В 1917 году много было вероотступников, предателей. Царя своего - РПЦ в тяжёлый час предала.
Из 136 человек придворных соборов и церквей — протоиереев, священников, протодьяконов, дьяконов, псаломщиков — ни один не последовал за государем в заточение, ни один не разделил с ним его мученического креста. Что говорить!
Были среди пошедших на крест за императором дворяне, и дворянин доктор Е. С. Боткин писал из екатеринбургского заточения: “Я умер — умер для своих детей, для друзей, для дела... чтобы исполнить свой врачебный долг до конца”, А дворянин генерал-адъютант И. Л. Татищев вспоминал о своем решении на просьбу государя поехать с ним в ссылку: “На такое монаршее благоволение у кого и могла ли позволить совесть дерзнуть отказать Государю в такую тяжелую минуту”. Были среди верных слуг царевых крестьяне и мещане, и камердинер государыни крестьянин Волков о своей верности царю говорил просто: “Это была самая святая чистая семья!” Были у семьи верные слуги-иностранцы и иноверцы — англичанин Гиббс и француз Жильяр. Духовных лиц среди последовавших за царем в заточение не было!
Епископ Свердловскский Григорий, поведший с большевиками примирительно-соглашательскую политику, имел возможность не только облегчить положение узников, а, если бы желал, и помочь их спасению, однако ничего для этого не сделал. Уже после злодейского страшного убийства на допросе у Соколова он даже не выразил сочувствия мученикам.
Свердловскский священник о. Иоанн (Сторожев) трижды служил обедницу в Ипатьевском доме, был рядом с государем накануне его смерти, но и обмолвиться словом не решился. Страшно было, как же, на обеднице присутствовал сам комендант Юровский, “известный своей жестокостью”. Зато с этим иудеем, палачом священник нашел время поговорить о своем здоровье, кашель-де одолел. Но именно этому человеку, носившему звание священнослужителя (позже он станет адвокатом), волею Божией довелось приуготовить государя и семью Романовых к последнему смертному пути, причем сам он понял это уже много позже свершенного убийства. Следователю Соколову сам Иоанн Сторожев об этом рассказывал так: “Став на свое место, мы с дьяконом начали последование обедницы. По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитвословие “Со святыми упокой”. Почему-то на этот раз дьякон, вместо прочтения, запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава (а поют “Со святыми упокой” на отпевании и панихиде. —Т. М.). Но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади нас члены семьи Романовых опустились на колени. Когда я выходил и шел очень близко от бывших великих княжен, мне послышались едва уловимые слова: “Благодарю”.
Царская семья, с изумлением отмечал Сторожев, выражала “исключительную почтительность к священному сану”: при входе в зал священника отдавали ему поклон. Сам же Сторожев не имел воли выразить почтительность к священному сану царя и лишь “молчаливо приветствовал” семью. “Молчаливо приветствовал”! Какое страшное признание в царе-отступничестве стоит за этими словами. Еще недавно он дерзнуть не мог, помыслить даже о чести оказаться вблизи помазанника Божия, а теперь “молчаливо приветствовал” его величество, то есть кивал ему головой, отвергая в страхе иудейском голос совести, что царь остался царем, что воля людская, отвергшая его самодержавие и презревшая его помазанничество, — ничто в очах Божиих.
Одна за другой летели в Святейший Синод телеграммы: “Обер-прокурору Св. Синода. 10.3.1917. Из Новочеркасска. Жду распоряжений относительно изменения текста присяги для ставленников. Крайняя нужда в этом по Донской епархии. Архиепископ Донской Митрофан”. Чудовищно, но к ставленнической присяге священника царю отнеслись как к устаревшему и должному быть упраздненным обычаю, не более.
...