетия. По сравнению с предыдущим, «разбойничьим Собором», он был не менее срежиссирован­ным и, по крайней мере в отдельных эпизодах, не менее бур­ным.

Как обычно, Собор был созван императором, а его уведо­мительное послание от 17 мая 451 г., адресованное всем мит­рополитам, начиналось словами: «Божественные дела должны быть поставлены превыше всех вещей». Монарх определил также, не посовещавшись с каким-нибудь епископом или «папой», время и место проведения Собора, что тогда было в порядке вещей. (Поначалу была выбрана Никея, но затем остановились на Халкидоне, современный Кадикёй, на проти­воположном Константинополю берегу Босфора.) И разумеет­ся, папа Лев I «Великий» подчинился без всяких возражений, хотя вовсе не желал Собора, неоднократно высказывал это и подчеркивал, что в более спокойные времена хотел бы прове­сти Собор в Италии. Но поставленный перед свершившимся фактом, он писал 26 июня 451 г. в своем приветственном по­слании епископскому собранию: «Надлежит одобрить благо­честивую рекомендацию августейшего правителя, который соизволил созвать вас для уничтожения силков дьявола и вос­становления мира в Церкви. Чтя право и честь блаженного апостола Петра, он пригласил нас своим письмом почтить на­шим присутствием досточтимый Собор. К сожалению, недо­статок времени и древний обычай не позволяют сделать это. Однако пусть ваше братство видит меня председательствую­щим (praesidere) на вашем Соборе в лице братьев.., послан­ных апостольским троном»¹³⁹.

Вслед за этим прибыли папские легаты: в качестве особо доверенного лица, для которого папа добивался права предсе­дательствовать на Соборе вместо себя («vice apostolica») — епископ Пасхазий из Лилибойма (современная Марсала на Сицилии), а также епископ Луценций из Асколи, римский священник Бонифаций, епископ Юлиан Косский, который являлся советником и экспертом по Востоку, и некий секре­тарь. Но папское приветственное послание им удалось зачи­тать только на специальном заседании ближе к концу Собо­ра! На открытии Собора 8 октября 451 г. в церкви Св. Евфимии центральный неф занимали: императорские уполномоченные, консулы, сенаторы, префекты — не менее восемнад­цати человек. Сам император так или иначе оказывал решаю­щее влияние на работу Собора из своего «божественного дворца», а в заседании 25 октября он вместе с императрицей присутствовал лично. Только после его одобрения решения Собора получали законную силу. И утверждение папы Пия XII в его энциклике 1951 г. «Sempiternus Rex Christus», посвя­щенной 1500-летию Халкидонского Собора, будто это церков­ное собрание проходило под председательством папских лега­тов и приоритет Рима был признан всеми соборными отца­ми — лживо, равно как и аналогичное высказывание Пия XI в его энциклике 1931 г. «Lux veritatis» к 1500-летию Эфесского Собора. Не говоря уже о прочих (обслуживающих рим­ские притязания на верховенство) тенденциозных искажени­ях и исторических подтасовках в циркуляре Пачелли¹⁴⁰.

Но католические богословы — от выдающихся до менее значительных, вплоть даже до мелких сошек, вплоть до иезу­ита Якоба Линдена/ Jacob Linden — лгут, непременно с impri­matur: «На всех Вселенских Соборах всегда (!) председатель­ствовали папы или их представители». Вплоть до католиче­ских апологетов Коха/ Koch и Зибенгартнера/ Siebengartner: «Никогда и ни одно церковное собрание не проводилось без председательства папы или его представителей». Вплоть до католика Й. П. Кирша/ J. P. Kirsch; «Председателями на Со­борах были папские легаты». Вплоть до католической «Эн­циклопедии теологии и церкви»/ «Lexikon fiir Theologie und Kirche»: «...председательствовал папский легат». Что ж тут удивительного! Ведь уже на Халкидонском Соборе легат Луценций свидетельствовал против Диоскора: «Он осмелился проводить Собор без святого престола, чего никогда не было, и что никогда не дозволялось». Так два тысячелетия подряд католики лгут на весь мир¹⁴¹.

Папа Лев I хотя и пытался зарезервировать за собой право председательствовать на Соборе 451 г. — но не получил его! Он ходатайствовал перед императором Маркианом, чтобы вместо него («vice теа») председательствовал Пасхазий, и от­писывал епископам далекой Галлии, что его «братья» вместо него «председательствуют на восточном Соборе». На самом деле — только на одном заседании! Даже голландский фран­цисканец Мональд Геманс/ Monald Goemans, предполагая, что читатель соборных актов, «учитывая исключительную роль императорских комиссаров, может прийти к выводу, будто в их руках находились бразды управления Собором», сам же неоднократно констатирует, что именно они «предсе­дательствуют», «председательствуют» и еще раз «председате­льствуют»: на первом, втором, четвертом и пятом заседаниях. На шестом (25 октября) — когда присутствовали император и императрица Пульхерия и когда был торжественно принят халкидонский символ веры. На заседаниях с восьмого по сем­надцатое. Да, они крепко держали Собор в своих руках. Они, а ни кто другой, всякий раз спасали Собор в критические мо­менты¹⁴².

Разумеется, устами представителей государя вещал сам Святой Дух — как бывает всякий раз, если речь идет о благе римской церкви. Если же нет — то вещает дьявол. (Почему Святой Дух вообще допускает, чтобы дьявол получал слово, чтобы речь заходила и о не-благе римской церкви, чтобы это случалось даже на признаваемых Римом Соборах, даже на «Вселенских», как, например, на Константинопольском 381 г. или, как мы покажем, на Халкидонском — то тайна самого Святого Духа.)

Лев I ни в коем случае не хотел допустить дискуссии по вопросам веры. Папы вообще недолюбливают подобные деба­ты, настоящую полемику, особенно касательно догматики. Соборным отцам Лев сообщает в своем приветственном по­слании, что не должно остаться никаких сомнений о том, «че­го я желаю. Давайте же, возлюбленные братья, навсегда от­ринем дерзостное обсуждение Богом данной веры Пусть умолкнет тщеславное неверие заблудших, пусть окажется под запретом отстаивание того, во что нельзя верить...» И импе­ратора Маркиана он заклинал в своем послании от 20 июня

451    г.: «И никакой дискуссии о возможности возврата к прежней практике!»¹⁴³

Не исполнив просьбу папы о председательствовании на Соборе, не прислушались также и к этому его призыву. На­против, императорские комиссары упорно настаивали на этих дискуссиях. Однако проект символа веры, разработан­ный комитетом Собора, был решительно отклонен на пятом пленарном заседании 22 октября. Папские легаты пригрозили отъездом и проведением Собора в Италии. Император оказы­вал давление на синодалов: либо новый символ веры — либо перенос Собора на папскую территорию. Предпочли выбрать новый символ веры. Епископы покорились и составили но­вую редакцию символа, основанную на доктринальном сочи­нении Льва. Это произошло не потому, что признали автори­тет римлянина в вопросах догматики, но из-за убежденности, что его «Tomos» не выходит за рамки ортодоксальной веры¹⁴⁴.

Этот Собор — триумф ортодоксии, был одним из представительнейших собраний старой церкви. В нем принимало участие около 600 епископов. Кардинал Хергенретер/ Негgenrother говорит о числе участников от 520 до 630. Под со­борными актами (praxeis, actiones), которые содержат матери­алы заседаний, не всегда в хронологической последовательно­сти и, как правило, не совпадают в цифрах, стоит максимум 452  подписи. В действительности же «присутствовало от 350 до 360 отцов» (францисканец Геманс/ Goemans). На первом заседании (8 октября) патриарху Диоскору было предъявлено обвинение, на третьем (13 октября) — он был низложен. Но его учение осуждено не было! Предусмотрительный Диоскор больше не являлся на заседания и, со своей стороны, отлучил папу от церкви. Собор лишил его епископского кресла и всех духовных званий (впоследствии император сослал его снача­ла в Кизикос, затем в Гераклею и наконец в Гангру в провин­ции Пафлагония, где он и скончался через несколько лет). Злодеем, дабы не терять всех прочих злодеев, оказался оди­ночка — подобная тактика применялась уже в деле Нестория. Итак, из-за страха перед репрессиями собрание приняло в точности ту формулу, которую предложили: председательст­вовавший император Маркиан, которого называли «новым Давидом», «новым Павлом», «новым Константином» и даже «священником» и «вероучителем» (!), папа и Константинопо­льский патриарх Анатолий. Эта формула стала основой всех ортодоксальных толков: греческого православия, католицизма и протестантизма. Эта формула диофизитства — один Хрис­тос в двух природах¹⁴⁵.

Подобно тому, как на Никейском Соборе символ веры удалось принять лишь благодаря императору Константину, по причине чего Иоганн Галлер/ Johannes Haller издевательски именует его «константиновским», так и в Халкидоне оконча­тельную формулу «удалось принять лишь под интенсивным политическим воздействием: только грозный ультиматум им­ператора привел к недвусмысленному и окончательному ре­шению вопроса о соотношении божественной и человече­ской природ в Христе, что и было зафиксировано в формуле символа веры» (Каверо/ Kawerau). Ведь сам папа Лев I при­знавал решающую роль императора в победе Собора над но­вой «ересью», «...поскольку святым... усердием Вашей крото­сти было уничтожено пагубное заблуждение...»¹⁴⁶.

      И позднее халкидонский символ однозначно связывался с личностью императора. Должно быть, не слишком ошибался несторианский патриарх Элиа из Нисибиса (975—1049 гг.), когда писал в своей книге «Доказательство истинности ве­ры»: «Но император сказал: «Надо принять не две личности, как у Нестория. не одну природу, как у Диоскора со товари­щи, но — две природы и одну личность». Это свое повеление он отстаивал силой, поражая мечом всякого противоречащего и говоря: «Из двух зол выбираем меньшее»... Наши люди... учили, что императорское воззрение порочно и предосудите­льно, что он не прав, и стойко держались своей старой истин ной веры, в которой ничего не поменялось, которая никогда не становилась причиной насилия, которая не нуждалась ни в посредничестве, ни в подкупе. И не деньгами утвержда­лась...»¹⁴⁷.

Большинство соборных отцов вряд ли было способно вникнуть в теологические тонкости. Умственный уровень многих епископов можно исчерпывающе представить себе по официальной справке Антиохийского Собора 324—325 гг., со­гласно которой большинство епископов «ничего не смыслят (даже) в делах церковной веры»! По тому, что на Соборе в Эфесе 449 г. многие епископы даже не могли написать собст­венное имя и просили других расписаться вместо себя! По тому, что и на Халкидонском Соборе заседало сорок безгра­мотных епископов! Даже современный католик подчеркивает чудовищно низкий уровень «тогдашнего епископата Восточной Римской империи» (Хааке/ Haacke). Разве дела в Запад­ной Римской империи обстояли иначе? Да, по общему при­знанию, еще хуже!¹⁴⁸

Правда, формулу: «один Христос в двух природах» — ни­кто так и не смог понять. Различать, не разделяя; соединять, не смешивая! Да, великое таинство. По сей день никому не­понятное. Об этом догадываешься, читая разъяснения бенедектинца Хааке, который сравнивает монофизитов «с нацио­нал-социалистами»: «В отличие от монофизитского смеше­ния, подчеркивалось примешивание; вместо искаженного не разрывного соединения теснейшее взаимопроникновенное существование»! Но ведь нуждались-то в абсолютно божест­венном Господе! Равно как и в абсолютно человеческом! Но прежде всего нуждались — в епископском кресле!¹⁴⁹

Зачитывание догматического послания Льва (epistola dog­matical, называемого на Востоке Tomos Льва, а в коптских ис­точниках — Tomos злого Льва, и целиком ориентированного на антиалександрийскую христологию, которое состоялось на втором заседании, 10 октября, проходило под восторженные выкрики: «Это вера отцов, апостолов! Мы все верим так, пра­воверные верят так! Анафема тому, кто верит не так! Это Петр говорит устами Льва! Так учил Кирилл! Вечная память Кириллу! Лев и Кирилл учили одинаково! Анафема тому, кто учит не так!» Высокопоставленным бойцам за веру не пона­добилось на размышление трех дней, остававшихся до следу­ющего заседания: «Никто из нас не сомневается, мы уже все подписали», — кричали они. Позднее такого триумфа пап­ский авторитет не знал четыре века, вплоть до Четвертого Константинопольского Вселенского Собора 869—870 гг.¹⁵⁰.

С формулой «Петр говорит устами Льва!» католическая догматика и апологетика больше не расставались, тем более что ее запустили в оборот восточные епископы. Всякий раз, когда потчуют историческими «доказательствами» догматиче­ского авторитета пап, подается и она. Но вот что пишет католический теолог и историк церкви Швайгер/ Schwaiger: «Тщательное изучение источников показывает, что Халкидонский Собор для обоснования принятия Tomus Leonis ни­где не ссылается на некий безусловный догматический авто­ритет папы... Часть епископов, по всей видимости, приняла Tomus Leonis только под серьезным давлением императо­ра»¹⁵¹.

«Шедевр» Льва — сегодня без сомнения более пригодный к снятию тяжелейших нарушений сна, нежели к снятию са­мых заурядных сомнений в вопросах веры — сплошь и рядом (дадим хотя бы поверхностное представление об этом) выгля­дит следующим образом: «Рождение во плоти есть свидетель­ство человеческой природы, но рождение от Девы — знак божественной силы. О детстве Младенца можно судить по про­стоте его колыбели, о величии Всевышнего свидетельствуют голоса ангелов... Тот, Кого коварство дьявола искушает как человека, Тому как Богу служат ангелы. Голод, жажда, уста­лость, сон — очевидные проявления человеческой природы; но пятью хлебами накормить пять тысяч, дать самаритянке живую воду, так что испивший ее никогда вновь не испытает жажды, идти по воде, аки по с уху, запретить ветрам и морю, чтобы сделалась великая тишина — несомненно проявления божественной природы. Не говоря о многом другом, если не может принадлежать одной и той же природе: скорбящим сердцем оплакивать умершего друга — и своим приказом вновь пробудить к жизни его, четыре дня пролежавшего в гробу; висеть на кресте — и день превращать в ночь и содро­гать стихии; быть пронзенным гвоздями — и открыть врата рая уверовавшему разбойнику, то одной и той же природе не может принадлежать и: «Я и Отец — одно», и: «Отец больше, чем Я»¹⁵².

Вряд ли кто-нибудь воскликнет: «Отлично рыкнул, Лев!»*.

Неудивительно, что критически настроенные историки

Фраза из комедии В. Шекспира «Сон в летнюю ночь», ставшая в Гер­мании «крылатым» выражением. (Примеч. ред.)догматики, как Харнак/ Harnack или Зееберг/ Seeberg, оце­нивают Tomos Льва крайне отрицательно. Удивительнее то, что Эрих Каспар/ Erich Caspar не отказывает ему в «убедительности». «Убедительная пробивная сила для самых широких масс» — спору нет. Ведь самые широкие массы поверят во что угодно!¹⁵³
      Быть может, папскую затею, эту раздражающую бездухов­ную душевную экзальтацию, попытку perse[2]объяснить не­объяснимое, облечь плотью призрак — лучше всего проком­ментировать советом, который св. Иероним дал священнику Непоциану по поводу отношения к болтунам и пустомелям: «Предоставим же невеждам бросаться пустыми словами и бойкостью языка восхищать чернь. К сожалению, люди не­редко слишком самонадеянны и пытаются объяснять то, чего сами не понимают. И в конце концов, объяснив что-то другим, сами себе мнятся светилами. Нет ничего проще, чем дурачить простой люд и его сборища потоком слов, ибо чем меньше у слушателей знаний, тем легче добиться их восхищения»¹⁵⁴.

С точки зрения умственных способностей, подавляющая часть блестящего соборного общества, в котором каждый де­сятый из высокочтимых господ не умел читать и писать, ко­нечно же, представляла собой вышеуказанное «сборище». Что не мешало работе их органа речи. Ведь обсуждались не только и не всегда догматические проблемы, иногда можно было и промолчать под благовидным предлогом. Обсуждались и скандалы. Как, например, распря между эфесскими еписко­пами Бассанием и Стефаном. Доходило до форменных пота­совок, к таким сценам между отцами, ведомыми Святым Ду­хом, что даже католик Георг Швайгер/ Georg Schwaiger «по большому счету» не видит разницы между Четвертым Все­ленским Собором и «разбойничьим Собором» в Эфесе! Рейн­гольд Зееберг/ Reinhold Seeberg, отмечая «исключительно безрадостное впечатление», к тому же подчеркивает, «что все протекало не менее бурно, чем на разбойничьем синоде». Ему почти дословно вторит Каспар/ Caspar. Протоколы засе­даний наглядно показывают, что синодалы погрязли в собственных распрях и все быстро окончилось бы фиаско, если бы государственная власть не навязала им предельно жесткий регламент¹⁵⁵.

    Комиссары императора выражали неудовольствие «пле­бейскими» выкриками епископов. Те же визжали: «Мы кри­чим во имя благочестия и ортодоксии».

В то время как Диоскор, положение которого изначально было столь же безнадежным, как положение Нестория в 431 г. в Эфесе, остался верен себе и продолжал отстаивать свои взгляды, епископы, всего лишь двумя годами ранее вос­хищавшиеся им, единодушно отвернулись от него. Уже на первом заседании, вечером при свечах, было принято реше­ние о его низложении. Его бессовестно предали. «Долой Диоскора-убийцу!» — кричали они и обзывали его «еретиком», оригенцем, хулителем на Св. Троицу, сластолюбцем, осквер­нителем реликвий, вором, поджигателем, убийцей, государст­венным преступником и т.д. Дело происходило на третьем за­седании, 13 октября, когда он in absentia[3] был низложен¹⁵⁶.

При появлении на Соборе Варсумы, заявившего о себе как о несторианце, вновь поднялась буря возмущения: «До­лой убийцу!» Епископ города Кизикос кричал: «Он убил бла­женного Флавиана. Он был там и кричал: забейте его!» Дру­гие верховные пастыри вопили: «Варсума погубил всю Си­рию». Варсума оставался непоколебим. Когда появился исто­рик церкви, епископ Феодорит Кирский, верный друг Несто­рия и противник Кирилла, а одновременно «одна из величай­ших фигур того времени» (Камело/ Camelot), и даже «своеоб­разный Августин Востока» (Дюшесн/ Duchesne), «отцы» из Египта, Палестины и Иллирии огласили храм оглушительным ревом: «Вышвырнуть Иуду, врага Господа! Не называйте его епископом!» «Он еретик! Он несторианец! Долой еретика!» Но даже «Августин Востока», епископ Феодорит, враг Кирил­ла и друг Нестория, после недолгого сопротивления, предал его. Поначалу он заявлял: «Прежде всего, уверяю Вас, что я не претендую на епископство...» Поскольку именно на негото Феодорит и претендовал. А когда ему пригрозили, что он не будет восстановлен в должности и вновь будет осужден, он заявил для протокола: «Пусть Несторий останется в ссылке, равно как и всякий, кто не признает Святую Деву Богородицей (theotokos), а также всякий, кто делит единственного Сына надвое... И в заключение: приветствую всех Вас!»

И в заключение: приветствую всех Вас!

Лишь тринадцать прибывших с Диоскором египетских епископов нарушали единодушие. Они не признали Евтихия виновным и упорно отказывались принять догматическое по­слание Льва: «Нас убьют, нас убьют, если мы сделаем это». Ни уговоры, ни угрозы не помогали. Они настаивали по меньшей мере на отсрочке до выборов нового александрийско­го патриарха. Они желали сохранить верность вере отцов и предпочли бы умереть тут же, нежели быть забитыми камня­ми по возвращении в Египет. Все это происходило с большим пафосом, под громкие стенания епископов, и в результате от императорских чиновников была получена отсрочка до появ­ления нового владельца александрийского патриаршего пре­стола. И все же формула о «двух природах, как мы вскоре увидим, приведет к страшным эксцессам в Египте и Палестине¹⁵⁸.

28-й КАНОН

Принятие двадцати семи канонов прошло для Рима почти без проблем (если не иметь в виду каноны 9 и 17, расширяв­шие права константинопольских патриархов). Но на заседа­нии 29 октября был принят последний, «28-й канон», который доставил догматическим победителям: «Великому» Льву и папству — жесточайшую головную боль, церковно-правовую и церковно-политическую. Ведь этот канон стал «глубинной причиной всех будущих разногласий... и остается таковым по сей день» (Делгер/ Dolger)¹⁵⁹.

      Епископское собрание, видимо, подобным способом ото­мстило Риму, навязавшему ему при помощи императора дог­матическую формулу, и узаконило верховную власть патри­арха Константинополя на всем Востоке. Ссылаясь на третий канон Второго Вселенского Собора (Константинополь, 381 г.), наделивший Константинопольского епископа «почетным вер­ховенством», правда, вслед «за римским епископом», Халкидонский Собор теперь «уравнял в привилегиях» патриархов Рима и нового Рима (Константинополя). Кроме того, Констан­тинополь получил право — в силу «издавна существующей традиции» (consuetudinem, quae ex longo iam tempore permansit) — посвящения в сан в епархиях Азии, Понта и Фракии. Это значило, что в этих епархиях епископ Константинополя получал право рукоположения в митрополичий сан. Тем са­мым, он кроме почетного верховенства обретал и юрисдик­цию над огромной территорией на Востоке. Хотя за старым Римом и сохранялось право первенства, новый Рим получал такие же привилегии. Папские легаты, по-видимому, не имев­шие инструкций для обсуждения конституционно-правовых вопросов, сознательно, но недальновидно проигнорировали решающее заседание, а на следующем — выразили самый ре­шительный протест. В ответ на требование комиссаров пред­ставить каноны, на которые ссылались обе стороны, Пасхазий процитировал шестой канон Никеи, правда, в сфальсифи­цированной римской редакции. Этот канон в латинском вари­анте, датируемом 445 г., озаглавленный «De primatu ecclesiae Romanae», начинается со слов: «Римская церковь всегда обла­дала верховенством (primatum)». Однако эти слова представ­ляют собой интерполяцию, т. е. позднейшую вставку, поско­льку они отсутствуют в константинопольском варианте того же самого канона. Легат Луценций, епископ Геркуланума, усомнился в добровольности подписей и утверждал, что отцов-синодалов одурачили, что они были принуждены, введе­ны в заблуждение и поставили свои подписи под давлением. Ответом ему стало многогласное, если не единодушное «Ни­кого не принуждали!» Некоторые верховные пастыри засвидельствовали, что они подписывались добровольно и не име­ют возражений против принятого решения. Императорские секретари все скрупулезно внесли в протокол, затем состоя­лось голосование — и 28-й канон, вопреки протестам рим­ской делегации, был принят: «Зачитанное одобрено всем си­нодом».

      Естественно, Лев I был явно доволен решениями Собора, но лишь в той части, где они касались веры, «in sola fidei cau­sa». Но вообще-то римлянин не желал уравнения в правах Рима и Константинополя, новой имперской столицы. В пись­ме императору он признавался, что был «болезненно удив­лен», когда дух тщеславия вновь нарушил едва восстановлен­ный мир в церкви. Ведь в церковных делах должны царить иные, нежели в светских, принципы, «alia ratio est rerum saecularium, alia divinarum». Фактически же 28-й канон соответ­ствовал принципу, четко сформулированному еще Антиохийским синодом (328/329 гг.), согласно которому цивильный статус территории определяет и ее церковный ранг. С импе­ратором Лев вел себя сдержанно, а вот с другими: св. Пульхерией, патриархом Анатолием и Юлианом Косским — он бу­шевал. Обуреваемый властолюбием, «архиепископ» Рима, как его славили синодалы после окончания Собора, не одобрял стремления Константинополя к верховенству, в сердцах на­зывая это: «необузданной алчностью», «безмерным превыше­нием полномочий», «дерзким самомнением», «неслыханной наглостью» и попыткой (как говорится в письме к константи­нопольскому патриарху Анатолию, которому он писал, пожа­луй, особенно резко) «подорвать самые святые каноны. Види­мо, тебе почудилось, что настал благоприятный момент, что­бы, подчинив себе александрийский престол, который поте­рял свое второе по рангу место, и антиохийскуто церковь, утратившую свое третье место, обесчестить всех митрополи­тов»¹⁶⁰.

Александрийское «папство» было сокрушено Римом в со­юзе с императором. Ныне же Лев, по всей видимости, опа­сался «папства» константинопольского, столичного. Опасался всерьез, поскольку Рим даже на Западе перестал быть столи­цей Империи; ею стала Равенна. Превознося Никейский Со­бор как «особо божественный» и уличая константинополь­ского патриарха Анатолия в «низменном властолюбии», Лев разносит в пух и прах Константинопольский «Вселенский» Собор 381 г. Он полагает, что «ровным счетом ничего не зна­чит», если для собственной выгоды процитирована «руко­пись, которую шестьдесят лет назад якобы сочинили какие-то епископы» — документ, который ни один из предшественни­ков Анатолия не доводил до сведения апостольского трона. «Этот заведомо ущербный и давным-давно канувший в Лету (!) документ, ты теперь, по прошествии стольких лет, пытае­шься подкрепить, выманив у братьев (халкидонских синодалов) мнимое одобрение...» В то время как греческая церковь в общем и целом придерживалась 28-го канона, Лев объявил (в письме к императрице Пульхерии) одобрение его еписко­пами «недействительным» и отменил его «силой авторитета блаженного апостола Петра полностью и навсегда» (in irritum mittimus et per auctoritatem beati Petri apostoli, generali prorsus definitione cassamus)¹⁶¹.

Даже иезуит Алоиз Грильмайер/ Alois Grillmeier откровен­но признает, что 28-й канон интересовал папу «явно больше, чем догматический итог Собора». Он признает, что Лев «ни­мало не вникал в реальное положение в восточных церк­вах»¹⁶².

При всем при том, этот папа делал вид, что он чрезвычай­но заботливый и самоотверженный человек. «Я ощущаю себя настолько проникнутым любовью к сообществу братьев, — писал он своему константинопольскому сопернику, — что не удовлетворю просьбы ни одного из них, если знаю, что это пойдет ему во вред...» И не раз Лев маскировал под братскую любовь к ближнему свое безмерное честолюбие. Например, борясь против св. Илария Арльского (Галлия) — очередное противостояние двух святых — он завершает свое послание галльским епископам нижеследующими словами: «Мы борем­ся за право рукоположения в ваших провинциях, но делаем это не для себя, как, возможно (!), по своему обыкновению пытается представить Иларий, дабы ввести вас в заблужде­ние; мы взяли на себя заботу хранить это право для вас, дабы не было места новшествам и дабы никто не дерзнул свести ваши привилегии на нет»¹⁶³.

Кем же был этот папа, упрекавший, зачастую справедли­во, других епископов, даже святых, в самонадеянности и дер­зости, сам же без всяких на то оснований произносивший дерзкие речи, как ни один из римских епископов до него? Скрывавшийся под маской альтруиста, создававший види­мость заботы о сохранении привилегий других епископов, при этом отнимая их?

 

 

[1] «Contradicitur» (лат.) — протестуем. (Примеч. peg)
[2] Per se (лат.) — самостоятельно, лично. (Примеч. ред.)
[3] In absentia (лат.) — заочно. (Примеч. ред.)
* D11 о (лат.) — равно как. (Примеч. ред.)
Кенотаф (от греч. kenotaphos — пустая могила) — погребальный па­мятник у народов Др. Греции, Рима, Егнпта и др. в виде гробницы, в действитель­ности не содержащей тела умершего (сооружался в том случае, когда прах покойно­го оказывался недоступным для погребения. (Примеч. ред.)
* Автор ошибается. Герцог Амадей Савойский был избран папой в 1439 г., а сложил с себя саи в 1449 г. (Примеч. ред.)
* «Мусейон» (греч.) — основанная Птолемеями в III в. до н. э. в Алек­сандрии научное учреждение. (Примеч. ред.)

[1] *Praefectus augustalis (лат.) — наместник императора. (При­меч. ред.)
[3] «Pro templis» (лат ) — «В защиту храмов» (Примеч. peg)
[4] «Kristallnacht» (нем.) — «хрустальная ночь»: название организо­ванных фашистами еврейских погромов в Германии в ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. (Примеч. ред.)
[5] Зилот (греч. zelotai — ревнитель) — представитель радикального кры­ла иудейских повстанцев в Палестине в период Иудейской войны. (Примеч. ред.)

[1] «Lux veritatis» (лат.) — «Свет истины». (Примеч. пер )
[2] Аккламация (лат. acclamatio — крик, восклицание) — приня­тие или отклонение собранием какого-либо предложения без под­счета голосов, на основе реакции участников собрания, выражае­мые возгласами, репликами и т п. (Примеч. ред.)
[3] Ирония автора. Irrglaube (нем.) — ересь, заблуждение, неверное мнение. Следовательно, можно читать: «Не всякое безбожие есть заблужде ние» или «Не всякое безбожие — неверно». (Примеч. ред.)

[1] Иеродул (греч.) — священный раб. Раб, принадлежащий божеству. (Примеч. ред.)
[2] S u b specie auternitatis (лат.) — с точки зрения вечности. (При­меч. ред.)
[3] Fides (лат.) — символ веры (Примеч. ред.)

[1] Примас — первый епископ в католической церкви. (Примеч. ред.)
[2] Laesa majestas (лam.)— оскорбление величества (Примеч peд)

Примечания

¹ [579], I. 162.

²  [1344], 275.

³  [1284], 348.

⁴  [1491], III, 171. [102], 93—94. [613], 35.

⁵  Socrat. h. е. 7,7,4; 7,11,4; 7,13,9. [384], «Религия», II. 45. [102], 65 [294], I 242, 276—277, 393. [923], 154—155.

⁶  [813], 489. [92], II, 10. [1188]. V, 162. [1343], 370—371 [1344], 238—239 [294], I. 276—277.

⁷  Socrat. h. е 5,10; 6,21—22. Soz h e. 7,12; 8,1. [863], 1. А., IX, 601; 2. А., IX. 798. [92], II. 44—45.

⁸  Socrat. h. е. 6,2—3; 6,7. Pallad. dial. 5. Soz. h. e. 8,2. Theodor. h e. 5,27 [554], 84. [92], I, 167; II, 12, 177. [243], I, 313—314. [230], 143—144 [219], I. 131 [294], I, 405. [251], 216. [19], 249—250 [1356], 125, 130

⁹  [162], 1. [1270], 189. [277], 103 [102], 201. [1395], 349 (947], 18. О монаше­ской аскезе в античности подробно: [325], 80.

¹⁰  Cod. Theod. 12,1,63. Cod. Just. 10,32,26. Soz. h.e. 8,9,4. Kyrill. Scythop. Vi­ta Sabae c. 19; 35. [1343], 450. [14091. 672—673 [70], II, 292—293, 307, 310. [102], 64. [228], 180. [1395], 343. О роли монахов в хорватском усташистском госу­дарстве ср: [322], 223, 240, 244. [326], II, 210, 233. См. также: [330]. Ср. также пред. примеч.

¹¹  Pallad. dial. 6—7. Isid. Pel. ep. 1,152. Theophil. ep. 92. Socrat. h. e. 6,7. Soz. h. e. 8,11. Hieron. ep. 90; 96; 98; 100. Ср.: Anastas. I. ad Simpl. bei Hieron. ep. 95. [1491]. VII 844; II, 177. [776]. 347 [554], 145. [92], II. 166. [553]. Ill, 49. (1343], 450 [775], 171—172. [1360], HI, 162. [579], I, 103—104. [230], 145. [102], 201—202. (1344], 239, 262—263. [251], 215—216. [585], 131—132. [1395], 346.

¹²  [1344], 242. Работа содержит указания на источники. Ср. также пред примеч.

¹³   Neue Zeitung 24. Juli, 1950. Цит. по: [1520], 263. К этому: [326], II, 372. Ср также: Kirchenzeitung fur das Erzbistum, Koln 18. Febr., 1951

¹⁴  Hieron. ep. 83—84; 86. ad Theophil. ep. 94; 99. de nom. Hebr. praef. vir. ill. 54. [435], 116. [553], III, 51, 56—57. [92], II, 176—177. [775], 172. [251]. 215—216 [585], 1, 128.

¹⁵  [38], 322—323, 331—332.

¹⁶  Chrysost. hom. in Mt. 61,3. horn, in Jh. 47,5; 69,4; 74,3. Horn in Rom. 11. Horn in 1 Thess. 11,3—4. Socrat. h. e. 6,4. Soz. 8.3; 8,6, 8,9. Theodor. h e 5,28,2 5,29. Pallad. dial. 8; 13. Ps. Cypr. sing, cler: Alph. Anton. 5. [554], 139. [1208], 44. [92], I, 141; II, 53, 134. 142, 161.[951], 12, 17—18, 35—36. [243], I, 313—314. [251], 218 [1395], 344—345. [325], 182. (1356], 135.

¹⁷  Soz. 8,9,4. [1395], 344—345.

¹⁸   Chrysost. hom. 3,2; 7,2. ad pop. Ant. hom. 4,4. in: Vidi Dominum hom. 3 act. apost. Цит. no: [554], 85. (92], II, 37 Ср. таже: [622], III, 39, IV, 160. 187— 188.

¹⁹  Chrysost. sacerd. 1,8. hom. 22. ]622], IV. 160.

²⁰        Hieron. ep. 51,1 Socrat. h. e. 6.7; 6,10. Soz. 8,12; 8,14; 8,17,1. Pallad. dial 6, 8; 16. Epiphan. haer 64. (863]. 1. A., Ill, 728; 2. A.. Ill, 944 Altaner в [1144]. V, 910. [554], 147—148 [1343]. 371—372. [92], II. 185, 194, 280 [775], 172. [230], 147 [219], I, 150—151. [1360], HI. 162. [1344], 239, 263, 275 [581], 237. [251], 214—215, 220 [38], 315. [585], 129—130. [1356], 136—137 Gilbert Murray цит no: [947], I, 7.

²¹  Pallad. dial. 8. Socrat h. e. 6,14. Soz. 8,14 [554], 150 [92], II, 197. [752], 541. [251], 220. [1395], 346—347 [1526]. 216—217.

²²   [1279], 77. [102], 156—157. Ср. также: [1344], 276. [1356], 138 Schneider. Olympias в: [933], 227—228

²³   Hieron. ep. 82,1. [622], III, 355. [553], III, 88 [1344]. 279 С указанием ис­точников. Ср.: [243], I, 320.

²⁴  [1344]. Ср. с. [553]

²⁵  [1344], 280.

²⁶  Pallad. dial. с. 8. Chrysost. hom. ante exilium; cum iret in exil. Socrat h. e. 6,16. Zos. 5,23. Theodor. h. e. 5,34,4 Soz. 8,15: 8,18. [554], 155. [1343], 372. [92], II, 200, 226, 233, 244—245, 258. [243], I. 320—321. [559], 37 [1360], III, 262. [230], 148. [219], I, 151. [579], I, 104. ]835], 149. [486], 492. [1395], 180, 345. [251], 220. [1356], 136. [1526], 217—218. [675], 72.

²⁷    Pallad. dial. 9; 20. Soz. 8,24. Zos. 5,23,4. [554], 163. [92]. II. 262, 344. [559], 37.

²⁸  Pallad. dial. c. 2; 4. Hieron. ep. 130,16. lnnoz. I. ep. 12. Soz. h. e. 8,26,1. [92]. I, 333; 11. 254, 277. [243], 1, 318—319. [317], 116. [579], 1, 104—105. (318]. 19—20. [585], 266—267 [1526], 219. [1356], 138—139.

²⁹  [317], 114.

³⁰  Vita Dom. Styl. 31. Malal. 15,24. Zon. 13,22. [1073], HI, 420. [92], 11, 8—9. [251], 119—120. [403], 130,135.

³¹  Kyrill. Alex. ep. 75. Marcell. comes a. 428 [1144], HI. 500. [92]. II, 379. BKV, 1935, 11. [251], 222—223.

³²   Kyrill. Alex. ep. 10; 17. [640], 451. [554], 224. [1343], 418. [1320], 3—4, 7 [400], 62. [243], I, 463. BKV, 1935, 86—87. ]752], 549. [1442], 91. [547], 1. (137). 278—279. [230], 153—154, 156—157. [736], 170—171. [286], 148. [579], I, 106. [582], 261. [1541], 107. [251], 226. [1164], 190. [19]. 257. [1526], 283. [1127], 167.

³³  Socrat. h. e. 7,29. [1491], VII, 52—53. [863], I. A., VII. 885—886. [540], 159. [286], 139. [228], 29—30. [38]. 336. [1096], 215.

³⁴  Socrat. h. e. 7,29; 7,31. Marcell. comes 428; 429. [863], 2. A., VII, 885—886. [759], 1082—1083. [640], 848. [554], 287—288. [1188], VI, 199—200, 435—436. [598], 4. A.. 1920, 355 Цит. no: [228], 30. [1343], 450. [752], 35—36. [1096], 215— 216.

³⁵  [243], I, 390. [1186], 220—221.

³⁶  [622], I. 130; II. 88.

³⁷  Athan. or. 1 adv. Arian. c. 39. advers. Apoll. 1.10; 1,12. [640], 410, 447. [399], 220, 230. [400], 56. [688], 99—100. [923], 152—153. [195], 187.

³⁸  [1186], 214. [579], I, 110.

³⁹   [228], 39. Ср. также: [137], 278—279. Здесь содержится признание того факта, что выступление Кирилла против Нестория было вызвано «церковно- политической ревностью патриарха Александрии к выдвинувшемуся в 381 г. на первое место патриарху Константинополя».

⁴⁰  [228], 40—41

⁴³   Socrat. h. е. 7,29; 7, 32. АСО, I. 1,1,10; 2,13,27; 4,5,22. Nestor, ad Caelest. ер. 1,2; 2,1. [1144], III, 300. [759]. 1082. 1091—1092. (37). 293—294. [38], 313, 323. [640], 449—450. [1320], 4. [243], I, 400. [892], 22, 35, 43, 237, 252—253. BKV. 1935, 13. [400]. 62. Ср. также: [321], 360, 364. [230], 158—159. [579], I, 108. [294], I, 279—280. [219]. I, 351—352 [1186]. 214, 221 [286], 138—139. 147 [228], 15—16, 32, 43. [827], I. 137—138 [251], 228. [19]. 258 [538|. 642. 646 [539). 121—122. [1395], 323. [1526], 284—285. 288.

⁴⁴  Siric. ер. 9. (Это место, вероятно, восходит к Амвросию. — К. Д) [863], 2. А., II, 602—603 [5141, 46. [585), 265.

⁴⁵  Лк., 1,43 [759], 1071. 1091. [228], 15—16 [3071, 97—98 [2]. 256.

⁴⁶  [759]. 1091. См. также. [757]. 120.

⁴⁷  [7591, 1080.

⁴⁸  АСО. I. 1.1.25. [228], 225. [1209], 212—213.

⁴⁹  [1209], 212—213.

⁵⁰  [243], I, 401—402. [228], 46—47 Ср. далее: [286], 149.

⁵¹  АСО, I, 1,5,10; 2,12,20. [714], 510. [19], 264. См. также след. прим.

⁵²  Socrat. h. е. 7,29. Kyrill. Alex. ер. 11. JK, 372. АСО, I, 2,5. Coelestin. I. ep. 11. Coll. Casin 2,81. [37], 243. BKV, 1935, 14. [813], 385. [384]. «Философия», 236. [759], 1083—1084 [890], 183, 297. [1343], 450. [243], I, 389. 393. [1188], rV. 207, 437—438. [230], 158—159. [228], 38—39. 45. [579], I. 111—112 [980], № 427 [251]. 229. [827]. I, 138. [1395], 345. [15261. 283. [1096], 216—217. [286], 154. [582], 261. [1185]. 166. [1319].

⁵³  AAS XXIII, 1931, 483. [866]. IX, 753. [102], 41 [227], 59. [228], 50—51, 212— 213. [1278], 373. [195], 169.

⁵⁴  АСО, I, 1,1,114. [243], I, 401. [1186]. II. 236—237. [228], 50—51.

⁵⁵  Coelest. I. ep. 19.2 (АСО, I. 2.25).

⁵⁶  [1131], 215.

⁵⁷   Kyrill. Alex. ep. 20. [6151, II, 165. [243], I. 403—404. [137], 279. [228], 54— 54. 57. [286], 161, 168.

⁵⁸   [38]. 286. [1343], 450. [2431, I, 402. [228], 76—77. [137], I. 279. [752], 552 Этот католический автор сообщает о «вооруженной свите» Нестория. Опи­сывая же прибытие на собор Кирилла, ои говорит только о сопровождавших его «примерно 50 египетских епископах», от которых Кирилл требовал «иск­ренних молитв».

⁵⁹   Kyrill. Alex. ер. 17. apol. ad Theod. 18. АСО, I, 1,2,3. (Акты собора на ла­тинском языке: АСО, I, 3,52) JK, 378. Coll. Veron. 9. Enchiridion Symbolorum coll. Denzinger-Umberg, 1947, 113. Coelest. I. ep. 16. [759], 1084. [866], 753. [37], 244, 293. [38], 284. [813], 158. [1343], 452. [1320], 12, 28. 49. [243], I, 390, 403 BKV. 1935, 15. [230], 160. [1518], 62. [4001, 65. [579], I, 112. [228], 53. [1186], II, 237— 238. [827], I, 138. [350]. 129. [805], 4—5. [1319], 33. [582]. 261—262. [49], 387 [486], 500—501. [540], 160. [585], 109—110. [19], 265—266 [675], 162. [1526], 289.

⁶⁰  Kyrill. Alex. ep. 24. [228], 57. [585], 109.

⁶¹  Kyrill. Alex. ep. 24.

⁶²  AAS 23, 1931, 10. 511—512. [228], 76. 83. [400], I, 69.

⁶³  АСО. I, 1,1,54. [228], 76—77.

⁶⁴  Theodor. Cyr. ep. 162.

⁶⁵  Liber Heracl. c. 195. [243], I. 408, 415. [228], 55. [1064]. 32. [1319], 34—35. [1526], 292.

⁶⁶  [243], I, 410—411. [579], I. 113. Ср. также след. примеч.

⁶⁷  [5791, I, 113. [1319], 33.

⁶⁸   АСО. I, 1,5,13; 1,5,19. Socrat. h. e. 7,34. Nestor Lib Heracl. 372. [863], 1 A., IX. 243. [1343], 12—13. [400]. 67 [228], 62. [579], I. 112—113. [1186], II. 237 [827], I, 139. [923], 156. [49], 387. [251]. 231—232. [1319], 36—37. [538], 642. [19], 266. [317], 133—134. [675], 165. [585], 110—111. [1526], 291.

⁶⁹  Акты этого заседания: АСО, I. 1.3,53. [243], I, 408. [579], I, 112. [228], 53. [1319], 34. [1526], 292.

⁷⁰  Vita S. Dalmatii. [371, 243. [38], 284. [640], 457—458. [2431, I. 404—405, 410. [752], 554—555. BKV. 1935, 12, 15. [400], 67—68. [1186], II. 238. [2281, 65. [3171, 133—134. [19], 266 К. Rahner цит по [1164]. 198 [1319], 34. [541], I, 245. [585], 111.

⁷¹    Bibl. Casinens. 1,2,46. ACO, I, 4,222. [1188], VI, 230—231. 444. [1343], 454—455. [747]. Ill, 259. [243], I. 412—413. [1320], 12. BKV, 1935, 17 [400], 71. Ав тор относит акт дарения к 433 г., тем самым преуменьшая значение тогдаш­ней «победы». [230], 160—161. [32], 239. [579], I, 112. [294], I, 280, 393. [827], I, 139—140 [923], 156. [219], I, 353—354 [228], 66. [19], 266. [251], 232. [541]. I, 245. [1526]. 287.

⁷²  Euseb. h. е. 5.18,12; 5,28,10 [1343], 457. [91], 156—157. [70], 203.

⁷³   [759], 1087—1088, 1095. [1284], I, 239; И, 116 [286], 131. Miltner цит по [1060], 24. Ср. также: [321], 365.

⁷⁴  Несколько отличный от этого вариант «Liber Heraklidis» содержался в сирийской рукописи, которая погибла на территории Курдистана в годы Первой мировой войны. Кирилл Александрийский, Христос един — ACO, I, 1,3; 1,7,71. Nestor. Lib. Herakl. 388. Socrat. h. e. 7,37.19 [37], 245, 293—294. [38], 286. [1343], 450—451, 455. [1188], VI. 436. [1320]. 16—17. [243]. I, 389. 413. [400], 68, 71—72. [230], 162. [579], I, 114—115. [704], 26. [1186], II, 238. [46], 117. [1], 259. [451]. 84. [827], I, 139—140 [286]. 176—177. [228], 67. [486], 502—503. [251], 232—233. [52], 70—71. [585], HI. [1096], 216, 221—222.

⁷⁵  Coelest. I. ep. 22,3 (Mansi V. 267 E), ep. 23,1 (Mansi V, 270 AB). [579], I, 115. [1414], 57—58. С указанием на: JK 386 (ACO, I, 2,89)

⁷⁶  [384], IV. 219. [243], I. 410. [317], I. 281. [228], 68, 81. [286], 131, 162.

⁷⁷  [863], 1. A., Ill, 711—712; 2. A., Ill, 920—921 [286], 186.

⁷⁸  PG 77, 169. ACO. I, 1,4,5; 4.18; 4,145. Coelest. I. ep. 22. [1491], X, 151—152 [813], 385. [38], 284. [752], 556. [400], 69. [1186], II. 238. [579]. I. 115. [102], 284 [228], 244. [137], I, 280. [286], 181. [585], 113. [866], 754. Ср. также пред. и след прим.

⁷⁹  ACO, I, 1,1,7; 15; 1,4,25. Kyrill. Alex. ep. 38 Sixt. Ill ep 6 Coelest. I ep 4.1. Joh. Ant. ep. ad Prod [714], 510. [813], 298, 385. [863], 1. A., II, 824. [384], «Философия», 236. [37]. 243. [826], 29. [1496], 558—559. [640], 454 [846], I, 620 [1343], 456. [979], 9. [752], 670—671 [243], I. 415. [400], 72. [230], 161—162 [299], 139. [541], 5. [547], 1. [1209], 241. [735], 119. [1186], II, 217, 239. [1]. 259 [294], I, 280, 400. [1044], 38. [451]. 84. [1005], 227, 233. [228], 87. [46], 117. [137], 281. [286], 182—183. [827], 140 [251], 232. [19]. 268, 284. [457], 32. 47. |1395], 323. [102], 284 [1526], 298—299.

⁸⁰  ACO. I, 1,4.15. PG 77, 173.

⁸¹  ACO. I, 1,4,7 PG 77,169. [400], 71.

⁸²  [545], 123. Ср.: [1], 265. [579], 1,107. [1199], 19. [1200], 37—38

⁸³  [1320], 11, 20, 50—51.

⁸⁴  [813], 157. [1061], 48—49. [228], 40. Этот католический автор тоже не мо­жет найти во властолюбии Кирилла ничего кроме намерения «обеспечить преобладание Александрии над Константинополем».

⁸⁵   Kyrill. Alex. ер. 39. «Императору об истинной вере», 5; 10; 15. Advers nolentes confit. sanct. virg. esse Deiparam 1; 6; 10; 18; 29. «Христос един», в: BKV. 1935. 114, 142, 146, 186. ep. 17 (Migne 77.105. 3 Послание Несторию) BKV, 1935, введение, 18. [38], 284.

⁸⁶  Kyrill. Alex. «Императору об истинной вере», 9; 12; 23. «Христос един» в: BKV, 1935. 133, 156, 163. Socrat. h. е. 7,7; 7,29. Cod. Theod. 16,5,65. Ps. 7,13. [714], 499—500, 508—509. [1073], 411. [384], «Религия», II, 121 [813], 154—155 [1343], 413. 418. BKV, 1935. введение, 17. [243], I, 389. [1380], 294. [230], 156. [736], 171.

⁸⁷   Epiphan. haer 80,1. Theodor. haer. 4,11. hist. 4,11. [863]. 1. A . I, 780—781; VII, 114. [813], 70. [640]. 396—397. [1395], 318.

⁸⁸  Kyrill. Alex. «Христос един». Advers. nolentes confit. sanct. virg. esse Dei­param, 1; 6; 10—11.

⁸⁹  |7141. 503, 508. [686]. 93. Ср. также предисловие к работе, которая «в переломную эпоху уделяет особенное внимание ведущим религиозным дея­телям нашего времени и нашего народа».

⁹⁰  Kyrill. Alex. «Против противников имени «Богородица», 10; 15; 17. Soc­rat 7,13 Cod. Theod. 16,2,42. [714]. 506—507. [1073), HI. 411. [554J. 225. [1343]. 418 [1282]. 15 [1284], I, 588—589. BKV, 1935, 179, 199. [856], 16. [1380]. 294— 295. [289], 185. [219], I, 218 [1296], 113. [828], 37. [1003], 9. [110], 17—18 [1161]. 223. [582], 261. [1395], 285—286. 310—311, 347.

⁹¹ Socrat. h. e. 7,14. Philostorg. 8,9 Synes. ep. 10; 15; 16; 33; 81; 124; 133; 136; 154; 159. [5541, 228. [1188], VI, 76. [1343], 419—420. [1380], 295—296. [1284], I, 613. [1280], 322—323. [230], 156. [219], I 217. [831], 151. [1161], 214. [1395], 285— 286 [571], 209—210. [583], 534.

⁹²   [714], 504. [38]. 226. [813]. 459. [554], 233. [582], 261. [1395]. 286.

⁹³   Kyrill. Alex. «Императору об истинной вере», 2. [714], 505.

⁹⁴  Kyrill. Alex. «Императору об истинной вере». 2. [813]. 160. [230], 153. [228], 40. [1093], 330. [828], 37. L. S. Le Nain de Tillemont, Memories pour servit a 1'Histone Ecclesiastique XIV, 1709, 541. Цит. no: [228]. Newman цит. no: [286], 148. От произведения Кирилла «Против Юлиана» сохранились первые десять книг.

⁹⁵   Geffcken цит. по: [1395], 289. [228], 40.

⁹⁶  Цит. по: [582], 262.

⁹⁷  [863], 1. А.. IX, 243; 2. А.. IX. 390—391. [813], 451 [38], 268. [1550], 271 — 272. [852], 1—2, 39. 47, 62, 92. [1343], 447—448. [294], 1, 155. [831], 153.

⁹⁸  Втор.. 25,2; 16. Syn. Tol. с. 2. [1144], IX, 479—480. 485. [777]. 49 [639]. I, 381, 387.

⁹⁹  [852], 48—49, 51.

¹⁰⁰  Engberding в: [8631. 1. А.. IX. 243; 2. А, IX, 390—391 [852], 51. 140.

¹⁰¹  [852], 63. 145.

¹⁰²  [852], 113, 138—139.

¹⁰³  [852], 142—143.

¹⁰⁴  [8521, 157.

¹⁰⁵  [863], 1- А., IX, 243; 2. А., IX. 390—391. [831], 148—149. [573], 82, 95.

¹⁰⁶  Liban. or. 30,8; 30,54. [1188], V. 220. [187], 125, 128—129.

¹⁰⁷  Ambros. ер. 41,27. Cod. Theod. 16,3,1. Liban. Pro templis c. 3. Eunap. Vita Aedes. [384], «Философия», III, 59—60. [1316], I, 267. [1343], 321—322. [493], 114. [1188], V. 220. [294], 1, 166. [1427], 275. [831], 152.

¹⁰⁸  Socrat. h. e. 3.2. Cod. Theod 16,10.15; 16,10,25. Soz. 7,15,3; 7,20,3. [1144]. II, 1229—1230; IV. 64. [542], 22. [1343], 321. [1431], 37. [709], 32—33. [1539], 1.

¹⁰⁹  [852], 176—177..

^1,0 [1144]. IV, 82. |476], 812—813. [852]. 182. [1343], 447. [493], 195—196. [831], 158.

¹¹¹  [852], 178.

¹¹²  Ср. прежде всего примеч. 113.

¹¹³   [863], 1. A., IX, 243. [1550], 271—272. [1343], 448. [831], 159—160. [187],

133.

¹¹⁴  [863], 1. A, IX, 243. [38], 268. [1343], 448.

¹¹⁵  [606], 107. [541], П. 4. [400], 73—74. Согласно автору, монофизитство — не что иное, как «крайняя форма александрийской христологии».

¹¹⁶  [400], 74—75. [228], 94. (1319J, 41—42. [585], 116—117.

^1,7 Theophan. а т. 5940. Nikeph Kali. 14,17. [1338], XXX. [1186], И. 255. [228], 91, 98—99. [19], 268 [251], 234—235.

¹¹⁸  Ср. Camelot в: [863]. 2. А.. III, 1213—1214. [725], 3, 16. Мною проблема Бога подробно рассмотрена в: [327], 117 — К. Д. [137], 284. [585]. 117.

¹¹⁹  (540], I. 196.

¹²⁰  Theodor. ep. 79. Leo I. ep. 20; 28; 35; 88.2. [813], 42, 380—381. ]384], «Ре­лигия», I, 240. [542], 513. [1338], XXVI1I-XX1X. [243]. I, 464—465. 481—482. [400], 74. [1130], 333. [228], 89—90, 98—99. [688], 99—100 [1064], 32—33. [251] 235— 236

¹²¹  Mansi VI, 1016. [863], 2. A.. Ill, 409—410. [1343], 460. [400], 75. [579], I, 128. [294], I. 242, 393. [923]. 154. [70], II. 202. 243.

¹²²   Theodor. ep 86. [813], 215—216 480—481. [243], I. 466 [70], II, 203. [228], 94

¹²³  ACO II, 1,1,131. Theodor. ep. 85. Lib. Heraclid. 294. [863], 1. A., VIII, 650. [813], 207—208. [1188], VI, 208, 249, 451. [1343], 461. [243], I, 466—467. [400], 74 [228|, 99—100. ]70], II, 206. [286], 198—199.

¹²⁴  ACO II, 1 1,124. [1338], XXIX. [70] 206. [228], 99.

¹²⁵   ACO II, 1,1,123. Leo I. ep. 21; 28, 34. Flavian; Migne PG 54.723. [863], 2. A., IV. 161. [1338], XXIX. [1343], 460. ]243], I, 467. [768], 53 |70], 206. 208. ]579], I, 129—130. [1186], II, 255—256. [540], 195. [228], 98. 100—101. [251], 236 [19], 271.

¹²⁶   ACO II, 1,1,39; 1,1,175; II. 1,2,45; II, 4,143, II. 5,117. Leo I. ep. 21, 24. ad Theodosium, 26, 29. [813], 215—216. [1338], XXX. [243], I, 267 [1343] [768], 56. [70], 221. [228], 101. [585], 118. [1526], 318.

¹²⁷  ACO II. 1,1,69. Mansi conc. Coll. VI, 605. Leo I. ep. 9; 120,2. [863], 1. A.. I. 989 [776], 347. [1343], 463. ]243], I. 457, 483 [400], 75. [676]. 20. 34 [70], 231. [228], 107. 117—118, 120. [579]. I, 132. [137], 284 [585], 118—119

¹²⁸   Kyrill. Alex ep. 40, 46,2. Leo I ep. 28 (Tomus ad Flavianum). ep 29. Об отказе папы Льва I от участия в Соборе: ер. 31. [863], 1. А., VIII, 650. [1338], XXXI-XXXII. [243], I, 483. [37], 270 [228], 108, 118—119. [251], 236.

¹²⁹  [1186], II, 256. С указанием источников. Ср. также след примеч.

¹³⁰  Mansi VI. 905 ACO II. 1,1,111: И, 1,2,116; II, 1,1,191; II. 1,78; II, 5,118 Nestor. Lib. Heracl. 494. Prosper. Chron. a. 448. Ср. письмо Илария Пульхерии от 13 октября 449 г. Leo I. ер. 46. [863], 1. А., IV, 29; VIII, 650—651. [38]. 347—348. [848]. II, 160—161. [542], 313—314. [1338], XXXI. [1343], 464. Автор сомневает ся, что Флавиан умер от раны. [243], I. 487—488. [579], I, 132—133. [400], 75— 76. [338], 980. [1197], 70 [228], 109, 117 [249], 16. [251], 236—237. [1360], IV, 27— 28. [513], 285. [541], 249. [49], 389—390. [585], 119—120. [19], 272, 278—279 [947], 8.

¹³¹  ACO II, 2,1,79.

¹³²  Theodor. ер 113, 116, 118.

¹³³  Mansi Conc. coll. VI, 1009, 1045. Leo I. ep. 44,1; 45; 95,2. [472], 91. Автор сообщает, что 135 епископов подписали «отлучение правоверного Флавиа- на». [863], 1. А, VIII. 650—651. [400], 76. [243]. I, 492, 511. 515. [228], 124. [1186], 256—257. [70], 227 [579], I, 133 [251], 237. [19], 272—273.

¹³⁴  Leo I. ер 44 (PL 54,827)

¹³⁵  Leo I. ер. 44.[1131], 219.

¹³⁶  Mansi Conc. coll. VI, 1045. Leo I. ep. 103. Ср.: (243], I. 492, 497, 525.

¹³⁷  Mansi Conc. coll. VII, 495. Valentin an Theod Leo I. ep 55. Gala Plac an Theod.: Leo I ep. 56. Eudoc. an Theod.: Leo I. ep 57. Leo I ep. 30; 43, 54; 62. Socrat. h. e. 7,22. Theodor. h. e. 5,36,3. [542], 314—315. [1338], XXXIV. [1343], 417, 464. [752], 564. [243]. I. 492, 499. [1129], 185. [767], 17—18. [768]. 63. [228], 126. [70], 231. [219], I, 214. [513], 252—253. [579], I, 132. [1319]. 42—43 [19], 273. [1526], 327.

¹³⁸    Prosper. Epit Chron. a. 450. Leo I. ep. 73; 75; 78; 80; 89. Prokop. bell, vand. 1,4. Euarg. 2,1. Marc, comes ad a. 450. [863], 2. A, I, 497. [384], «История», I, 152. [1316], I. 378. |1338], XXXVIII. (1343], 464. [243], I, 502. [768], 75 [767], 84. [294], I, 282—283 [219], I. 236 [286], 191—192. [1131], 215. [228]. 129. [579], I, 136. [251]. 237. [19], 273—274 [1526]. 329.

¹³⁹  Leo I. ep. 93. [243]. I, 509—510 [513], 257. ]286], 193. [1319], 44—45.

¹⁴⁰ Mansi Cone. coll. VI, 580. Leo I. ep. 80, 83; 88 94. Pius XI Lux ventatis v 25 Dezember 1931, AAS 23, 1931, 493 Pius XII. Sempitemus Rex v. 8. September 1951, AAS 43, 1951, 625. (243), I, 504, 509. [1338], XL. [513], 257, 262 [294], I, 282—283. [286], 196. [539], 16, 22. В труде содержится очень короткий обзор историографии н великолепный восьмидесятистраннчный обзор источников. [1058]. 397. [228], 132, 146, 152. [805], 7. [137], I. 285. [1319], 43—44. [1278], 365 [19], 274—275.

¹⁴¹  ACO II. 1,1,65 (Цит. по: [1444], 86) [863], 1. А., II. 822 [780], 134. [752], 567. [873], 47.

¹⁴² Leo I. ер. 89, 93, 103 ad episc Galliamm. [243], I, 509 [1294], II, 950—951 [752], 567 [286], 236—237. См. примеч. 140.

¹⁴³  Leo I. ep 93.

¹⁴⁴  ACO II, 1,2,93. Ср.: [1294], 951 В работе все указания на источники [1526], 336.

¹⁴⁵ Mansi Cone coll VI. 929. 931, 985 Leo I ep 102,2. [640]. 471—472. [542], 315—316. [1343], 462—463, 467. [243], I. 515. [423], 11 [768], 84—85 [974], 5. [1186], II, 263. [1294], 950. [294], I, 284 [923], 157. [513], 261—262. [228], 136 [251], 237 [1319], 45.

¹⁴⁶  Leo I. ep 104. ACO II, 4.55 [667], 17—18 [736], 172.

¹⁴⁷  [863], ' A.. Ill, 625—626. [1443]. 606. [1058]. I. 391.

¹⁴⁸  [599], I. 75. [151], 33. [559], 63—64. [870], Ш. 102

¹⁴⁹  [1058], 410 [559]

¹⁵⁰ Mansi Cone. coll. VI, 553, 580, 972. ACO II, 1,2,69; II. 1,2,Bl. Leo I. ep. 94. [1338], XLI-XLII. [243]. I. 511 [228]. 141, 148. [541], II, 320. [294], I. 283—284. [768], 85. [1317], 211. [251], 240. [1319], 44 [1526], 13, 336.

¹⁵¹ [1319], 46—47.

¹⁵²  Leo I. ep 28 (Tomus ad Flavianum).

¹⁵³  [598], 379. [1186], 2. A., 239.240. См к этому: [243], I, 478. ¹⁴⁴ Hieron. ep. ad Nepot. 52,8.

¹⁵⁵  [243], I. 512 [1294], 951 [1186], 259. [286], 197 [1319], 46.

¹⁵⁶  [243], I, 512—515. [286], 236—237. [1186], 259. Ср. также след. прим.

¹⁵⁷ ACO П, 1,1,66. [1443], 603. [70], 238—239. [1186], 259—260. [228], 94—95, 138, 147, 171. Duchesne, Historie ancienne II, 394 Цит. no: [228], 94—95.

¹⁵⁸  Mansi Cone. coll. VII, 49. ACO II. 1,2,110. Euagr. h. e. 2.5. [243], I, 516 [70]. 255. [1186], 260. [228], 147

¹⁵⁹  [367], 82—83.

¹⁶⁰  ACO II. 1,3,88; II, 1,3,99. Mansi Cone. coll. VII, 452. Leo I. ep. 104, 115. [1343], 469—470 [1338], XLIII-XLIV. [1324], 611. [243], I. 518, 527 [941], 433, 451. [667], 15. [286], 238. [228], 182. [980], № 456. [1319], 29—30, 47. [1526], 156, 162, 339.

¹⁶¹  Leo I. ep. 105,3; 106,1. [723], 59 [1526], 167, 343—344.

¹⁶²  [539], 128.

¹⁶³  Leo I. ep. 10,9; 106.