>>>
М.Э.: А что важнее для педагога: подчеркнуть уникальность Холокоста или показать его место в ряду других трагических событий XX века?
Микаэль Энокссон: Важно и то, и другое. Холокост был уникальным событием, но много практически важных знаний можно почерпнуть, изучая и другие трагические страницы новейшего времени. Холокост хорошо изучен, и методики его преподавания досконально разработаны. По таким же событиям, как история ГУЛАГа или геноцид в Руанде, найти источники, особенно адаптированные для подростков, куда сложнее.
С другой стороны, мы все европейцы, а Холокост – дело европейское. Шведы – северные германцы, и не могут не чувствовать своей ответственности за то, что не сделали всего возможного для предотвращения этой трагедии.
М.Э.: Сейчас историю Холокоста начинают изучать и на постсоветском пространстве. С какими основными трудностями, на Ваш взгляд, столкнутся наши учителя в ходе преподавания этого курса?
Микаэль Энокссон: В СССР почти все семьи были так или иначе затронуты войной. В России большинство жителей боролись с нацизмом либо пострадали от него, но, скажем, на Украине или в Латвии было немало палачей. Ребенок, изучающий историю Холокоста, знает, что его дедушка или другой родственник расстреливал евреев или организовывал их депортацию, – вот ситуация, с которой мне в Швеции сталкиваться не приходится.

Борис Дубин
Борис Дубин: «Дожидаться благоприятного фона не приходится, надо действовать сегодня»
Михаил Эдельштейн: Знаний о Холокосте в России меньше, чем в западном мире, а «усталость от Холокоста», нежелание воспринимать новую информацию о нем, распространены гораздо шире. Как Вы, социолог, можете прокомментировать этот феномен?
Борис Дубин: Действительно, около 80% американцев называют Холокост важнейшим событием XX века, у нас же он по аналогичным опросам находится где-то в конце второго десятка. И это, конечно, результат того, что работа по информированию американского общества о Холокосте, начавшись еще во время войны, с тех пор не прерывалась. То есть состояние проблемы как проблемы должно быть чем-то поддержано. В российских же условиях группы, которые могут задавать какую-то дискуссию, имеют слишком ограниченный интеллектуальный и социальный ресурс, чтобы заинтересовать той или иной проблемой другие слои населения.
Это выяснилось еще в самом начале 90-х годов, когда в журналах, которые тогда только-только приоткрылись, вдруг стали говорить: «Ой, опять о лагерях. Хватит, все устали». «Устали» – это значит, что слой, который в принципе интересуется социальными, культурными проблемами и может привлечь к ним общественное внимание, чрезвычайно тонок и невлиятелен. Понятно, что его таким сделали, но его сделали именно таким. Интеллигенция обсуждает свои проблемы на кухнях, а вовне они не выходят.
М.Э.: А эта разница в определении важнейших событий XX века американцами и россиянами – она связана только со слабостью социальной коммуникации в нашем обществе?
Б.Д.: Во-первых, различен сам тип события. Россию сейчас интересуют события, которые подчеркивали бы, что мы впереди планеты всей, тогда как взрослое сознание (а американское общество – взрослое общество) не избегает осмысления неприятных событий. Во-вторых, в Америке, как мы говорили, все эти годы шла мощнейшая работа, в том числе и в формах массовой культуры. В этих условиях может появиться, например, замечательный комикс Арта Шпигельмана, где мыши и кошки разыгрывают ситуацию концлагеря, и это не становится потешно, не снижает уровень разговора. Вот работа взрослых людей, которые понимают, что и в условной форме могут обсуждаться серьезные вещи.
М.Э.: Насколько благоприятен сейчас общественный фон для начала разговора о Холокосте в российских школах?
Б.Д.: Фон, конечно, неблагоприятен, но он никогда и не был особенно благоприятен. Попытки поднять еврейский вопрос в России всегда совпадали с краткими периодами оттепели. А потом наступало похолодание, и вдруг оказывалось, что в условиях похолодания можно сосредоточить силы на том, чтобы вернуть внимание общества к этой проблеме. «Тяжелый песок» Анатолия Рыбакова вышел в самый разгар застоя, но автор приложил все силы для того, чтобы его пробить, и это удалось. Григорий Канович писал и печатался тоже не в оттепельный период, а в самый-самый что ни на есть застойный. Дожидаться благоприятного фона не приходится, надо действовать сегодня. Ситуация с учебниками истории сейчас меняется не в лучшую сторону, но это только означает, что придется потратить больше сил на решение этого вопроса, вот и все..."
"Они" научно исследуют как преодолеть у наших детей сопротивление к лжи о холокосте....методики вырабатывают.